"Я собираюсь жить той жизнью,
О которой пою в своей песне".

Каким образом христиане могут воплотить свою веру в той культуре, которая их окружает? Или, иначе говоря, каким образом следует жить и работать человеку в космосе, сотворенном Богом?

Во-первых, его действия должны гармонировать со структурами реального мира. Эти структуры возникли с сотворением мира, в них очерчены возможности, открыты пути, определены нормы и рамки, в которых следует работать. Они, конечно же, не имеют ничего общего с «естественным законом». В этом смысле их нельзя считать «естественными», ибо весь мир был сотворен Богом («В начале было Слово»; Ин. 1:1) через Христа («чрез Которого и веки сотворил»; Евр. 1:2).

Эти нормы и структуры являют собой «способности». Мы не могли бы, к примеру, говорить, если бы нам не была дана «способность» к этому. Каким образом мы можем учить? Следуя данным нам способностям учить и учиться, в рамках определенной структуры. Не было бы ни брака, ни экономики, ни мо­литвы, ни искусства, если бы Бог не наделил Свое творение способностью к этим действиям. Он дал все эти возможности. И они очерчивают горизонт деятельности человека, которая укладывается в сотворенный порядок вещей — выйти за пределы этого порядка означает оторваться от реальности. К этой реальности относятся и воображение, и фантазия, и открытие таких явлений, о которых мы прежде не слышали и не мечтали, — ибо все это дал человеку Бог (и воображение — это тоже структура, составляющая часть Божественного творения).

Человек может творить и действовать в рамках этих структур, воплощать любовь и свободу, свою субъективную человечность, данную ему Творцом жизни. Человечность состоит в том, чтобы совершить что-то в этой жизни; проявить те возможности, которые дал нам Бог; построить хорошую семью, если это нам предназначено; добросовестно выполнять свою работу, радоваться жизни, проявить способности, заложенные в нашей личности.

Несомненно, грех проник в наш мир. Грех — это кажущаяся свобода от Бога, но на самом деле это не свобода. Это то, что заставляет меня попасться в ловушку окружающей греховности, «ибо, кто кем побежден, тот тому и раб» (Рим. 7; 2 Пет. 2:19). Поскольку христианин освобожден Христом от сетей своего греха, то в этом грешном мире он должен бороться с грехом, изо всех сил стремиться к праведности, миру, помогать угнетенным — и бороться с собственной греховностью, чтобы обрести свободу и открытость, плоды Духа: «…любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал. 5:22,23). Вот что такое свобода!

Воплощение своих способностей, действие в рамках данных нам структур с любовью и свободой, борьба с грехом и его последствиями — в этом состоит и творчество. Художественное творчество — это лишь одна из множества его разновидностей. Если мы будем творческими людьми в этом широком смысле, приобщимся к новой, воскрешенной жизни во Христе (Рим. 6), тогда плоды Его трудов станут ощутимы в нашей жизни, что, в свою очередь, окажет воздействие на мир.

Мир, конечно, никогда не достигнет полного совершенства. Христианин — не доверчивый идеалист, он истинный реалист, ибо Библия не оставляет никаких иллюзий относительно свойств человеческой природы. Но если мы «придадим соли вкус», то это произведет свое действие в обществе, сделает разумным и здоровым то, что было подгнившим и надломленным. Простое следование истине, действие в соответствии с волей Бога способно принести жизнь и свободу, любовь и праведность. Именно таким образом мы можем определить воздействие христианства на культуру: это плод плода Духа, это соль мира.

Нас призывают быть творческими людьми именно в этом смысле. Нас также призывают нести тот крест, который нередко сопутствует подобному творчеству, ибо человечество слишком часто предпочитает тьму свету, рабство истинной свободе.

Но не предполагается ли, что христиане подобны чужеземцам и странникам в этом темном мире? В некотором смысле — нет. Этот мир — творение Божье, мы принадлежим ему, поэтому здесь мы дома. Данные нам структуры реальности никогда не подавляют нас. Евангелие несет не ограничение, но свободу. Как не уставал подчеркивать Павел, Христос пришел, чтобы дать нам свободу (обратитесь, например, к его Посланию к Галатам). С ее помощью мы можем выполнить свое предназначение. Красота, радость, любовь — все это также даровал Бог человечеству.

В то же время люди исказили и разрушили эти понятия. Поэтому в определенном смысле мы — чужаки и странники в этом мире. И будем чужаками, пока владычествует грех, пока в мире царят разложение, неправедность, нечистота, злодейство, жадность и уродство. Мы слишком достоверно понимаем, что все это есть и в нас самих, мы вопием об этом и мечтаем об искуплении. Блаженны те, кто рыдают, те, кто понимают, что сами слабы, кто изо всех сил стремится к праведности (в первую очередь в собственной жизни), как повелел нам Христос в Своих заповедях.

