Олег Юрьевич Севастьянов в 1970-е годы окончил школу-студию МХАТ в Москве. Служил в театре «Ленком», посещал литературные семинары при Центральном Доме литератора. И именно тогда известный проповедник и служитель отец Александр Мень определил дальнейшую судьбу будущего священнослужителя.

Севастьянов О. Ю. защитил магистерскую степень богословия в США. Основал лютеранский приход Святой Троицы в Москве. Служил для русских эмигрантов в Финляндии. В настоящее время Севастьянов О. Ю. является священником Александровского собора в Нарве и церкви Пеэтели в Таллине. Он также выполняет волонтерскую работу в тюрьме города Йыхви, трудясь с молодежью и взрослыми людьми.

В далеком 1974 году в дни школьных каникул мы с братом и друзьями смотрели фильм «Бронзовая птица». В одной из ролей снимался в этом фильме Олег Севастьянов. А совсем недавно я прочитал книгу «Шаги по пустыне», которую написал Олег Юрьевич, и, конечно, был вдохновлен написанными стихами. «Шагая по пустыне», автор находит драгоценные источники, которые утоляют жажду ищущей души.

Во время поездки по Эстонии в июле прошлого года я имел возможность встретиться с этим служителем. Пастор Олег раскрылся для меня как творческий, открытый и искренний человек, который может открывать простые истины в душевной беседе за чашкой кофе. Время нашего общения пролетело быстро. В моей душе осталось теплое чувство от встречи с этим замечательным человеком, остались некоторые его мысли, которыми он искренне делился со мной. Вот, что он рассказал о своих наставниках, о своей жизни, о своем служении и хождении перед Богом...

 

— Пастор Олег, как складывается ваше общение с людьми в тюрьме? В Йыхви вам много выделяют времени для общения с заключенными?

 

— Это зависит от ребят и их заявок. Обычно я приезжаю туда к часу дня, и, как правило, провожу четыре-пять персональных встреч. Мы беседуем с ними до пяти вечера. Общение складывается в виде беседы. Просто с одними мы говорим очень мало, а с некоторыми мы говорим по часу. Им есть что рассказать, им нужно выговориться, и здесь надо уметь их слушать и слышать, и, конечно, поддержать.

 

— Власть в Эстонии спокойно позволяет священникам работать в тюрьмах?

 

— Да, в тюрьмах есть штатные капелланы. Меня пока не могут взять в штат, хотя я уже два года езжу по тюрьмам в Эстонии. Так как это государственное учреждение, то я стараюсь поднимать свой языковый уровень, надеюсь сдать необходимый экзамен и тогда возможен разговор и о моем штатном служении.

 

— Ваша жизнь была тесно связана с творчеством. Когда и как вы пришли к мысли о служении в церкви?

 

— Хочу сначала рассказать как я пришел в театр. Я ведь на сцене с шести лет.

У мамы было много знакомых и друзей из театра, у нас часто бывали в доме актеры, и через такое знакомство меня иногда занимали в театре в качестве юного актера. Тогда еще были пьесы, где много ролей отводилось детям. Я был очень непосредственным, открытым ребенком и играл самого себя. Когда в 60-х годах пришло телевидение в Туркмению, в Ашхабад, то меня туда взяли ведущим детских программ. Тогда записи не было, были только живые трансляции. Каждое утро по воскресеньям я выходил в эфир. Это длилось почти до окончания школы.

В школе я плохо учился. Мне хотелось в футбол поиграть, а тут еще спектакль, и потом еще уроки делать. Мама еще музыкой заставляла заниматься. Три года я играл на пианино, у нас дома было старинное пианино. Мне плохо давались точные науки: математика, физика, химия. Но я любил писать, у меня были хорошие сочинения, любил сочинять и выдумывать. Директор вызывал маму и говорил ей, что Олег никуда не поступит, у него слабые знания, он никуда не пройдет. После окончания школы на классном собрании меня спросили, куда я планирую поступать, и я сказал, что пойду в театральный институт. Мне не нужна математика и физика, я обойдусь. Я даже не сомневался, что это мое место.

Поступил я не сразу. Вернулся из Москвы, и отчим уговорил меня получить профессию. Он устроил меня на киностудию «Туркменфильм» в отдел хроники. Я очень благодарен ему за это, так как я целый год был ассистентом кинооператора. Основной моей задачей было носить вслед за оператором тяжелый аккумулятор для хроникерской кинокамеры. С маленькой киногруппой на машине объездили всю Туркмению, Узбекистан, я много путешествовал и очень благодарен этому времени. Я побывал в таких экзотических местах! Один раз нас на вертолете высадили в центр Каракумов, и мы там жили почти целую неделю. Удивительное время!

