«На вопрос о том, почему они отпали, они отвечали, что в церкви почитают деревянных и рукотворных богов и что в Писании не только не показано это, но в пророчествах показано обратное. Когда отец Мисаил спросил Чуева, правда ли, что они святые иконы называют досками, Чуев отвечал: «Да ты переверни, какую хочешь икону, сам увидишь».
Стоит ли почитать «священные предметы», в том числе иконы, – это, скорее, вопрос практический. Только глубокая личная вера и собственный опыт общения с Богом могут подсказать верующему правильный ответ. Богословские труды времен Византии и философские размышления таких проповедников «богословия в красках», как о. Павел Флоренский и князь Евг. Трубецкой, вряд ли убедили бы «сектантов», о которых поведали нам Л. Толстой, Н. Лесков и другие писатели. Никому из ученых богословов так и не удалось объяснить, что означает «восхождение от образа к Первообразу» и как через изображение на стене или на доске открывается окно в горний мир. А людям всегда было свойственно стремление заглянуть за завесу, отделяющую этот мир от потустороннего. Для этого хороши были любые средства, в том числе и художественные.
В первые века христианства, во времена гонений, скрывавшиеся в катакомбах ученики и последователи апостолов изображали на стенах понятные христианам того времени символы: голубя, рыбу, якорь и крест в виде буквы Х. В последующий период к этому прибавили изображения Орфея с лирой и крылатых гениев из греческой мифологии, ставших затем в церковной живописи образами ангелов. А где еще было взять образы бестелесных духов?
Недавние раскопки на Ефрате в г. Дура, предпринятые профессором М. И. Ростовцевым, показали, что уже в III веке на стенах христианских церквей появились росписи – сцены из Ветхого Завета и евангельской истории. Художники следовали моде, принятой в римских зданиях. В IV веке эта мода распространилась настолько широко, что у большинства церковных писателей мы встречаем упоминания о ней. Св. Василий Великий в своем слове призывает увековечить на стенах храма подвиги мученика Варлаама. Иоанн Златоуст сообщает о появившихся в большом числе изображениях святого Мелентия Антиохийского. Блаженный Феодорит рассказывает о портретах Симеона Столпника, продаваемых в Риме (интересно, что монополию на эту торговлю приобрел внук Симеона Столпника).
Многие не менее великие отцы церкви признавались, что росписи в храмах вызывали у них слезы умиления. Но умиление скоро сменилось вполне оправданными опасениями, что церковное искусство может исказить церковные установления и учение. Прежде всего это касалось изображения Святой Троицы и Иисуса Христа. Выдающийся историк и епископ Кессарии Евсевий много говорил о неизобразимости Божественной природы: «Кто же в состоянии изобразить мертвыми и бездушными красками сияние и испускающий блистающие лучи свет славы и достоинства Его?» Другие епископы видели в изображениях Божества и святых мучеников опасность преклонения перед их изображениями. Святой Епифаний Кипрский, будучи проездом не в своей епархии, в Анаблате (Палестина), увидел в церкви завесу с изображениями. Епифаний разорвал эту завесу и отдал ее на покрытие гроба какого-то нищего, а церкви подарил новый кусок материи. Вскоре большинство авторитетных отцов церкви пришли к выводу об очевидной опасности возрождения идолопоклонства в христианстве.
На Эльвирском соборе в Испании (г. Гренада, около 300 г.) было принято постановление против стенной живописи и икон, правило 36. Это правило не предусматривало серьезных наказаний, являясь лишь предостережением, а поэтому было проигнорировано и на Востоке и на Западе. Тем временем, исполняя постановления собора, епископ Серен в 598 году сорвал со стен церкви в Марселе все иконы, которые по его наблюдению суеверно почитались паствой. Папа Григорий Великий в своем письме с одобрением отозвался о ревностном служении епископа. Одновременно он высказался против вынесения икон, «которые служат простым людям вместо книги». Папа требовал, чтобы Серен восстановил иконы и объяснил пастве как свой поступок, так и истинный способ почитания икон. Иконы были возвращены, но подвешены в церкви на такой высоте, чтобы у верующих не возникало соблазна вместо созерцания покрывать их целованиями и другими недопустимыми формами прославления. Здесь мы подошли к одному из главных вопросов, связанных с иконопочитанием. Существует ли и существовал ли когда-нибудь «истинный способ иконопочитания», на который в VI веке туманно намекал своему епископату Григорий Великий?
