Удивительно, насколько широко обсуждается тема экономического кризиса. Трудно найти кого-то, кто не слышал бы о нем и не считал своим долгом выразить свое негативное отношение к происходящим в нашем мире процессам.
Кризис действительно затронул многих людей, многим действительно стало сложнее жить, у кого-то уменьшилась зарплата, кто-то потерял работу, кто-то потерял веру в стабильное «завтра». Человек по своей природе стремится к тому, чтобы поддерживать характер своей жизни безоблачным, чтобы ничто не нарушило того характера жизни легкой, приятной, веселой и всегда приличной и одобряемой обществом, который представляется для человека желанным.
Несомненно, экономический кризис вторгается в жизнь и грозит нарушить желанный характер жизни, что не может не вызывать огорчение. Но в жизни каждого человека может наступить кризис намного более серьезный, который по-настоящему затронет все аспекты его бытия.
Лев Николаевич Толстой в рассказе «Смерть Ивана Ильича» показывает нам образ человека, хоть и жившего более 100 лет назад, но, тем не менее, не потерявший своей актуальности и сегодня. Более того, этот образ становится еще более актуальным сегодня, во времена глобального экономического кризиса.
Иван Ильич – это типичный образ человека, который прилагал все усилия к тому, чтобы «ничто не нарушило того характера жизни легкой, приятной, веселой и всегда приличной и одобряемой обществом, который он считал свойственной жизни». Это было мотивирующим фактором в принятии решений. Его учеба, женитьба, карьера – все служило достижению этой цели. До какой-то поры ему удавалось дистанцироваться от всего, что грозило нарушить легкий и приличный характер его жизни, и, казалось бы, его жизнь была счастливой.
Но однажды в его жизнь вторглось нечто, от чего он не смог дистанцироваться. Неизлечимая болезнь, казалось бы, навсегда сделала невозможным поддерживать характер жизни легкий и приличный. И наступает момент, когда он осознает, что смерть неминуема.
"Слепая кишка? Почка, - сказал он себе. - Не в слепой кишке, не в почке дело, а в жизни и... смерти. Да, жизнь была и вот уходит, уходит, и я не могу удержать ее. Да. Зачем обманывать себя? Разве не очевидно всем, кроме меня, что я умираю, и вопрос только в числе недель, дней - сейчас, может быть. То свет был, а теперь мрак. То я здесь был, а теперь туда! Куда?" Его обдало холодом, дыхание остановилось. Он слышал только удары сердца.
"Меня не будет, так что же будет? Ничего не будет. Так где же я буду, когда меня не будет? Неужели смерть? Нет, не хочу... - Смерть, Да, смерть. Им все равно, а они также умрут. Дурачье. Мне раньше, а им после; и им то же будет. А И ему стало мучительно, невыносимо тяжело. Не может же быть, чтоб все всегда были обречены на этот ужасный страх».
Осознание приближающейся смерти мучило его. К ней он оказался совершенно не готов. Смерть представлялась ему самым ужасным исходом.
"Все то же и то же, все эти бесконечные дни и ночи. Хоть бы скорее. Что скорее? Смерть, мрак. Нет, нет. Все лучше смерти!"
Я думаю, что каждый человек рано или поздно сталкивался с осознанием неизбежности смерти. Человек постоянно пытается казаться самому себе кем-то, кто управляет своей жизнью, кто все контролирует, кем-то, вокруг кого все вращается. Но как бы человек не старался, все, что ему остается, – это стареть. Если посмотреть честно, то человек лишь плывет по течению к старости и ничего не может с этим поделать. Дни человека уходят безвозвратно.
Совсем другое восприятие смерти мы находим у апостола Павла. Абсолютно противоположное. Настолько разительный контраст, как контраст света и тьмы, безнадежной печали и радостного предвкушения, глубокого несчастья и такого же глубокого и непоколебимого счастья.
Когда читаешь то, что Павел написал верующим в Коринфе, чтобы ободрить их в нелегкой их жизни, понимаешь, что он не только не боялся смерти, наоборот, казалось бы, он ее желал. И не потому, что ему плохо было, или он ненавидел жизнь, нет, но потому что он ясно, абсолютно ясно понимал, что земная жизнь – это не все, и со смертью все не заканчивается. Что все то прекрасное, что Бог делает в этой жизни – это лишь предвкушение того славного и прекрасного, что ждет его.
«Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный. От того мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище; Ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью. На сие самое и создал нас Бог и дал нам залог Духа. Итак мы всегда благодушествуем; и как знаем, что, водворяясь в теле, мы устранены от Господа, - ибо мы ходим верою, а не видением, - то мы благодушествуем и желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа».
Для Павла было совершенно ясно, что после смерти его ждет несравненно лучшая вечная жизнь. Это как жалкая хижина по сравнению с нерукотворенным вечным домом. Какой бы ни была земная жизнь, то, что ждет, несравненно лучше. И воздыхает Павел от того, что желает облечься в это жилище.
