Евангельские христиане-баптисты и интеллигенция

 

Начиная разговор о церкви и интеллигенции, нам следует определиться в терминах. О какой церкви идет речь и что мы понимаем под интеллигенцией?

Если иметь в виду церковь в ее более широком значении, то мы переживаем далеко не лучшее время для выбранной тематики. Явные попытки привнести элементы клерикализации в светскую жизнь и ряд других событий прошлого года, скорее всего, свидетельствуют об увеличивающейся дистанции между интеллигенцией и различными религиозными структурами. Однако, даже если под церковью имеется в виду сообщество евангельских христиан-баптистов, то разговор на эту тему не становится менее проблематичными.

Второй термин – интеллигенция – также нуждается в разъяснении. Насколько я могу судить, понятие это сугубо российское и уходит своими корнями на одно-два столетия назад. Как правило, под интеллигенцией понимаются носители и выразители основополагающих духовных и нравственных императивов, без которых немыслимо развитие и существование цивилизованного общества. В определенном смысле, это – совесть нации.

Советский период в жизни нашего отечества ознаменовался существенным упрощением социального многообразия общества, когда все население страны стало условно делиться на представителей рабочего класса, крестьянства и интеллигенции. Причем, именно представители интеллигенции считались самым ненадежным элементом для строительства нового общества. Эти люди, как правило, не умеют шагать в ногу и все время провоцируют шагающих неуместными вопросами относительно целесообразности движения в избранном направлении. Недаром в лексике того времени выражение «вшивый интеллигент» становится устойчивым словосочетанием.

Церковь евангельских христиан-баптистов – явление в историческом плане сравнительно молодое, рожденное в очень непростых и противоречивых реалиях царской России во второй половине XIX века. До некоторой степени, явление это было инспирировано поиском ответа на классический русский вопрос «что делать?»

В условиях все возраставшего кризиса между немногими сказочно богатыми и подавляющим большинством людей, жившими в условиях бесправия и нищеты, кризисом между заформализованной религиозностью и процветавшими нравственными пороками, кризисом между властным авторитаризмом и желанием обретения духовной свободы простой русский мужик хотел знать, где искать выход. И именно через чтение Евангелия на родном языке люди обретали возможность преодоления этой кризисной ситуации.

Интересно, что этот новый религиозный опыт был уделом не только людей простых, некнижных (которые, безусловно, составляли большинство), но и людей, которые по праву причисляли себя к высшей аристократии и представителям интеллигенции. Опять-таки, в советский период усилия властей в борьбе с религиозными предрассудками были направлены в первую очередь на искоренение духовной и интеллектуальной элиты, тем самым обрекая верующих на существование в субкультурном гетто.

В этой связи хочу обратиться к цитате из книги о. Александра Борисова «Побелевшие нивы». В ответ на утверждение, что атеистической власти не удалось сделать церковь церковью старух, Александр Борисов пишет:

«Если честно, то приходится с грустью констатировать обратное - именно "удалось", так как наша Церковь в таком виде, в каком она существует в настоящее время, является, в самом деле, Церковью пожилых и старых женщин».

Положительным элементом в период радикальных перемен в жизни нашего отечества в 90-е годы прошлого века стала ломка сложившихся стереотипов, среди которых и представление о евангельских верующих как малообразованных, невежественных людях. Это время ознаменовалось притоком в наши церкви значительной части интеллигенции.

Так, например, во Второй московской церкви ЕХБ из почти четырехсот членов более половины составляют люди с высшим и неполным высшим образованием. У нас в церкви около 10 аспирантов и кандидатов наук. Среди наших членов церкви врачи, лингвисты, ученые. Еще совсем недавно такая статистика была бы невозможной.

И все-таки, почему церковь евангельских христиан-баптистов не столь привлекательна для интеллигенции, как другие церкви? В чем состоят сложности диалога, если таковой можно себе представить?

Сложность диалога обусловлена, прежде всего, радикальным несовпадением мировоззренческих парадигм: библейского теизма, с одной стороны, и гуманистической модели, с другой. Если в центре первой лежит идея о Боге-Создателе, то в центре второй находится сам человек.

Та разновидность библейского теизма, которую мы исповедуем, роднит нас с ранней христианской общиной, но неизмеримо осложняет диалог с кем бы то ни было. Евангельская церковь сегодня, как и ранняя христианская община, – это временные, кризисные институты, не рассчитанные на долгое существование. Это община, в которой (в переносном смысле слова) некогда заботиться об умерших. Мы по определению не имеем времени на разговоры, переговоры - только на проповедь! Мир или должен принять евангельскую весть, или погибнуть!

Несовпадение мировоззренческих парадигм означает наличие фундаментального напряжения в трех областях: истории, культуре и идеологии. На эти три фактора я хочу обратить особое внимание.

Итак, во-первых, это фактор истории. Если для интеллигента история, особенно история Отечества, - это базисное понятие, то для евангельского верующего история Отечества в лучшем случае - это предмет, который он когда-то проходил в школе. Именно существование в условиях искаженной истории XX века, существование в своего рода «королевстве кривых зеркал» подталкивали человека к поиску альтернативы, которую он обретал для себя в общине веры. Таким образом, реальная жизнь для него становилась иллюзорной, духовная – самой что ни на есть реальной!