Два века иконоборчества завершились «торжеством православия», и на последнем Вселенском Соборе (787 г.) принцип поклонения был окончательно сформулирован. Против лобызания собор не возражал, но по вопросу «только ли благоговейное лобызание или и поклонение» категорически постановил: «Не только лобызание, но и поклонение. Однако не служение, приличествующее только божественному естеству. Мы поклоняемся и святым людям и ангелам, но не служим им как богам, ибо Моисей говорит: «Господу Богу твоему поклонишися и Тому Единому послужиши». На этом основании окончательный вывод собора был такой: «Поклоняться можно и не Богу, потому что поклонение есть выражение почтения, служить же нельзя никому, кроме Бога». На этом эпоха Вселенских Соборов была завершена. Православие победило, восторжествовало и на этом успокоилось. Что же было дальше?
А дальше сама жизнь переворачивала с ног на голову немудреное богословие собора, выявляя в нем одно противоречие за другим. В самом деле, ведь многие служат, например, в армии, и это не считается грехом. При этом никто из солдат не поклоняется своим военачальникам, хотя по решению Собора это и допустимо. Позднее (около 825 г.) император Михаил Травль, никогда не требовавший от своих подданных религиозного поклонения себе, жаловался, что византийцы при крещении поручают иконам воспитание своих детей. Другие не берут в уста Святого Тела, прежде чем не положат его на икону. Священники соскабливают с икон краски и добавляют их к Святой Крови во время евхаристии. Для большей святости? Иные предпочитают служение иконам по домам. Эти и многие другие упреки императора касались священников.
Что же тогда можно было сказать о простых прихожанах того времени? Да, наверное, то же самое, что и сейчас, спустя тысячу с лишним лет после принятия христианства на Руси.
В наше время, если вы решитесь обратиться за разъяснением истинного смысла иконопочитания к православной церкви, почти каждый священник и настоятель храма скажет вам примерно следующее: «Ни о каком суеверии и идолопоклонстве в нашей церкви не может быть и речи. Мы не преклоняемся перед изображениями и не служим им. Иконы лишь напоминают нам о Боге и призывают православный люд в простоте приобщаться к христианским добродетелям, и через иконы нисходит на них благодатное сияние Первообраза». Не погрешив этими словами ни против решений Вселенского Собора, ни против сути православия, такой иерей может тут же отслужить молебен образу пречистой Божьей Матери Владимирской или Казанской, или Иверской, или какой-нибудь еще – их много. Если же вы увидите, что в храме при этом происходит нечто совершенно противоположное утверждениям настоятеля, обратитесь с теми же вопросами к прихожанам. Ответы могут быть самыми удивительными. Например, одна прихожанка, выросшая и состарившаяся на богослужениях в стенах одного знаменитого собора, так сказала мне: «Нету истинного почитания! И поклонения нету. Даже и не знают, что у Спаса надо лобызать десницу, у Богоматери пречистое чело, а у святых угодников только их одежу...» Вероятно, настоятель этого собора немало бы подивился, если бы узнал, какое богословие изобрел «простой православный люд», вверенный его святому душепопечительству.
Нет, не так здесь все просто! И напрасно некоторые порицают богословие икон. В равной мере не правы те, кто считает его поверхностным, и те, кто упрекает защитников икон в идолопоклонстве, мистике и оторванности от Писания. Иконопочитание живет и творит в своей неисчерпаемой глубине все новые способы поклонения, какие и в страшном сне не снились благочестивому папе Григорию Великому.
Все же интересно даже не богословие византийцев и не суеверные представления отдельных прихожан. Думаю, все согласятся, что для нас важнее всего практические, так сказать, результаты верований. И в определении этого опять не обойтись без отцов церкви, которых тысячелетия назад одолевали те же самые вопросы, что и нас теперь. В V веке Феодот Анкирский говорил: «Мы получили наставление не лица святых изображать на иконах вещественными красками, а подражать указанным в Писаниях добродетелям их. Пусть скажут устраивающие иконы, какой пользы они достигли через это и к какому духовному созерцанию приходят от такого напоминания? Или это просто выдумки и изобретение пустого ухищрения?»
