Deprecated: Function split() is deprecated in /home/mirtru/gazeta/content/index.php on line 221
ВОЗРОЖДЕНИЕ ВЕРЫ В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ / Интернет-газета «Мирт»
Главная / Статьи / Общество / ВОЗРОЖДЕНИЕ ВЕРЫ В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ
ВОЗРОЖДЕНИЕ ВЕРЫ В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ
ВОЗРОЖДЕНИЕ ВЕРЫ В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ
24.09.2011
7794

Семьдесят четыре года советской власти представляли собой невиданный социальный эксперимент по тотальному уничтожению религии. Сейчас в общественном сознании в основном присутствуют воспоминания о кровавых антирелигиозных репрессиях 1917–1939 гг., когда за религиозные убеждения были расстреляны и брошены в тюрьмы тысячи священнослужителей и мирян. Однако не меньшее значение для атеизации народов СССР имела продолжавшаяся и после того, как массовые репрессии против верующих прекратились, политика изощренного социального контроля и подавления религии.

К 1988 г., когда население СССР получило религиозную свободу, несколько поколений советских людей не имело в своем подавляющем большинстве никаких связей с институциональными церковными организациями и было знакомо с какими-либо вероучениями в минимальной степени. Сведенная до минимума институциализированная религиозная жизнь ограничивалась для тех немногих, кто в ней участвовал, эпизодическими посещениями богослужений. Но при отсутствии проповеди, религиозной литературы, общинной жизни эти посещения также не могли поддерживать в стране полноценную религиозность даже у небольшого числа верующих. Различные опросы конца 70-х – начала 80-х гг. фиксировали 5-10% в основном стариков, «верующих в Бога», но и эти немногие имели о своей вере смутные представления.

В условиях цензуры, почти полного разрушения церковной и вообще религиозной традиции, исчезновения цельного религиозного мировоззрения в обществе стихийно распространялись примитивные религиозные идеологемы и верования самого разнородного происхождения. Фрагменты христианства, православия были лишь частью этого броуновского движения религиозных идей, причем само христианство, как и вообще религию, люди были склонны (в соответствии с тем, как их учили) воспринимать в качестве специфической формы идеологии и культуры, а не живой связи с Богом. Таким образом, если большевики и не добились, как показали события 1988–1991 гг., победы марксизма-ленинизма в головах людей на все времена, то борьба с религией была более успешной: Россия в момент краха коммунизма была страной наиболее продвинутой секуляризации.

Уже в 1991–1992 гг. произошел принципиальный перелом в религиозных ориентациях русских людей. Причем этот перелом был частью глобальной мировоззренческой переориентации российского общественного мнения, лишь элементом которого было изменение отношения к религии. На смену западнической «демократической» и рыночной эйфории, ожиданию скорого и безболезненного достижения по-новому понимаемого «светлого будущего» пришли разочарование и апатия. Многочисленные опросы тех лет показывают, что если до середины 1991 г. не менее двух третей населения считало, что Россия должна брать пример со стран Запада, во всем подражать им, то уже в 1992 г. такое же подавляющее большинство полагало, что у России свой особый путь, принципиально иная цивилизация и Запад для нее не эталон.

В связи с этим православие начинает приобретать особое значение культурного стержня и символа национальной идентичности. Постоянно вплоть до 2000 г. с тех пор растет число людей, в социологических опросах называющих себя православными (согласно некоторым исследованиям, до 82%). На протяжении всех 90-х гг. РПЦ является общественным институтом, вызывающим наибольшее доверие и уважение.

Параллельно с укреплением авторитета РПЦ идет ее бурный рост. Число зарегистрированных приходов РПЦ на территории России вырастает с 3500 в 1990 г. до 11000 в 2001 г., открываются переданные властями церкви и строятся новые, число епархий на территории России возрастает с 38 до 71.