Через год я поступил и через четыре года закончил школу-студию МХАТ, тут же в конце четвертого курса у меня начались съемки в «Бронзовой птице».

В институте я считался одним из лучших студентов. Но когда меня взяли в «Ленком», я не смог смириться с существующими порядками в театре. Это была очень жесткая организация. Я был удивлен той внутренней, подковерной, совсем не творческой борьбе, травле со стороны даже опытных актеров. Сама театральная система, видимо, другого не позволяла. В театре наши актерские данные особенно были не нужны, и нас даже использовали для перестановки декораций, мебели, чтобы не платить денег рабочим. Спектакль «Тиль», прогремевший на всю Москву, был очень тяжелым для нас, мы очень уставали. Он шел три с половиной часа, и первое, куда мы бежали после работы, это в ресторан на углу улицы Тверской, чтобы выпить стакан водки и как-то расслабиться.

 

— С кем и как складывались дружеские отношения во время учебы, работы в театре?

 

— Когда мы жили в театральном общежитии, в пятикомнатной квартире у метро Бауманская, то там сформировалась такая компания: Саша Абдулов, семья Олега Янковского, Анатолий Солоницын и я. В этой компании я прожил почти пять лет. Во время учебы у нас были прекрасные педагоги, которые никогда не давили и помогали раскрываться нашей индивидуальности. Моей однокурсницей и партнершей со второго курса была Светлана Крючкова.

 

— Откуда мог быть этот интерес к духовным вещам, не было ли в вашем роду священнослужителей?

 

— Церковь меня тогда заинтересовала не ради моды. В 70-е годы церковью было интересоваться опасно. После первого курса я на полтора месяца уехал на каникулы в Михайловское. Там я снимал сарайчик летом напротив церкви. С детьми священника мы играли в футбол. Как-то они пригласили меня в гости. Их отцу, священнику Александру, было лет тридцать шесть, и за чаем мы разговарились. Отец Александр подарил мне две иконы.

Мне было интересно. Меня всегда подсознательно тянуло к мистическому. Мы еще в школе-студии МХАТ, с Вячеславом Лабастовым во время перемен, обедая, много говорили о мистических вещах, и я пытал его о том, чтобы он научил меня верить. До МХАТа Слава учился в духовной семинарии. Эти люди одними из первых немного приоткрыли для меня духовные вопросы.

В моем роду (по отцу) был деревенский священник. Мне прабабушка рассказывала, что ее отец был священником.

Один французский писатель-монах писал в своей книге «Соль земли», что, будучи студентом, он каждый день проходил мимо стен монастыря и каждый раз заглядывал туда. Один раз зашел и уже не вышел. Вот так и со мной, я зашел и не вышел. И это был замечательный промысел Божий.

 

— Какие мысли приходили вам в то время? Где вы печатались?

 

— Я писал бытовые рассказы, которые нравились на литературных семинарах, я писал детские стихи, и газета «Известия» печатала их в рубрике «Неделька». Меня подбадривали в редакции и приглашали заняться литературным трудом. Я верил в себя и очень дерзновенно в 1977 году ушел из театра.

И, к сожалению, оказался на улице никому не нужным. Я устроился в литературный музей А.П. Чехова и водил экскурсии. Далее меня порекомендовали на Шаболовке в детскую редакцию «Спокойной ночи, малыши» и я целый год писал сценарии для программы, где был самым высокооплачиваемым автором. Платили тогда за сценарий 30 рублей, это было очень много. Неделя — написанный сценарий. Я получал на руки 120 рублей, а это была на то время зарплата среднего инженера! В театре я получал всего лишь 76 рублей. Я стал зарабатывать! Это, конечно, была поденная работа, и я не мог писать для себя ничего. Каждую неделю мне давали список мульфильмов, для которых я должен был написать новый сценарий.

В это напряженное для меня время один актер из театра Сатиры посоветовал обратиться к одному священнику, который мог дать мне совет в моей ситуации. Тогда я с жадностью слушал все религиозные передачи по радио «Свобода», уже читал книги Александра Меня. И вот этот актер дал мне адрес священника, к которому я и поехал. Я понятия не имел, к кому меня направили. Поехал туда, это был город Пушкин, 50 минут от Москвы, и далее на перекладных до Новой деревни. Священник встретил меня, мы пошли в его сторожку и стали разговаривать.

Я стал рассказывать, какие книги я читал, и спросил его о книгах Светлова, Меня, о которых я слышал по радио «Свобода». Я спросил его: "Отец Александр, а, правда, что Боголюбов, Светлов, Мень — это один и тот же человек?" Он говорит: "Правда, и он сидит перед вами..."