Л. Н. Толстой «Фальшивый купон»
Стоит ли почитать «священные предметы», в том числе иконы, – это, скорее, вопрос практический. Только глубокая личная вера и собственный опыт общения с Богом могут подсказать верующему правильный ответ. Богословские труды времен Византии и философские размышления таких проповедников «богословия в красках», как о. Павел Флоренский и князь Евг. Трубецкой, вряд ли убедили бы «сектантов», о которых поведали нам Л. Толстой, Н. Лесков и другие писатели. Никому из ученых богословов так и не удалось объяснить, что означает «восхождение от образа к Первообразу» и как через изображение на стене или на доске открывается окно в горний мир. А людям всегда было свойственно стремление заглянуть за завесу, отделяющую этот мир от потустороннего. Для этого хороши были любые средства, в том числе и художественные.В первые века христианства, во времена гонений, скрывавшиеся в катакомбах ученики и последователи апостолов изображали на стенах понятные христианам того времени символы: голубя, рыбу, якорь и крест в виде буквы Х. В последующий период к этому прибавили изображения Орфея с лирой и крылатых гениев из греческой мифологии, ставших затем в церковной живописи образами ангелов. А где еще было взять образы бестелесных духов?
Недавние раскопки на Ефрате в г. Дура, предпринятые профессором М. И. Ростовцевым, показали, что уже в III веке на стенах христианских церквей появились росписи – сцены из Ветхого Завета и евангельской истории. Художники следовали моде, принятой в римских зданиях. В IV веке эта мода распространилась настолько широко, что у большинства церковных писателей мы встречаем упоминания о ней. Св. Василий Великий в своем слове призывает увековечить на стенах храма подвиги мученика Варлаама. Иоанн Златоуст сообщает о появившихся в большом числе изображениях святого Мелентия Антиохийского. Блаженный Феодорит рассказывает о портретах Симеона Столпника, продаваемых в Риме (интересно, что монополию на эту торговлю приобрел внук Симеона Столпника).
Многие не менее великие отцы церкви признавались, что росписи в храмах вызывали у них слезы умиления. Но умиление скоро сменилось вполне оправданными опасениями, что церковное искусство может исказить церковные установления и учение. Прежде всего это касалось изображения Святой Троицы и Иисуса Христа. Выдающийся историк и епископ Кессарии Евсевий много говорил о неизобразимости Божественной природы: «Кто же в состоянии изобразить мертвыми и бездушными красками сияние и испускающий блистающие лучи свет славы и достоинства Его?» Другие епископы видели в изображениях Божества и святых мучеников опасность преклонения перед их изображениями. Святой Епифаний Кипрский, будучи проездом не в своей епархии, в Анаблате (Палестина), увидел в церкви завесу с изображениями. Епифаний разорвал эту завесу и отдал ее на покрытие гроба какого-то нищего, а церкви подарил новый кусок материи. Вскоре большинство авторитетных отцов церкви пришли к выводу об очевидной опасности возрождения идолопоклонства в христианстве.
На Эльвирском соборе в Испании (г. Гренада, около 300 г.) было принято постановление против стенной живописи и икон, правило 36. Это правило не предусматривало серьезных наказаний, являясь лишь предостережением, а поэтому было проигнорировано и на Востоке и на Западе. Тем временем, исполняя постановления собора, епископ Серен в 598 году сорвал со стен церкви в Марселе все иконы, которые по его наблюдению суеверно почитались паствой. Папа Григорий Великий в своем письме с одобрением отозвался о ревностном служении епископа. Одновременно он высказался против вынесения икон, «которые служат простым людям вместо книги». Папа требовал, чтобы Серен восстановил иконы и объяснил пастве как свой поступок, так и истинный способ почитания икон. Иконы были возвращены, но подвешены в церкви на такой высоте, чтобы у верующих не возникало соблазна вместо созерцания покрывать их целованиями и другими недопустимыми формами прославления. Здесь мы подошли к одному из главных вопросов, связанных с иконопочитанием. Существует ли и существовал ли когда-нибудь «истинный способ иконопочитания», на который в VI веке туманно намекал своему епископату Григорий Великий?
