Почти вся наша мудрость – во всяком случае заслуживающая наименования истинной и полной мудрости – разделяется на две части: знание о Боге и обретаемое через него знание о самих себе. Оба эти вида знания соединены друг с другом таким множеством связей, что не всегда легко отличить, который из них предшествует другому и порождает его. Во-первых, никто не может созерцать самого себя, не обратившись сразу же к созерцанию Бога, Которым живет и движется. Ведь ясно, что способности, заключающие в себе все наше достоинство, принадлежат вовсе не нам, что всей своей силой и добродетелью мы обязаны Богу.
Во-вторых, изливающиеся на нас капля за каплей небесные блага приводят нас к их неисчерпаемому источнику, подобно тому как приводят к своему источнику малые ручейки.
Но прежде всего обращать взор к небу нас заставляет то бедственное положение, в которое вверг всех людей мятеж первого человека – и не только в ожидании благ, которых мы лишены как люди бедные, сирые и алчущие, но и для того, чтобы пробудиться от страха и таким образом научиться смирению. Ибо человек, лишившись небесных облачений, превратился в средоточие всяческой низости и вынужден с великим стыдом выносить в своей наготе столько бесчестья, что впал в совершенную растерянность.
Кроме того, необходимо, чтобы сознание наших бедствий жестоко терзало нас и тем самым хоть немного приближало к познанию Бога. Именно ощущение нашего невежества, тщетности усилий, нищеты, немощи, нечестия и порочности приводит нас к осознанию того, что только в Боге можно найти свет истинной мудрости, непоколебимую добродетель, изобилие всяческих благ и неподкупную справедливость.
Когда же от созерцания Божьих благ мы обращаем взор на самих себя, то испытываем потрясение при виде собственного ничтожества и не можем не преисполниться отвращения ко всему, чтобы затем сознательно устремиться к Богу. Ведь каждый человек склонен к самодовольству, пока не знает своего истинного облика. Он похваляется дарами Божьими, словно пышными церковными облачениями, не ведая о своем ничтожестве или забывая о нем. Поэтому знание о самом себе не только побуждает человека к богопознанию, но и является средством достижения знания о Боге.
Известно, что человек никогда не достигнет верного знания о себе самом, пока не увидит лика Бога и от созерцания его не обратится к созерцанию самого себя. В нас настолько укоренилась гордыня, что мы постоянно кажемся себе праведными и непорочными, мудрыми и святыми, если только наши нечестие, безумие и нечистота не бросаются в глаза слишком явно. Но мы не сумеем увидеть наших пороков, если будем смотреть только на себя, не думая одновременно о Боге, не соотнося своих суждений с Ним как с единственным верным мерилом. Ведь все мы по природе склонны к лицемерию, и поэтому видимость правды нам приятнее самой правды.
И поскольку все, что нас окружает, полно обезображивающей нечистоты, а наш разум ограничен и зажат скверной этого мира, любая вещь, в которой хоть немного меньше низости, чем во всем остальном, уже очаровывает нас, словно воплощенная чистота. Это подобно тому, как глаз, привыкший видеть лишь черное, воспринимает коричневое или просто темное как царственную белизну.
Можно привести и более убедительные примеры из области телесных ощущений, чтобы показать, насколько при оценке наших душевных сил и способностей мы склонны преувеличивать. Если мы смотрим вокруг при дневном свете, нам кажется, что наше зрение весьма остро; но стоит нам поднять глаза кверху и взглянуть на солнце, как их моментально ослепит невыносимо яркий свет. И тогда мы вынуждены признать, что наше зрение приспособлено к рассматриванию земных предметов, но его совершенно недостаточно, чтобы смотреть на солнце.
То же верно и в отношении духовных благ. Пока мы глядим на землю и любуемся собственной справедливостью, мудростью и добродетелью, то испытываем полную удовлетворенность и предаемся самообольщению вплоть до того, что почитаем себя за полубогов. Но едва мы обращаем свои помыслы к Богу и осознаем безупречное совершенство Его справедливости, мудрости и добродетели, которые должны служить нам образцом, – все тотчас меняется.