Так мы с ним подружились. Это был 1977 год.

В 1978 году внутри себя я твердо уже чувствовал, что я буду священником. Один раз, приехав к о. Александру, рассказал ему о своем предчувствии, что стану священником. Он ответил: только помните, что вы встаете на острие ножа... И он помог мне с рекомендациями по стажировке.

Я с детства был крещенным. Отец Александр воцерковил меня. Он был реформатором, и главным для него всегда был человек, а не обряд. У меня были исповеди с ним, он помогал мне. Формализм был чужд ему.

Как-то раз он исповедовал меня на кладбище, у могил своих родных. Он сказал, показывая на небо: «Олег, посмотрите, какой над нами купол!» Мы долго говорили, он помогал мне, ненавязчиво вытаскивая суть, то, что мучало меня. Я почувствовал невероятное очищение. Это небо, небольшой дождик, рядом две могилы — его мамы и тети, которые помогли ему стать христианином. На моей голове его шарфик, и так он отпускал мои грехи. Вот он был таким! Он жил крестом и Христом. Для меня навсегда духовным ориентиром остался отец Александр.

 

— Как вы думаете, почему такой человек, известный, почитаемый, так рано и трагично закончил свое служение?

 

— До сих пор никто не нашел убийц. Но отец Александр проявил себя даже в смерти как настоящий христианин. Было два момента, когда он мог рассказать про убийцу. Когда его ударили топором, или лопаткой в голову, он пошел к дому. По дороге в разное время ему встретились две женщины, которые знали его. Они хотели ему помочь, но он сказал, что он сам дойдет. Он дошел до своей калитки сам, и там, возле своей же калитки, и умер...

Я думаю, что он умел прощать. Это одна из добродетелей — умение прощать. Он был честным христианином, он был настоящим, без всякого формализма. Он смог подняться не только над конфессиями, но и над религиями. Таких людей мало. Он мистик XX века.

Таким же был и католический монах Томас Мертон, который погиб в Бангкоке.

Чем духовнее человек, чем он глубже, тем больше он будет гоним. Он — белая ворона. Христос тоже был гоним. Он пришел в этот мир к одиноким, Он нужен был тем, кто нуждался в нем. Христос говорил Своим ученикам: «Я посылаю вас как агнцев среди волков».

Общение с отцом Александром было моим основным духовным становлением. Отец Александр ушел, потому что уже совершил течение веры, он уже подготовил себе замену. Просто так человек не уходит. Когда не стало отца Александра, паства поехала к митрополиту Ювеналию просить о рукоположении именно отца Владимира (одного из его учеников), который служил с отцом Александромо. И тот рукоположил его, и отец Владимир до сих пор там служит. Очень многие люди, которые ездили к отцу Александру, сейчас ездят в этот приход к отцу Владимиру.

 

— Как вы стали служителем лютеранской церкви?

 

— Проходя стажировку в Риге, я столкнулся с негативными моментами в православном служении, и это напомнило мне театр с его интригами. Я встретился с отцом Александром и честно рассказал ему о своих сомнениях. Он посоветовал мне найти свою конфессию. Мне очень нравилось лютеранское служение, и находясь как-то в Венгрии, мне пришла мысль походить по лютеранским церквям. Я поехал в Венгрию на месяц и у меня была программа, я стал глубоко вникать в лютеранство.

Я перечитал все, что писали о лютеранах в России — это были дореволюционные книги. Лютеранство в СССР было практически уничтожено, в отличие от православных и католиков. Я прочитал Аугсбургское вероисповедание и понял, что это мое, это то, что проповедовал отец Александр. Только его за это гнали, а меня за это гнать никто не будет.

И я оказался в Петербурге...

 

— Сколько лет вы уже несете служение в лютеранской церкви?

 

— С 1991 года вот уже 24 года, и я каждый день учусь. Блаженны нищие духом. Мне всегда чего-то не хватает. Я все еще на первой ступеньке себя чувствую. Пора уже подниматься, а надо еще то и другое.

Как растет человек? Практически незаметно. Постепенно ты начинаешь понимать и мыслить иначе. Если говорить о том, чему научил меня Бог, так это в первую очередь чувствовать, когда Он закрывает передо мной двери, в которые не надо входить. И по жизни все действительно так и было. Вот — бах — другим можно, а мне нельзя. Если раньше я бился в закрытые двери, то сейчас понимаю, — не надо. Это понимание пришло где-то на году пятнадцатом моей духовной жизни. Долго я боролся.

 

— Какой был замысел у Бога для вашей жизни — стать священником?

