Deprecated: Function split() is deprecated in /home/mirtru/gazeta/content/index.php on line 221
СПЕШИТЕ ДЕЛАТЬ ДОБРО / Интернет-газета «Мирт»
Главная / Статьи / Общество / СПЕШИТЕ ДЕЛАТЬ ДОБРО
СПЕШИТЕ ДЕЛАТЬ ДОБРО
СПЕШИТЕ ДЕЛАТЬ ДОБРО
24.09.2011
1906

Памяти Федора Петровича Гааза

Полтора века назад умер человек, которым любая страна на свете могла бы гордиться. Увы, в России в прошлом году круглая дата прошла незамеченной...

Зачем нужны святые? Какая, заметит кто-нибудь, несвоевременная и ничего приятного не сулящая нам затея - личностью доктора Гааза поверить нынешнюю российскую жизнь.

Будто бы нельзя заранее предсказать нестерпимый разлад между человеком в белых одеждах и погрязшим в жестокости мире. Будто бы мы не знаем, что житие праведника в некотором смысле всегда трагично, - будь то преподобный Серафим в стенах Саровской обители или его современник, Федор Петрович Гааз, на площадях и улицах Москвы.

И будто бы нам неведомо, что праведника после его кончины помнят более ритуально, чем сердечно; более по красочному календарю, чем по стремлению уподобиться ему в собственной жизни; более по служебной необходимости, чем по ощущению внутренней с ним связи. Разве не так?

Но без праведника вообще тоска. Святой человек нужен нам, как странное зеркало, заглядывая в которое, мы видим в нем свои неприкрашенные черты. И ужасаемся. И твердо обещаем, не откладывая в долгий ящик, заняться нравственным самоусовершенствованием. Хотя бы милостыню, наконец, подать нищей старухе, что вот уже несколько дней скорбным памятником стоит у входа в метро и смотрит на меня с безысходной печалью в почти выцветших глазах. Ах, думаю я, проносясь мимо, бедная, прости, Христа ради. В другой раз.

И сбегая вниз, проскакивая в вагон между почти сомкнувшимися створками, я вдруг с поразительной ясностью воображаю остановившуюся возле старухи пролетку и пожилого человека в старой шубе, грузно ступающего с подножки в раскисший снег, чтобы тихонько вложить в руку нищенке толику монет для преодоления тягот еще долгой зимы.

Мы все спешим по делам - а он спешил делать добро.

Его тень тревожит мою совесть. Чудак, думаю я. Вольно ему ездить в пролетке, запряженной клячами. Вольно ему немалое свое состояние раздать бедным и быть похороненным за казенный счет. Вольно ему возражать царю и прекословить митрополиту - из-за чего?! из-за кого?! То ради какого-то ссыльного старика-старообрядца, то ради облегчения участи арестантов, которых гнали через Москву в места и тогда не столь отдаленные.

ы все говорите, Федор Петрович, о невинно осужденных, - сердито выговорил ему однажды митрополит Московский Филарет, богослов и отчасти даже поэт, - Таких нет. Если человек подвергнут каре - значит, есть за ним вина". Федор Петрович был поражен в самое сердце. "Да вы о Христе позабыли, владыко!" - вне себя, вскричал он.

...В начале девятнадцатого столетия двадцати двух лет от роду Фридрих Гааз приехал к нам из Германии и, прожив в России всю оставшуюся жизнь, в России же и отдал Богу душу и погребен в русской земле, в Москве, на Немецком (Введенском) кладбище. За почти полувековое жертвенное служение несчастным русский народ назвал его "Святым доктором" и "Божьим человеком", и 19 августа 1853 года небывалой для тогдашней Москвы двадцатитысячной толпой проводил Федора Петровича в последний путь. До самой могилы гроб несли на руках.

На первой неделе Великого Поста я отправился ему поклониться. Был со мной мой школьный товарищ, профессор-биофизик, тихо признавшийся, что имя Гааза ни о чем ему не говорит. И его умненькая дочка-девятиклассница точно так же ничего не знала о человеке, к могиле которого мы шли. Увы: не только они. Многие, даже слишком многие и очень разные люди на мой вопрос о Федоре Петровиче недоуменно пожимали плечами.

А ведь светлый образ доктора Гааза необходим нынешней России не меньше, чем той, давней.

Еще и сегодня, в начале двадцать первого столетия, гражданин России запросто может быть или ограблен, или раздавлен своим государством. Еще и сегодня челюсти отечественной бюрократической машины способны перемолоть человека со всем его движимым и недвижимым. Еще и сегодня, глядя на человека мертвыми глазами Вия, власть по-прежнему видит пустое место.