Два века иконоборчества завершились «торжеством православия», и на последнем Вселенском Соборе (787 г.) принцип поклонения был окончательно сформулирован. Против лобызания собор не возражал, но по вопросу «только ли благоговейное лобызание или и поклонение» категорически постановил: «Не только лобызание, но и поклонение. Однако не служение, приличествующее только божественному естеству. Мы поклоняемся и святым людям и ангелам, но не служим им как богам, ибо Моисей говорит: «Господу Богу твоему поклонишися и Тому Единому послужиши». На этом основании окончательный вывод собора был такой: «Поклоняться можно и не Богу, потому что поклонение есть выражение почтения, служить же нельзя никому, кроме Бога». На этом эпоха Вселенских Соборов была завершена. Православие победило, восторжествовало и на этом успокоилось. Что же было дальше?
А дальше сама жизнь переворачивала с ног на голову немудреное богословие собора, выявляя в нем одно противоречие за другим. В самом деле, ведь многие служат, например, в армии, и это не считается грехом. При этом никто из солдат не поклоняется своим военачальникам, хотя по решению Собора это и допустимо. Позднее (около 825 г.) император Михаил Травль, никогда не требовавший от своих подданных религиозного поклонения себе, жаловался, что византийцы при крещении поручают иконам воспитание своих детей. Другие не берут в уста Святого Тела, прежде чем не положат его на икону. Священники соскабливают с икон краски и добавляют их к Святой Крови во время евхаристии. Для большей святости? Иные предпочитают служение иконам по домам. Эти и многие другие упреки императора касались священников.
Что же тогда можно было сказать о простых прихожанах того времени? Да, наверное, то же самое, что и сейчас, спустя тысячу с лишним лет после принятия христианства на Руси.
В наше время, если вы решитесь обратиться за разъяснением истинного смысла иконопочитания к православной церкви, почти каждый священник и настоятель храма скажет вам примерно следующее: «Ни о каком суеверии и идолопоклонстве в нашей церкви не может быть и речи. Мы не преклоняемся перед изображениями и не служим им. Иконы лишь напоминают нам о Боге и призывают православный люд в простоте приобщаться к христианским добродетелям, и через иконы нисходит на них благодатное сияние Первообраза». Не погрешив этими словами ни против решений Вселенского Собора, ни против сути православия, такой иерей может тут же отслужить молебен образу пречистой Божьей Матери Владимирской или Казанской, или Иверской, или какой-нибудь еще – их много. Если же вы увидите, что в храме при этом происходит нечто совершенно противоположное утверждениям настоятеля, обратитесь с теми же вопросами к прихожанам. Ответы могут быть самыми удивительными. Например, одна прихожанка, выросшая и состарившаяся на богослужениях в стенах одного знаменитого собора, так сказала мне: «Нету истинного почитания! И поклонения нету. Даже и не знают, что у Спаса надо лобызать десницу, у Богоматери пречистое чело, а у святых угодников только их одежу...» Вероятно, настоятель этого собора немало бы подивился, если бы узнал, какое богословие изобрел «простой православный люд», вверенный его святому душепопечительству.
Нет, не так здесь все просто! И напрасно некоторые порицают богословие икон. В равной мере не правы те, кто считает его поверхностным, и те, кто упрекает защитников икон в идолопоклонстве, мистике и оторванности от Писания. Иконопочитание живет и творит в своей неисчерпаемой глубине все новые способы поклонения, какие и в страшном сне не снились благочестивому папе Григорию Великому.
Все же интересно даже не богословие византийцев и не суеверные представления отдельных прихожан. Думаю, все согласятся, что для нас важнее всего практические, так сказать, результаты верований. И в определении этого опять не обойтись без отцов церкви, которых тысячелетия назад одолевали те же самые вопросы, что и нас теперь. В V веке Феодот Анкирский говорил: «Мы получили наставление не лица святых изображать на иконах вещественными красками, а подражать указанным в Писаниях добродетелям их. Пусть скажут устраивающие иконы, какой пользы они достигли через это и к какому духовному созерцанию приходят от такого напоминания? Или это просто выдумки и изобретение пустого ухищрения?»
Бывший иконописец
при обители св. Арсения на острове Коневец