Наряду с изменениями в общественном мнении менялась и государственная политика по отношению к религии. С 1992 г. начинает нарушаться действовавшее на тот момент законодательство. Сначала понемногу, как бы застенчиво. Но к 1997 г. федеральное законодательство о свободе совести, утверждавшее отделение церкви от государства, по сути дела уже вообще не работало в своих основных, принципиальных положениях – не существовало отделения ни церкви от государства, ни школы от церкви; имелись специальные государственные органы (которые запрещены законом), занимающиеся религией (правда, только региональные), церковь допустили в учебные заведения в виде православных гимназий, факультативов, курсов изучения «православной культуры» и в других формах. Московская патриархия заключила договоры о сотрудничестве с силовыми ведомствами и некоторыми другими министерствами, которые предоставили ей широкое присутствие в армии, милиции и некоторых госучреждениях. Громадные финансовые потребности церкви, в первую очередь связанные с реставрацией и строительством церковных зданий, могли быть удовлетворены только государством, хотя это и противоречило закону. Сначала робко, а потом все более открыто и все в больших объемах эти средства стали выделяться. В одних случаях, как в Нижнем Новгороде, Кемерове или Сыктывкаре, их источником стал местный бюджет, в других деньги выделяли предприятия под прямым давлением властей, как в Москве, Туле или, скажем, в Орле.

Итак, нарушая, а не изменяя закон, государство в возрастающем масштабе осуществляет серию действий, направленных на предоставление Московской патриархии все больших прав и привилегий, на придание РПЦ все более высокого официального статуса.

В определенной степени власть в этом отношении оказалась заложницей общественного мнения. Для большинства населения страны православие становится национальным культурным символом: люди радуются возрождению церквей и монастырей, народных праздников и традиций. Но государство не просто идет навстречу этим настроениям. Оно подхватывает их и стремится на них опереться. Одна из очевидных причин этого – доверие к власти в России низкое, как, наверное, никогда, и она стремится воспользоваться любым средством, чтобы поднять свой авторитет. Церковь для этого очень удобна.

Все вышесказанное, казалось бы, говорит о том, что в России произошла мощная и уверенная реставрация православной веры. Однако это не совсем так. Социологические опросы показывают, что не реже раза в месяц в богослужении участвуют 6-7% русских людей, и эта цифра стабильна все 90-е гг. Есть серьезные основания предполагать, что и эта цифра завышена. Так, по данным органов внутренних дел Москвы, в пасхальном богослужении 1999 г. участвовало менее 2% взрослого населения города, а Москва далеко не самый безрелигиозный город России. По данным опроса 1999 г., в течение года причащались менее 8% россиян. Почти столь же неутешительны данные о том, во что верят сегодняшние православные. В 1999 г. в существование живого личного Бога верили, согласно опросам, 18%, в загробную жизнь – 24%, в воскресение мертвых – 10%.

Секуляризация победно шествует по всему миру, и Россия здесь не исключение. Но все же есть и специфические российские причины того, что формально декларируемая и все растущая приверженность православию почти не сопровождается ростом реальной религиозности.

Православие (не как идеологическая декларация, а как реальная вера) для громадного большинства россиян – новая вера, наложившаяся на существовавшие в 80-е гг. «нетрадиционную религиозность», оккультизм, астрологию, фрагменты восточных верований, контактерство, веру в переселение душ, всякого рода целительство и паранормальные явления. Возвращение к православию есть, в первую очередь, результат естественной и стихийной реставрационной эволюции массового сознания. Интерпретация религии осуществляется в понятийном контексте светской культуры – масс-медиа, художественной литературы, кино, политической пропаганды. Поэтому совершенно не случайно на вопрос, что такое в вашем понимании религия, люди отвечают: «Культура, верность национальным традициям». И лишь один из десяти: «Личное спасение, отношения человека с Богом».

Надо сказать, что и сама РПЦ все последние 12 лет способствует, по существу, нерелигиозному восприятию религии. Обращаясь к обществу, патриарх Алексий II, другие иерархи, ведущие священнослужители церкви очень много говорят о необходимости быть верным национальным традициям, о непреходящей ценности национальной православной культуры, о патриотизме и единстве. За всей этой культурно-политической риторикой слова о вере, о спасении, о страдающем, любящем Боге, распятом и воскресшем, теряются и не доходят до аудитории (тем более, что она не подготовлена слышать их).

Не удивительно, что число практикующих верующих не растет, как и вера в основные догматы православия. Мало того, опросы показывают, что среди «православных верующих» растет вера в переселение душ, астрологию и экстрасенсорику.

