Козлов Иван Михайлович (1878-1937) был пресвитером и руководителем Колпинской (1923-33) и Ленинградской (1933-37) общин христиан-баптистов. При нем в 1920 годы Господь созидал общину в Колпине, и она за несколько лет возросла с нескольких человек до 80 членов. А в мрачные годы сталинского террора он руководил Ленинградской общиной баптистов, воспитав стойких воинов Христовых. Его община стала церковью мучеников, и сам Иван Михайлович испил чашу скорби до дна и после ареста и пыток был расстрелян в октябре 1937 года.
Несмотря на его светлую подвижническую жизнь и венец мученика, о нем не опубликовано никакого биографического материала, его имя даже не упомянуто в таких энциклопедических изданиях, как «История ЕХБ в СССР» и двухтомник С.Н.Савинского «История ЕХБ Украины, России, Белоруссии» (1867-1967). Пришло время рассказать о жизни Козлова. Материал очерка основан на архивных источниках и воспоминаниях тех, кто знал его лично.
Иван Михайлович Козлов родился 16 июля 1878 года в Санкт-Петербурге. Родители его Михаил и Ирина Козловы происходили из крестьян Тверской губернии и к моменту рождения сына жили в столице. Отец был сапожный мастер. В 1895 году Иван закончил Сампсониевское училище, получив среднее техническое образование и в последующие годы работал наборщиком в типографии. Ближе к 30 годам Козлов женился, жену звали Прасковьей Кузьминичной. Первым родился сын Володя, затем — Юра и Ваня.
Как Иван Михайлович уверовал во Христа, мы не знаем. Крестил его в 1911 году Вильгельм Андреевич Фетлер, яркий лидер петербургских баптистов.
Поскольку формально Козлов все еще считался православным, то, чтобы узаконить свое членство в общине баптистов, он в январе 1912 года обратился с заявлением о желании перейти из православия в баптизм. Настоятелю Матфиевской церкви Владимиру Галкину было поручено провести увещание отступившего от православия прихожанина. В заявлении на его имя Козлов написал: «Выслушав ваше увещание я все-таки перехожу в баптизм по своему убеждению в правильности Святого Евангелия и желаю следовать, как там сказано, и поступать, не уклоняясь ни вправо, ни влево, в славу нашего Господа Иисуса Христа и Его Святой крови, аминь». 8 сентября 1912 года канцелярия СПб. Градоначальника уведомила Духовную консисторию о состоявшемся переходе Козлова в петербургскую баптистскую общину (ЦГИА СПб., ф.19, оп.104, д.171).
Вильгельм Фетлер, сразу распознавший одаренность Козлова, вскоре после крещения рукоположил его на служение благовестника. Козлов был очень близок к Фетлеру, состоял в активе общины. После того как Фетлер был изгнан за границу в конце 1914 года, они вели переписку. Козлов продолжал совершать духовный труд в Доме Евангелия. В 1922 году он — член Совета Петроградской общины ЕХБ. (ЦГА СПб., ф.1001, оп.7, д.47).
Через год его посылают в Колпино руководить отделением общины. Служение баптистов там было начато в 1919 году, но не имело поначалу успеха: на собрания приходило всего несколько человек. При Козлове в Колпине началось пробуждение, небольшая комната для собраний на Крымской улице сразу стала мала. Поэтому в 1924 году Козловым для Колпинской общины был куплен деревянный дом молитвы на Красной улице. Деньги выделила Ленинградская церковь.
Иван Михайлович Козлов был замечательным пресвитером, поэтому даже многие десятилетия оказались не смогли стереть память о нем в благодарных сердцах тех, кто его знал. Сестра Горбунова В.П. вспоминала: «Всегда видела его вместе с женой, оба маленького роста, идут под руку, спокойно разговаривают. Супруга Ивана Михайловича всегда ездила с ним. Он был чудесным пресвитером и проповедником. Как сейчас помню, его светлое лицо с добрыми серыми глазами. Он проповедовал тихо, спокойно, глядя в глаза слушающих его. Любовь к Богу сквозила во всем его облике. Иван Михайлович очень полюбил Колпинскую церковь. Он даже снял дачу в Поповке по соседству».
Иван Михайлович много заботы проявлял о молодежи. Сестра Колобанова А.А. вспоминала: «Особенно он любил молодежь, много уделял ей внимания, занимался с нами. Он был хорошо эрудированный, с ним было интересно, и духовно он был такой сильный. В подходящий момент он мог и поиграть с нами. Мы его любили». Сестра Шура Волкова, пришедшая в общину и принявшая крещение 15-летней девочкой, любила Ивана Михайловича всей душой и говорила: «Какой хороший человек! Какой у нас пастор! Почему это не мой папа?»