Прошлое никуда не ушло. Оно с нами - в наших снах, страхах и ожиданиях. Тайным ядом оно бродит в нашей крови, мешая нам верить, надеяться и любить. Опричнина, помещики, травившие крепостных собаками, заколотые революционными штыками священники, сожравший пол-России ГУЛАГ - такова темная часть нашего былого.

Эта тьма требует от нас памятников царям и полководцам, для которых человеческая жизнь была дешевле копейки, - и стремится вытравить память о чудаках вроде Федора Петровича Гааза, кому бедняк ли, кандальник или бездомный - все были близкие люди, которым он непременно должен был помочь ради Христа.

Он два с лишним десятка лет сражался с государственной бесчеловечностью, на все время бесконечного этапа откуда-нибудь из Смоленска в Сибирь приковывавшей к одному железному пруту человек по восемь сразу - детей, стариков, женщин, здоровых, больных, воров, беспаспортных, ссыльнопоселенцев... Идти они были обречены только вместе, спать - вместе, отправлять естественные потребности - на глазах невольных спутников.

Он бился с бесчеловечностью закона и лютой жестокостью помещиков, отправлявших в ссылку крепостных, но оставлявших у себя их детей. "Можно себе представить, - пишет первый биограф Ф.П. Гааза Анатолий Федорович Кони, - состояние отцов, и в особенности матерей, которым приходилось, уходя в Сибирь, оставлять сыновей и дочерей навсегда, без призора и ласки, зная, что их судьба вполне и во всех отношениях зависит от тех, кто безжалостною рукою разрывал связи, созданные природою, освященные Богом..."

В делах Московского тюремного комитета Кони насчитал двести семнадцать ходатайств Федора Петровича, умолявшего господ-помещиков не разлучать детей и родителей. Ежели увещания не помогали, Гааз неизменно упоминал о некоем безымянном благотворителе, готовом оплатить помещику его милосердие. Рубль смягчал окаменевшие сердца. Дети шли в дальние края рука об руку с родителями, а приобретенное многолетней медицинской практикой немалое состояние Федора Петровича таяло день ото дня и к закату его жизни рас­таяло совсем.

У Кони читаем: "Быстро исчезли белые лошади и карета, с молотка пошла оставленная без "хозяйского глаза" и заброшенная суконная фабрика, бесследно продана была недвижимость, и когда, в 1853 году, пришлось хоронить некогда видного и известного московского врача, обратившегося по мнению некоторых, в смешного одинокого чудака, то оказалось необходимым сделать это на счет полиции"...

Рядом с пересыльной тюрьмой на Воробьевых горах Гааз устроил больницу, в которой укрывал слабых, лечил занемогших и давал передышку отчаявшимся. Командир корпуса внутренней стражи генерал Капцевич честил его за это "утрированным филантропом".

Он в меру сил смягчал бесчеловечность власти, выхаживая неимущих и бездомных в созданной им лечебнице в Мало-Казенном переулке, впоследствии получившей название "Полицейской", в народе же известной как "Гаазовская". Больных в ней было всегда больше положенных ста пятидесяти, за что Федору Петровичу не раз выговаривал генерал-губернатор. Ввести в норму, а до той поры новых не принимать! - таково было в конце концов его требование, услышав которое Гааз, как пишет Кони, "вдруг тяжело опустился на колени и, ничего не говоря, горько заплакал".

Все это я постарался передать моим спутникам, пока от ворот кладбища мы шли к могиле Федора Петровича. Теперь мой ставший профессором одноклассник и его милая дочь знали, чей прах почти полтора века назад приняла здесь русская земля и кому принадлежат выбитые на могильном камне слова: "Спешите делать добро".

...Федору же Петровичу Гаазу в ответ на его упрек митрополит Филарет после нескольких минут томительной тишины ответил: "Нет, Федор Петрович! Когда я произнес эти мои поспешные слова, не я о Христе, - Христос меня позабыл"!

Полтора века прошло - а многое ли изменилось? До сих пор судьи смотрят не в статью закона, а в глаза начальства, до сих пор чиновники- казнокрады ездят в роскошных лимузинах, зато ни в чем не повинных людей, даже не осужденных, а лишь подозреваемых, по году и дольше держат в переполненных камерах предварительного заключения вместе с матерыми уголовниками, до сих пор слово прокурора многократно весомее слова защитника - оправдательные приговоры составляют в наших судах жалкий один процент. До сих пор власть имущие судят и рядят по принципу - обвинен, значит, виновен.

Хорошо бы мне ошибиться, но, порой, кажется, что и нас Христос позабыл...

Из сборника "Сила против насилия", М., 2006
www.portal-credo.ru