Интеллигенция (в идеализированном понимании этого слова) – это люди, чьи судьбы неразделимо связаны с судьбой Отечества, каким бы плохим или хорошим оно ни было. Апокалипсический вектор, напротив, означает ослабленный интерес к судьбе собственного Отечества, к родной земле. Слова, написанные Иустином в начале II века, хорошо характеризуют наше отношение к земному отечеству:

«[Христиане] живут в своем отечестве, но как пришельцы; имеют участие во всем, как граждане, и все терпят, как чужестранцы; для них всякая чужая страна есть отечество, и всякое отечество – чужая страна».

Сравните содержание этой цитаты с содержанием современной христианской песни:

Неважно, где теперь живу,
На высоте, внизу, во рву,
В стране родной, в стране чужой,
Там небо, где Христос со мной!

Подобное пренебрежение к месту собственного обитания не может не вызывать законных вопросов относительно потенциальной лояльности евангельских верующих.

Во-вторых, еще один фактор, который затрудняет диалог с интеллигенцией, это культурный аспект. Принадлежность к общине ЕХБ, как правило, означает отрицание не только прежнего (греховного) образа жизни, но и всего богатого культурного наследия, которым по праву гордится русский интеллигент. В сообществе людей, которые «академиев не кончали», интеллигентный человек, как правило, становится предметом унижения и насмешек.

Рискуя вызвать критику многих, хочу ввести в обиход понятие «казус Солодовникова». Речь идет о Владимире Васильевиче Солодовникове, кандидате исторических наук, человеке, с моей точки зрения, искренне верующем, но который, по ряду причин, оказался отторгнутым нашим сообществом. Почему такие, как В.В. Солодовников, как правило, не задерживаются в наших общинах?

Теоретически поместная церковь не должна и не может строиться по признакам образовательного или культурного цензов, но на практике именно это и происходит. Когда в той или иной общине невежество и откровенное хамство возводится в ранг добродетели, это не может не служить мощным фактором, закрывающим двери наших церквей для интеллигенции.

Принципиально важным здесь представляется вопрос, можно ли проповедовать Евангелие в стране, взрастившей Достоевского, Толстого, Чехова, Чайковского и многих других гениев культуры, игнорируя это культурное наследие, или нет? Пока что мы все делаем для того, чтобы подчеркнуть «иностранность» своего происхождения на русской земле.

Наконец, третий фактор, связанный с двумя предыдущими, – это фактор идеологии. В историческом плане христианство, как и другие религии, существовало, увы, не само по себе, а во взаимодействии с властными структурами мира сего.

Начиная с эпохи Константина, христианство обрело для себя статус признанной религии и стало пользоваться всеми благами со стороны кесаря. Правда, произошло это за счет определенного компромисса со стороны самой Церкви.

Не будет преувеличением сказать, что на протяжении большей части своей истории христианские институты как на Западе, так и на Востоке во многом существовали для освящения власти кесаря. Думается, что в историческом плане именно желание Церкви стать идеологической доминантой стало одной из причин кризиса клерикальной модели общества Средневековья.

Пожалуй, ничто так более не дискредитирует религию, как ее властные религиозные институты. Необходимо помнить, что именно они служили эффективным средством оправдания сложившихся институтов власти и насаждаемого ими социального, расового, гендерного и иного вида неравенств.

Казалось бы, это меньше всего относится к протестантскому российскому меньшинству, которое с самого начала испытывало на себе последствия имперско-православного синкретизма. К сожалению, с подачи американского фундаментализма мы активно движемся в направлении к заидеологизированному богословию. Посмотрите, к примеру, с какой ожесточенностью происходят на молодежных форумах споры относительно «буквальных шести дней Творения».

Я задаюсь вопросом, а что будет, когда эти молодые люди придут к власти в своей церкви? А что будет в этом случае с Российским союзом ЕХБ? А что будет, если подобные люди придут к власти в стране? Когда сущность христианства сводится к перечню свода доктрин, которые, в свою очередь, возводятся в ранг абсолюта, тогда жди костров инквизиции. Это просто вопрос времени.

Существует достаточно простой тест: если твоя «вера в Бога» становится для тебя стимулом для уничтожения/уничижения другого человека (см. Ин. 16:12), то это и есть первый сигнал того, что ты под влиянием религиозной идеологии.

Идеология вооружает человека полномочиями вещать от имени Всевышнего и освобождает его от химеры под названием «совесть». Когда вера подменяется идеологией, тогда «видение отчасти» уступает место иллюзии «видения лицом к лицу»; сложный и противоречивый мир, в котором мы живем, видится сквозь призму черно-белого изображения.

И потому, с моей точки зрения, чрезвычайно важно, во-первых, осознавать трудности на пути выстраивания диалога между евангельскими христианами-баптистами и представителями интеллигенции, а во-вторых, искать пути, облегчающие проведение подобного диалога. Это налагает на нас, верующих, необходимость осмысления своей собственной идентичности в конкретных исторических и культурных реалиях.