Любовь притягательна. И как в холод, людей тянет к теплу, так и Дом молитвы на Красной улице стал местом, где собирались и отогревались, словно у очага, людские души. В Колпине происходило что-то необычное, потому что Божья любовь — это чудо, и многие тогда пережили личную встречу с Богом, родившись свыше. И когда на 26-м Всесоюзном съезде баптистов СССР, проходившем в Москве в декабре 1926 года, слово было дано ленинградским братьям, брат Г.И.Алексеев сказал: «Собрание есть в Колпине, где дело Божье идет успешно и хорошо, это в 30 верстах от Ленинграда. Там несколько времени тому назад, года три, открылось собрание, и долго не было успеха, до тех пор, пока не послали туда одного свободного брата; раньше там было четыре человека верующих, а теперь община в 49 человек» (Архив РСЕХБ: № 11б-22, л.60, 61). «Свободный брат» — это Козлов, и так результаты его пасторского служения стали известны на всесоюзном уровне.
Между тем быстрый рост общины продолжался, и если в 1926 году она увеличилась на 13 человек, то за половину 1927 года — еще на 17. Успех служения поставил вопрос о необходимости регистрации Колпинской общины уже как самостоятельной единицы, а не отделения Ленинградской церкви. Летом 1927 года Иван Михайлович подал документы, возражений со стороны органов власти не последовало, и к концу года церковь была зарегистрирована.
А небосклон уже заволакивали мрачные тучи. К концу 1920-х годов антирелигиозная политика стала принимать все более жесткий характер. Тем не менее, под Божьей защитой община продолжала расти. В 1932 году в Поповке было преподано крещение еще 13 душам. Церковь достигла пика своей численности — 80 человек.
В том же 1932 году Дом молитвы на Красной улице был закрыт, теперь собрания проходили по домам. Иван Михайлович по-прежнему приезжал по воскресеньям, но его служение в Колпине подходило к концу. Руководство общиной он постепенно передал своему преемнику диакону А.А.Шишкову, подготовленному и рукоположенному им.
Господь призывал его на более ответственный труд в Ленинградской церкви, которая переживала суровые времена. В феврале 1930 года Дом Евангелия был грубо отобран у верующих, и ленинградские баптисты более двух лет не имели помещения для общего собрания. Летом 1932 года собрания возобновились в здании лютеранской церкви св. Марии на Петроградской стороне. Руководил общиной пресвитер Клаупик Э.А., а Иван Михайлович, по-прежнему проживавший неподалеку на ул. Красного Курсанта, стал его помощником в служении.
Вот что написал о последующих событиях их очевидец, историк братства ЕХБ Степан Севастьянов: «Только один год наслаждалась церковь благословениями и радостью общения с пресвитером Клаупиком Э.А. Летом 1933 года он был взят, осужден и отправлен в Карагандинский лагерь. Нести служение пресвитера церковь избрала Козлова И.М., всем сердцем преданного Господу. Скромный, кроткий, очень спокойный, любящий Господа и Его народ, дело Божие выполнял с большим усердием, видя которое Господь продолжал радовать церковь. Иван Михайлович, как и Эрнест Андреевич, пользовался любовью церкви и среди братьев процветало «единство духа в союзе мира». А такое состояние и взаимоотношение народа Божия гарантирует благословение неба». Замечательная оценка труда и личных качеств Ивана Михайловича!
В 1936 году Ленинградскую общину из церкви св. Марии переместили в здание латышской лютеранской церкви Христа Спасителя на Загородном пр., недалеко от Витебского вокзала. Вот что писал брат С.Севастьянов о последнем периоде жизни общины при пресвитере Козлове:
«Народу всегда было полно, много молодежи, солидный хор, все прекрасно, оживленно! Пробудилась особенная жажда у верующих к святому общению в доме Божием, где с особенной силой наши братья, простые и скромные, возвещали благую весть спасения не в словах человеческой мудрости, а вдохновленные силой Святого Духа. И немудрено потому, что туда влекло всех «жаждущих и алчущих», которые получали полное удовлетворение своих запросов. В то же время чувствовалось необъяснимое какое-то давление извне, что побуждало наших проповедников говорить с дерзновением «о приближении дня Господня, быть на страже, бодрствуя в молитвах». Всех настораживало свидетельство это и побуждало проверять себя — «готов ли я?» И это не пустые слова… Летом 1937 года пресвитера нашего Ивана Михайловича Козлова арестовали».