Аналогично отношениям русского народа со своей национальной церковью развиваются и отношения национальных меньшинств, традиционно придерживавшихся не православия, а иных вероисповеданий, своих религий. После 1991 г., когда рухнули и коммунистическая идеология (вернее, ее эрзацы и обломки, ибо к этому времени она по сути уже не существовала), и советское государство, обеспечивавшее психологическую, идейную и социальную стабильность не только русским, но и гражданам других национальностей, люди в поисках собственной идентичности обратились к своим этническим корням. В отличие от русских, национализм которых развивался после 1991 г. медленно и лениво, другие народы России испытали взрыв «национального возрождения».

Идеологии «национального возрождения» охватили все этносы России, и почти для каждого из них религия стала одной из составляющих этого национального возрождения. В полной аналогии с поведением центральной московской власти и властей российских областей лидеры национальных республик поддерживают свою «национальную религию» и стремятся опираться на нее. В Татарии, Башкирии, республиках Северного Кавказа – это ислам, в Калмыкии и Тыве – буддизм, в Марий Эл – язычество. При этом, как показывают социологические опросы, низкая традиционная институциональная религиозность – удел не только русских; исследование казанского социолога Розалинды Мусиной, например, выявило те же 4% практикующих верующих (в данном случае мусульман) среди татар – городских жителей республики Татарстан. Многочисленные исследования показывают невероятную эклектичность и к тому же всеядность современного религиозного сознания представителей большинства, если не всех, народов России. (Если же говорить о наиболее последовательной традиционной религиозности, то таковая характерна лишь для народов Чечни и Дагестана, но и у них она значительно слабее по сравнению, скажем, с религиозностью турок или египтян.)

Что же стало после 1991 г. с религиозными меньшинствами и новыми для России религиозными течениями?

В 90-е гг. для общественного мнения России наиболее болезненной была тема «нетрадиционной религиозности». Пожалуй, все ведущие средства массовой информации уделяли немало места рассказам о вредоносной деятельности «тоталитарных сект», в первую очередь, иностранного происхождения. На прошедших в 1995–1996 гг. федеральных выборах едва ли не каждый второй кандидат говорил о том, что именно он будет бороться против тоталитарных сект и иностранных миссионеров. Епископат РПЦ и многие уважаемые представители православного духовенства постоянно декларировали борьбу с нетрадиционной религиозностью и тоталитарными сектами в качестве одной из основных задач своего служения. Нигде на Западе общественность не уделяет так много внимания этой теме.

В собственно религиозном смысле для духовной ситуации пред- и постперестроечного времени характерно распространение того, что на Западе принято называть «нетрадиционными верованиями». Рост влияния оккультизма, фрагментов восточных верований, всякого рода колдовства, веры в НЛО, снежного человека, переселение душ отмечался еще с 1970-х гг. До перестройки эти «неформальные религии» затрагивали в основном молодежь и интеллигенцию – слои, наиболее склонные к мировоззренческому брожению. Но не только их. В последние годы из разных источников становится известно, что даже представители высшей советской номенклатуры интересовались «нетрадиционной религией», пользовались услугами экстрасенсов и астрологов.

«Нетрадиционная религиозность» широко распространена и на Западе. Но в России качественно иная ситуация: «нетрадиционная религиозность» оказывается как раз традиционной по отношению к христианству, с которым широкие слои населения начинают знакомиться и обращаться к нему после 1988 г. Надо заметить, что среди приверженцев рыночных реформ преобладали не православные верующие и не атеисты, а носители аморфного, эклектичного религиозного сознания. Адогматичные верующие – приверженцы «сверхъестественных сил», НЛО, «восточной мудрости» и прочего в том же роде, чаще оказывались сторонниками «демократических», рыночных преобразований, чем христиане или атеисты. Религиозное сознание, эклектичное и адогматичное, так сказать, религиозная энтропия развивалась параллельно росту рыночных настроений. Перестройка размягчила идеологическую строгость системы и спровоцировала общемировоззренческую неопределенность общества, легко вошедшего в «игру без правил» постсоветского режима.


Из книги «Религия и общество»,
Кестонский институт