Для евангельских проповедников стало традицией в своих выступлениях ссылаться прямо на авторитет Писания, не утруждая себя при этом изучением современности, в частности современной культуры. Предполагается, что есть некий аутентичный смысл, доступный для мало-мальски подкованного в экзегезе проповедника. Все остальное объявляется вольностью. Причем ладно, если бы эта критика касалась большинства проповедей – действительно безграмотных и бессодержательных.
Но основными раздражителями евангельских «ортодоксов» являются социальное богословие и богословие культуры (такие подходы называют «гуманизмом», «психологией», «философией», будто это самые ругательные слова), равно как любые попытки прочитать Евангелие в контексте современности и на языке современности.
В данных подходах речь идет не только о «контексте» – слове, привычном даже для проповедников евангельских церквей. Нет такого Евангелия, которое можно рассматривать на фоне, отделяя от этого фона. Евангелие не только возникает и понимается в контексте, но и сращено с этим контекстом – то есть с современностью, с актуальной для того времени культурой, языком, вопросами, духовными поисками, социальными проблемами, политической ситуацией.
Привычная для евангельских церквей проповедь, пренебрегающая современностью и прочитывающая ее через критические очки с неизбежным поучительством и морализаторством, есть не что иное как наивный буквализм.
Люди приходят в церковь с проблемами и вопросами, а встречают проповедь в стиле ретро, в которой излагается отсутствующая реальность. Хорошо, если это попытки воссоздать реальность времен Иисуса Христа, но чаще всего это неосознанное воспроизведение более недавней, но уже канонизированной духовной ситуации – образа жизни и служения церкви советских времени, либо вовсе выдуманной истории в стиле консервативных евангельских церквей.
Удивительно, но проповедники, немного знающие древние языки и умеющие разбираться в библейском тексте, очень узко понимают проблему языка и перевода. Если язык – это символическая система, то она включает не только исследуемый текст, но и неявные предпосылки перевода, сопутствующие обстоятельства, уровень культуры, образования, воспитания, церковный заказ и прочее.
Этого мало, текст чаще всего представляет собой интертекст – то есть является частью картины мира, общественного сознания, духовной ситуации времени и в этом качестве перекликается с другими текстами истории и современности. Было бы по меньшей степени наивностью утверждать, что проповедник опирается исключительно на текст Писания. На самом деле он становится частью более сложной и обширной языковой (символической) реальности, и выражает не только свои размышления по поводу данного фрагмента текста, но и сам способ мышления, отношения к культуре, миру, человеку, степень и тип понимания всей совокупности многомерной действительности.
Даже не цитируя Писания, можно говорить о библейских истинах. Используя образы художественной культуры и философские концепты, можно делать понятными древние библейские образы и рассказы.
Подлинное мастерство проповедника состоит не в том, чтобы разделить мир современности и мир Писания и поучать первый через второй, а в том, чтобы упразднить возникшую между ними пропасть и связать разобщенные языковые сообщества, чтобы восходить к общему языку, в котором нет деления на священное и профанное, библейское и культурное, церковное и светское.
Очевидно, что проблема не в том, чтобы библейские истины («как они есть») переложить языком современности. Настоящая трудность и одновременно радостное открытие в том, что евангельская весть не есть «вещь в себе», которую надо сделать ясной, но она всегда есть в мире и культуре, в обществе людей, в современности, рядом с нами, доступная более для ищущих, вопрошающих профанов и грешников, нежели для искусных экзегетов и проповедников.
Неужели для того, чтобы понять призыв Христа и открыть Ему сердце, необходимо изучить все подстрочники и комментарии? Человек уже прошел путь понимания через свои сомнения, грехи, ошибки, муки совести, ужас оставленности. Не будем усложнять то, что Бог сделал простым. Как говорил Сковорода, Бог «нужное сделал нетрудным, а трудное ненужным».
Надо принять, что проповедь должна быть всегда современной, поскольку Евангелие не принадлежит своему времени, точнее, принадлежит не только своему времени, но и нашему. Тогда становится понятным и оправданным дело жизни таких проповедников и богословов как Шлейермахер, Барт, Бультман, Гутьеррес, Бонхеффер, Кокс, Мольтман, таких апологетов христианства как Честертон, Льюис, Шеффер…
Тогда наша проповедь обретает единственно возможную направленность – на окружающий мир, на вопросы и поиски современников. Тогда церковь превращается из зоны комфорта и консервативной субкультуры в очаг духовной жизни, в эпицентр важнейших событий, в место встречи с Богом, Который всегда присутствует в современности.
Христианский Бог – Господин всей истории. Ему не место в пыльных музеях и пустых, но при этом слишком правильных церквях. Он всегда вместе с людьми в их духовных поисках и вопрошаниях, открывая им будущность и надежду. Если церковь желает быть Церковью Христа, а не церковью собственной традиции, она должна быть на стороне современности и выразить свою весть на языке современной культуры.