Это случилось 22 августа. И не один Козлов был арестован, по одному с ним делу проходили еще семь братьев: Скрипко Г.С., Ободовский Н.А., Таннинг А.Я., Финдейзен Р.А., Гусев И.Н., Михайлов Н.М. и Гринфельд Н.И. Начались допросы (АУФСБ СПб. и ЛО, № П-61422).
По сценарию следствия ранее осужденный член общины баптистов Земмель А.Г. создал вокруг себя из наиболее враждебно настроенной части баптистов контрреволюционную фашистскую группировку, в состав которой вошли все арестованные по делу Козлова и еще несколько баптистов, намеченных к аресту. В обвинительном заключении было написано, что участники этой группировки устраивали нелегальные сборища, на которых восхваляли фашизм и Гитлера и одобрительно высказывались о зверствах фашистов Испании. В резкой и злобной форме дискредитировали руководителей ВКП/б/, Советского правительства и Сталинскую конституцию. Проводили среди баптистов и молодежи контрреволюционную работу за отказ защищать Советский Союз от нападения фашистов. Вели агитацию не подчиняться 26-му решению Съезда баптистов об обязанности военной службы и защиты Советского Союза баптистами.
Один из пунктов обвинения Козлова был связан с его отношением к службе баптистов в Красной армии. Вопрос о возможности для христианина служить в армии и применять оружие был очень острым в братстве. Было немало проповедников-пацифистов, считавших, что заповедь Божья «не убей» носит абсолютный характер, что христианин ни при каких обстоятельствах не должен брать в руки оружие и тем более применять его.
Сам Козлов был сторонником выполнения решения 26-го съезда баптистов, признавшего службу баптистов в Красной армии и защиту СССР от нападения внешнего врага гражданским долгом. Однако и гражданская позиция Козлова не устраивала следователя, что видно из его вопроса: «Вы сами, проповедуя обязательную службу в РККА, проводили контрреволюционную фашистскую агитацию — признать службу в РККА притворной, с целью разложения Красной Армии».
Здесь все по басне Крылова «Волк и ягненок». Волк, желая съесть ягненка, стремится найти предлог, чтобы придать делу вид законности. Когда на все его обвинения, будто ягненок мешает ему жить, тот здраво возражает, голодный волк кричит: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». Так и следователь заранее убежден, что Козлов не может быть искренним, когда призывает баптистов служить в армии, на самом деле он предлагает служить притворно.
На реплику следователя Козлов ответил не без юмора: «Некоторые члены общины отказывались подписать анкету о согласии служить в РККА. Я тем разъяснял, что служить надо, так как повиноваться власти необходимо, в кого же стрелять — верующему укажет Бог».
Еще один пункт обвинения, высказанный следователем: «Следствием установлено, что Вы участвовали в нелегальных сборищах у Земмеля, где и обсуждались вами политические вопросы на контрреволюционную тему». Ответ Козлова: «Свое участие в сборищах я отрицаю. Но я посещал мастерскую Земмеля, несколько раз заходил его проведать. В разговорах о делах общины мы переходили и на политические темы. Я признаю себя виновным в том, что, зная, что Земмель в моем присутствии ругал руководителей Советской власти и ВКП/б/, я не сообщил об этом властям, и, кроме того, я сам соглашался с ним, что в Советском Союзе жить тяжело и чувствуется гонение на веру».
Повредить Земмелю этим показанием Козлов не мог, поскольку Земмель был уже расстрелян. Единственное, в чем в ходе следствия Козлов признал себя виновным, было его согласие с Земмелем, что «в Советском Союзе жить тяжело и чувствуется гонение на веру». Наверное, признавая такую вину, он втайне еще надеялся на пробуждение здравого смысла у тех, кто будет решать его судьбу. Но легионы бесов уже поразили богоборческую большевистскую власть, сталинская паранойя завладела чекистскими умами, и ожидать здравомыслия от судебно-следственных органов в этих условиях было уже нельзя.
Чаша скорби Ивана Михайловича была глубока. Его сын Володя рассказывал сестре В.П.Горбуновой, что в тюрьме отца посадили в камеру, где сидели одни уголовники. Его там избивали, сломали ключицу, ребро или даже два ребра. Сестра Александра Лавровна Баскакова (Волкова) вспоминала, что пока Иван Михайлович находился под следствием, его очень пытали, мучили, грудную клетку всю ему раздавили, прыгали у него на груди. Возможно, что он не был расстрелян, а умер под пытками.