То, что так нравилось нам под маской праведности, начинает издавать гнилостное зловоние нечестия; все, что восхищало мудростью, кажется безумием; а все, что являлось в прекрасном обличье добродетели, предстает просто как слабость. Таким образом, то, что кажется нам верхом совершенства, ни в малейшей степени не соответствует божественной чистоте.
Вот откуда ужас и смятение праведников, о котором говорится в Св. Писании: всякий раз, когда они ощущали присутствие Бога, их охватывали печаль и томление. Пребывая вдали от Бога, они чувствовали себя уверенно и ходили с высоко поднятой головой, но стоило Богу явить им Свою славу, как они приходили в смятение и ужас, впадали в уныние, испытывали смертельный страх и едва не лишались чувств. И нам становится понятно, что людей трогает и потрясает собственное ничтожество лишь тогда, когда они сопоставляют его с величием Бога.
Нам известно множество примеров такого потрясения – от судей, через которых Бог правил в Иудее, до пророков. В конце концов это вошло в предание древнего народа: «Мы умрем, ибо видели Бога» (Суд. 13:22; Ис. 6:5; Иез. 1:28 и др.). В рассказе об Иове вся глубина человеческой немощи и скверны также показана через ее сопоставление с божественной премудростью, добродетелью и чистотой – и не без основания! Мы видим, что Авраам, созерцая вблизи величие Бога, называет себя прахом и пеплом (Быт. 18:28), что Илия закрывает лицо, не осмеливаясь приблизиться к Богу (3 Цар. 19:13): настолько сильный ужас испытывают верные перед лицом высочайшего величия. Но что говорить о человеке, который всего лишь червь и прах, если даже херувимы и все ангелы небесные не осмеливаются взглянуть на Него? Именно это имеет в виду Исайя, когда говорит, что покраснеет луна и устыдится солнце пред ликом Господа Саваофа (Ис. 24:23). Иными словами, когда Бог изольет Свое сияние или явит нам хотя бы его частицу, то все, что было до сих пор светлейшего в мире, окажется по сравнению с Ним погруженным во мрак (Ис. 2:10,19).
Итак, между нашим познанием Бога и познанием самих себя существует взаимосвязь, и одно служит другому. Тем не менее, порядок наставления требует рассмотреть в первую очередь, что значит познать Бога, и лишь затем перейти ко второму вопросу.
Говоря о познании Бога, я имею в виду, что мы не просто принимаем существование некоего Бога, но знаем, что именно нам необходимо понять, что служит Божьей славе, короче – что полезно для нас. Ведь, строго говоря, не может быть и речи о знании Бога там, где нет никакой религии и благочестия. Я не касаюсь пока богопознания особого рода, благодаря которому погибшие и проклятые приходят к Богу и обретают в Нем искупление во имя Иисуса Христа. Я говорю только о чистом и простом знании, к которому привел бы нас естественный ход вещей, если бы его не нарушил Адам.
Конечно, никто из человеческого рода, погибающего и отчаявшегося, не может почувствовать в Боге своего Отца, Спасителя и Заступника, пока Христос не явится Посредником между Богом и людьми и не примирит нас с Ним. Но все же одно дело – знать, что Бог, будучи нашим Создателем, поддерживает нас Своею силой и управляет нами через провидение, питает Своей добротой и изливает на нас всяческие благословения, а другое дело – принять милость примирения, предлагаемую Богом во Христе. Бог познается в первую очередь как Творец – из совершенного устройства мира и из учения, содержащегося в Священном Писании, а затем предстает как Искупитель в лице Иисуса Христа.
Из этого проистекает двоякое богопознание. Пока нам достаточно обратиться к первому его роду, второй же будет рассмотрен в свое время. Наш разум в состоянии познать Бога лишь через какое-либо служение Ему. Однако недостаточно лишь смутно сознавать, что есть некий единый, достойный поклонения Бог. Мы должны быть убеждены в том, что Бог, Которому мы поклоняемся, – единственный источник всех благ, и ничего не искать вне Бога.
Именно это я и хочу сказать: Бог, создав этот мир, не только поддерживает его существование Своим бесконечным могуществом, не только управляет им Своей премудростью, хранит его Своей благостью и в особенной мере заботится о справедливом устройстве жизни человеческого рода, о защите и поддержке его Своей милостью. Он также дает нам веру в то, что вне Его не может быть никакой мудрости, света, справедливости, добродетели, праведности, истины. А поскольку все эти вещи проистекают из Него как из первопричины, Он хочет научить нас ожидать всего этого только от Него, у Него искать, с Ним все соотносить и принимать с благодарением.