Тот факт, что хижина эта разрушается, совсем его не огорчает, так как он живет верою, а не видением, верою в нерукотворенный вечный дом, а не видением разрушения этого земного тела. Он говорит о том, что всегда благодушествует и желает лучше выйти из тела и водвориться у Господа.
Верующим в Филиппах он написал: «Для меня жизнь - Христос, и смерть - приобретение. Если же жизнь во плоти доставляет плод моему делу, то не знаю, что избрать. Влечет меня то и другое: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас.»
Разрешиться, то есть освободиться от ограничений земной жизни, он пишет – несравненно лучше. Смерть – это приобретение, то есть нечто хорошее. Только вот еще не настало время. Надо еще потрудиться на земле. Надо еще благовествовать, надо еще ободрять и подкреплять уверовавших, надо еще дойти в Рим и даст Бог до Испании.
Самоубийца, желающий смерти, ненавидит жизнь, и страх перед смертью подавляется страхом перед жизнью. Это совсем не то, что мы наблюдаем у апостола Павла. В нем могли сочетаться удовлетворение жизнью и предвкушение смерти.
Психолог Эрик Эриксон, предложивший восемь этапов личностного развития, утверждал, что отчаяние перед смертью неизбежно в том случае, когда вся предыдущая жизнь прожита без самоотречения и проявления заботы о других. Такой человек «вспоминает свою прошлую жизнь с презрением к себе и отсутствием надежд. Он сожалеет о том, чего не совершил, и волнуется, что время уходит. Горечь от сознания кратковременности жизни и невозможности начать сначала накапливается».
И наоборот, если жизнь не была посвящена поглощенности собой, а наоборот желанию послужить другим, приводит к развитию «общего чувства благополучия, удовлетворения жизнью, принятия своих свершений и собственного эго со всеми ограничениями и неудачами».
Когда Иван Ильич умирал, то три дня перед его смертью раздавался крик, жуткий крик отчаяния. «С этой минуты начался тот три дня не перестававший крик, который так был ужасен, что нельзя было за двумя дверями без ужаса слышать его. В ту минуту он понял, что он пропал, что возврата нет, что пришел конец, совсем конец, а сомнение так и не разрешено, так и остается сомнением. - У! Уу! У! - кричал он на разные интонации. Он начал кричать: "Не хочу!" - и так продолжал кричать на букву "у"».
Именно наличие веры отличало апостола Павла от Ивана Ильича. Счастье Павла было настолько глубоким, что ничто, никакой кризис, не мог его отравить, даже смерть, и таким же глубоким было несчастье Ивана Ильича, настолько отравленным, что ничто не могло вернуть то удовольствие от легкой и приличной жизни, которое он испытывал ранее. Он оказался совсем не готов к смерти, и что мучило его сильней, чем физическая боль – это нравственные переживания, острое понимание того, что вся его жизнь сознательная жизнь,– это «не то».
«Ему пришло в голову, что то, что ему представлялось прежде совершенной невозможностью, то, что он прожил свою жизнь не так, как должно было, что это могло быть правда. И его служба, и его устройства жизни, и его семья, и эти интересы общества и службы - все это могло быть не то. Он попытался защитить пред собой все это. И вдруг почувствовал всю слабость того, что он защищает. И защищать нечего было. Все то, чем он жил, все это было не то, все это был ужасный огромный обман, закрывающий и жизнь и смерть».
В отличие от Ивана Ильича Павел смотрел на свою жизнь с радостью, понимая, что он делал «то», делал что-то правильное. В конце своей жизни, у порога смерти, он написал Тимофею: «Время моего отшествия настало. Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем, возлюбившим явление Его». Как контрастирует это с тем, что наполняло жизнь Ивана Ильича перед смертью.
Жизнь Ивана Ильича и жизнь апостола Павла – это как две реальности, две стороны медали – с одной стороны жизнь без веры, с одной лишь целью поддерживать характер жизни легкий и приятный, и с другой стороны жизнь с глубокой верой, с желанием потратить жизнь на служение другим и истинным ценностям.
В рассказе «Исповедь» Толстой заявляет, что «Вера есть сила жизни». Лев Толстой и апостол Павел, каждый в свое время, и каждый по-своему пытались показать нужду человека в вере, в следовании истинным ценностям, ибо только с этой верой возможно преодоление любых кризисов, которые возникают в жизни.
Уменьшение зарплаты и потеря работы – это далеко не самое страшное, что приходится человеку переживать в жизни. Но отношение человека к этому может быть индикатором его готовности к, пожалуй, самому глубокому кризису, который может постигнуть его. И глобальный кризис нам следует воспринимать, как повод, чтобы задуматься, насколько мы готовы к более серьезному внутреннему кризису, через который рано или поздно вынужден проходить каждый человек: когда он осознает конечность своего земного бытия. Это напоминание нам о том, что здоровым, переживающим любой кризис может лишь то общество, в котором ценятся вера и забота об окружающих, а не обогащение и легкость собственной жизни. Это повод переосмыслить свою жизнь и понять, действительно ли то, чем он живет и к чему стремиться - «это то».
Александр СПИЧАК,
Курск