 

— Да, в Его замысле, чтобы я был здесь. У меня были отчаянные моменты в жизни. Особенно сложное время было после поездки в Америку. Находясь в Москве, я был в атмосфере наговоров, сплетен, которые не давали мне дальше жить. Я остался один с ребенком. Супруга уехала от нас обратно в Америку и ее не было почти два года. В этой ситуации некоторые люди мне перекрывали всякий доступ к любому заработку. И, как ни странно, это были те же люди, которым я в свое время очень сильно помог. Я не ожидал такого отношения к себе. Потом я подумал, ведь Христа предавали, значит, и я должен через это пройти.

Мне помогал епископ Арри Кугаппи. Когда я приехал в Петербург знакомиться с лютеранами, меня представили ему. Тогда было еще только несколько приходов. Арво Сурво рукоположил меня в дьяконы. А уже в 1993 году я был рукоположен на пасторский труд. Это было в Колтушской церкви. Уже тогда была зарегистрирована церковь Ингрии.

 

— Вы много читали и читаете книг. А первоисточником для вас что является?

 

— Первоисточником для меня является Библия. Первую свою Библию я приобрел из пижонства. Тогда ее было сложно купить. Когда я общался со священником в Михайловском, я не смог купить ее. В те годы для патриархата издали большую толстую Библию, которую использовали только священнослужители. Я спросил у священника, могу ли я купить Библию? Он говорит, шутя, купите за 50 рублей! Зарплата была 76 рублей и для меня это были бешеные деньги. Я сказал, что не потяну.

Через год я накопил денег, участвуя во всех массовках, и купил Библию на «черном» рынке у дверей нашего института. В стране в это время был книжный бум и в магазинах ничего не было. На рынке продавцы меня уже знали, и я купил Библию. Это была старая книга, еще дореволюционной печати. Позже я ее отдал своему педагогу, а себе купил новую, западного издания.

Первое Евангелие мне попало в руки в 1968 году. Я снимал квартиру у одного замечательного человека в центре Москвы, и у него была колоссальная библиотека. Я отыскал Новый Завет в его библиотеке и впервые стал его читать, как книгу мудрых мыслей. И все это постепенно открывалось. Я ориентировался в Евангелии очень хорошо.

И, конечно, это ненавязчивое воспитание отца Александра. Он, подобно Христу, неповторимо относился к каждому человеку. Ведь у Христа очень индивидуальный подход к каждому человеку. Вспомните, что даже одну и ту же болезнь Он по-разному лечил.

 

— У вас большой опыт духовных исканий и хождения перед Богом. Что сегодня вы советуете ищущим людям?

 

— Сейчас немного встречается таких ищущих людей. Я по характеру люблю индивидуальность, неповторимость подхода. У каждого человек есть что-то свое, неповторимое. В 80-е перестроечные годы люди шли в храмы и они действительно искали Бога. В Москве в то время был большой приход.

Затем постепенно народ стал расходиться и многие вообще ушли в мир. Время поиска прошло. Просто не ищут! Как написано: "Никто не ищет Бога". Но Бог действует через обстоятельства. Он понуждает человека искать Его, искать истину.

Я стараюсь использовать только индивидуальный подход. Человеку важен он сам. Я так работаю индивидуально в тюрьме, общаясь с ребятами. Для них это очень важно, когда начинаешь говорить о них самих. Здесь работать для меня очень интересно, я занимаюсь конкретным человеком, общаясь лично с ним.

В быту людей особо ничто не гложет, у них интерес мимолетный и потом их жизнь снова засасывает. В тюрьме у человека все по-другому.

Бог хочет, чтобы человек сам вернулся к Нему. Он создает условия, посылает людей, чтобы человек вернулся. Наше мышление изменяется постепенно, вся наша жизнь после покаяния — это возвращение блудного сына. Это как по капле выдавливать из себя раба. По капле до порога вечности.

Израильскому народу надо было пройти 40 лет пустыни. Так и человеку необходимы испытания, трудности, иначе он не будет знать и понимать жизни.

Каждый человек обязательно проходит путь блудного сына. Не надо мнить из себя кого-то умного или порядочного. Человек через Адама стал носителем неблаготворной бациллы. И как Адам стал блудным сыном, так и человек проходит путь блудного сына.

Быть христианином — значит следовать за Христом. Чтобы следовать за Ним, надо стараться жить по Его заповедям. Чтобы это было переменой мышления, метанойей, когда иначе человек жить просто не может и не хочет. Надо захотеть победить грех в своей жизни. Бог любит каждого и заботится о каждом, поэтому Он даст нужную встречу, чтобы помочь человеку начать жить правильно.

http://afisha.drevolife.ru/media/140