Записано и такое свидетельство сестры Жидуло М.С., осужденной за веру: «В Советском Союзе нет свободы слова. Вот пишут и говорят, что верующих не притесняют, а на самом деле устраивают гонения на веру, приписывая им, что, якобы, они занимаются политикой против Советской власти. Объявляют врагами народа, сгоняют в тюрьмы и подвергают ужасным пыткам. Я знаю, что верующих Измайлова и Козлова доводили пытками до отчаяния. Все верующие, находящиеся в тюрьмах и высылках переносят мучения ни за что».
Сказанное подтверждается и более общим свидетельством пресвитера Э.А.Клаупика. Арестованный повторно в 1938 году, Клаупик 21 июля 1939 года отказался от своих ранее данных показаний. На вопрос следователя о причинах отказа, Клаупик ответил: «Да, я давал показания из-за страха того, что происходило раньше в камерах с арестованными при возвращении с допроса» (АУФСБ СПб. и ЛО, № П-76605, л.245-246). То есть, в 1937-38 годах избиения в камерах уголовниками верующих и вообще арестованных по «политической» 58-й статье не было случайностью. Эти побои организовывались следователями с целью сломить волю арестованного и добиться от него «признаний» в совершенных якобы контрреволюционных преступлениях.
26 сентября обвинительное заключение по делу Козлова И.М. и еще семи верующих было утверждено и передано на Тройку УНКВД ЛО, решением которой от 28 сентября все они были приговорены к высшей мере наказания (ВМН). 4 октября 1937 года Козлов И.М., Скрипко Г.С., Ободовский Н.А., Таннинг А.Я., Финдейзен Р.А., Гусев И.Н., Михайлов Н.М. и Гринфельд Н.И. были расстреляны.
Иван Михайлович Козлов был реабилитирован в 1961 году.
Чтобы оценить масштаб личности Ивана Михайловича Козлова, нужно вспомнить евангельское изречение: «Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые» (Мф. 7:17). «Итак по плодам их узнаете их» (Мф. 7:20). Козлов прожил так, как обещал Господу в самом начале своего христианского пути. Он следовал за Христом, сверяя жизнь с Евангелием, не уклоняясь ни вправо, ни влево, ради славы Иисуса Христа. Величие жизни Козлова в том, что не только он сам, но и те, о ком он имел попечение как пастор, кому проповедовал Слово Божье, не отступили от Господа перед властью тьмы. При его пасторском попечении Ленинградская община баптистов духовно возросла и окрепла, став, когда пришло время скорби, церковью мучеников.
В 1937-38 годах почти все братья были арестованы, и, смирив себя, были послушны Господу даже до смерти. Многие были расстреляны, а те, кто был заточен в лагеря, или погибли там от невыносимых условий, или не могли вернуться в родной дом, потому что Ленинград стал для них закрытым городом.
Поэтому в послевоенные годы за редким исключением уже нельзя было увидеть собратьев Козлова в восстановленной церкви на Охте. Менее десяти лет, в общем-то исторически небольшой срок, разделяют годы 1937 и 1946, когда возродилась церковь, все эти годы закрытая. Но после войны это уже другая община. Здесь теперь люди, уверовавшие в военное лихолетье, либо верующие, приехавшие из других мест жить в опустевший после репрессий и блокады город.
Однако мученики присутствуют незримо. Они не забыты и они живы, ведь по слову Господа «Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы» (Лк. 20:38). И еще по древнему свидетельству Тертуллиана: "Кровь мучеников — семя церкви". И потому на политом их кровью пепелище последней, закрытой в начале 1938 года общины баптистов на Загородном проспекте сразу же возникли тайные собрания по домам. А затем возродилась церковь на Охте, подобно тому, как на лесной гари быстро начинает цвести иван-чай, а через несколько лет уже поднимаются зеленые деревца молодого леса.
После войны не сохранилось ни здания деревянной церкви св. Марии на Петроградской стороне, ни каменной церкви Христа Спасителя на Загородном, под сводами которых звучал голос пресвитера Козлова. Ленинградская же община баптистов воскресла и горела огнем послевоенного пробуждения, потому что Христос сказал: «На сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16:18). Она пламенела духом, потому что в свой гефсиманский час об этом молились и в это верили Иван Михайлович Козлов и его собратья, и они победили дьявола «кровию Агнца и словом свидетельства своего, и не возлюбили души своей даже до смерти» (Отк. 12:11).