Ибо осознание Божьих добродетелей – единственный учитель, способный научить нас благочестию, которое, в свою очередь, порождает религию. Я называю благочестием то сочетание благоговения перед Богом и любви к Нему, к которому приводит нас познанием Божьих благодеяний. Ибо, пока люди не усвоят как следует, что они всем обязаны Богу, что они любовно вскормлены на Его отцовской груди, что в Нем источник всякого блага, пока Он не станет единственной целью их устремлений – до тех пор они никогда не придут к искренней набожности. Более того, если люди не научатся полагать все свое счастье в Боге, они никогда не станут истинно и самозабвенно поклоняться Ему.
Поэтому те, кто задается вопросом: что есть Бог? – предаются пустому мудрствованию. Для нас важнее знать, каков Он и какова Его природа. Ведь, что пользы вместе с эпикурейцами признавать существование некоего бога, не заботящегося о мирских делах и наслаждающегося праздностью? Что толку познавать бога, с которым нам нечего делать? Скорее напротив: познание Бога должно в первую очередь внушать нам страх и почтение к Нему, а затем научить нас искать в Нем все блага и возносить Ему хвалу.
И в самом деле, как мог бы Бог завладевать нашими мыслями, если бы мы, будучи Его созданием, не размышляли бы вновь и вновь о том, что мы по естественному праву и праву тварности находимся под Его властью, о том, что мы обязаны Ему жизнью и что все, что бы мы ни предпринимали и ни делали, мы должны соотносить с Ним? Если же это так, то жизнь наша извращена и находится в плачевном состоянии, если не посвящена служению Богу, ибо только Его воля с полным основанием может быть для нас законом.
С другой стороны, невозможно ясно увидеть, каков Бог, не чувствуя в Нем источник и первоначало всех благ, к которым влечет людей, если только глубокая порочность не отвращает их вообще от поисков доброго и праведного. Ибо, во-первых, благочестивая душа не создает себе Бога по своей прихоти, но созерцает Бога истинного и единого. Во-вторых, она не выдумывает о Нем то, что ей самой кажется хорошим, но удовлетворяется тем, что Он сам объявляет о Себе, и старается не выйти в безумной дерзости ни на шаг за пределы открытого ей.
Познав таким образом Бога и чувствуя, что Он правит всем, душа доверяется Его защите и покровительству и всецело Ему предается. Сознавая Его Творцом всяческих благ, она обращается к Нему с мольбой и ожидает от Него помощи в беде нужде. Уверенная в Его доброте и милосердии, душа уповает на Бога и не сомневается, что может положиться на Него в любых превратностях судьбы. Считая Бога Господом и Отцом, душа с полным основанием склоняется перед Его превосходством, почитает Божье величие, способствует возрастанию Его славы и повинуется Его заповедям. Признавая Бога справедливым Судьей, душа все время держит перед мысленным взором Его престол и обуздывается страхом оскорбить Его.
Однако ее не ужасает Божий суд, и она не желает избежать его, даже если бы имела такую возможность. Напротив, в Судье неправедных она видит благодетеля верных, ибо знает, что Ему – как Богу – подобает воздавать нечестивцам по делам их, а праведникам даровать жизнь вечную. Кроме того, душа удерживается от злых дел не только из страха перед наказанием, но, любя Бога и благоговея перед Ним как перед Отцом, смиренно почитая Его как Учителя и Начальника над собою, она боится оскорбить Его, даже если бы не было никакого ада.
Такова истинная и чистая религия – вера, соединенная с трепетным страхом Божьим. При этом страх подразумевает добровольное почитание и влечет за собой подобающее служение в том виде, в каком сам Бог определил это в своем Законе. К сказанному следует добавить, что все люди воздают почести Богу, но немногие почитают Его истинно, ибо все соблюдают внешнюю благопристойность, но очень немногие преданы Богу всем сердцем.
Жан КАЛЬВИН,
Из книги «Наставление в христианской вере»