Поэтому если нас призывают держаться подальше от греха, сохранять чистоту, значит, нам надо понять, каков мир. Мы ошибаемся, если считаем, что легче сохранять чистоту, ведя жизнь отшельника, «ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба...» (Мк. 7:21,22). Наша крепость не в стенах законности, запретах и разрешениях, но в Господе; а наш враг — это духовная сила зла и дух нашей эпохи. Нам ни в коем случае нельзя умывать руки от греховности этого мира, или спокойно позволять ему гнить, или чувствовать себя слишком святыми для того, чтобы иметь с ним дело. Потому что мы уже имеем с ним дело: наши собственные грехи сделали мир таким, каков он есть. Мы несем за него ответственность. Даже не действуя как соль, не участвуя в делах мира, не стремясь к праведности, мы все равно несем ответственность.

Быть христианином — означает быть чистым в нечистом мире. Бесполезно пытаться уйти от контактов со злом. Оно не только в нас, но и вокруг нас. Как бы мы ни стремились к «новому раю и новому миру», мы невольны выбирать мир, ибо живем здесь и сейчас. Нам следует не только быть чистыми среди нечистоты, но и радостными посреди горестей. Мы должны понять это, чтобы познать, каков Бог, что есть добро, а что — зло. Но мы не вправе судить или осуждать мир, ибо судить будет Бог.

Иисус сказал: «Вы соль земли...»

 

Христианство в искусстве

Какова же роль искусства? Возможно ли существование, наряду с прочими искусствами, особого, христианского искусства? Можно ли использовать искусство для целей христианства? Здесь я должен со всей определенностью заявить: искусство никогда не должно быть использовано для демонстрации значимости христианства. Скорее значимость искусства может быть показана через христианство.

В предыдущих главах я говорил о трудностях, сопровождающих воплощение библейских сюжетов в искусстве. Это не означает, что невозможно обращаться к определенным мотивам христианства. Но означает, что искусство нельзя называть христианским лишь на том основании, что оно посвящено христианской тематике. Пикассо создал несколько изображений Распятия; но их скорее можно назвать кощунством, нежели плодом веры. После Ренессанса многие библейские сюжеты воплощались в гуманистическом духе. И, конечно, практически все еретические направления также нашли свое отражение в искусстве.

Нет, христианская суть искусства состоит не в тематике, но в том духе, которым оно проникнуто, в мудрости и понимании той реальности, которую оно отражает. Быть христианином не значит целыми днями ходить и петь «аллилуйя», для этого нужно доказать, что твоя жизнь, обновившись во Христе, наполнена истинным творчеством. Точно так же и в христианской живописи не обязательно должны присутствовать персонажи, окруженные нимбами и (если приложить ухо к холсту) распевающие «аллилуйя».

Христианское искусство — это не какое-то особое направление. Это весомое, здоровое искусство, созданное в соответствии с законами, данными Богом, обладающее любящим и свободным взглядом на реальность, доброе и истинное. В определенном смысле не существует конкретно христианского искусства. Можно говорить лишь о хорошем и дурном искусстве, гармоничном и добром — в противоположность фальшивому или извращенному (с точки­ зрения понимания реальности). В этом смысле можно говорить и о живописи, и о театре, и о музыке. Христиане, как бы ни сильна была их вера, могут создать плохое искусство. Они могут быть грешны и слабы или просто лишены таланта. С другой стороны, нехристианин способен творить красоту, вечную радость — если он соблюдает законы искусства, если его работы полны человечности, не погрязли в извращенности, порочности и не прославляют дьявола.

Поэтому нельзя назвать произведение искусства хорошим лишь на том основании, что оно создано христианином: оно хорошее только в том случае, если оно действительно такое. Необязательно будут плохими и произведения человека, о котором известно, что он ненавидит Бога. Можно сделать выставку из красивых работ Пикассо. Эта выставка, возможно, не отразит того духа, который направлял художника в его творчестве, но докажет, что он оставался человеком. Человеческие существа, даже не любящие Бога, не становятся по этой причине демонами.

Это не доказывает, что искусство нейтрально. Ничего нейтрального не бывает. Искусство создается человеком, поэтому тесно связано с конкретной личностью. Поэтому в нем и проявится дух этого человека, его чувство красоты, его понимание, воображение и субъективное восприятие.

Может ли «красивое» искусство быть плодом грешного, безбожного духа? История доказывает, что такое возможно. Тем не менее в длительной перспективе мертвящая суть не может не проявиться. Пройдя по нынешней картинной галерее, мы увидим эту смерть. Порой искусство доходит до самого края: например, в музыке Джона Кейджа или разрезанном холсте Фонтаны. Ив Клейн доказал свою «свободу», выкрасив холст в ровный синий цвет — и не более того. Можем ли мы назвать подобную пустоту искусством — это уже другой вопрос. Во всех этих проявлениях — часто называемых самими художниками «антиискусством» — мы видим экстремизм. Но они доказывают, что, в конечном счете, дух антихристианства и антигуманизма приводит к смерти искусства.

Христианство говорит об обновлении жизни. Это означает и обновление искусства. Вот каким образом ценность искусства может быть показана с помощью христианства. Таково выражение христианского миропонимания, которое является плодом Божественного Духа. Речь идет и об эмоциональной жизни, и о чувстве, и о красоте, связанных с ним. Христиане должны показать смысл жизни и человечности; объяснить, что означает «обновление» во Христе — во всех его жизненных проявлениях.

 

Роль искусства

Искусство не нуждается ни в каком оправдании. Ошибка многих его тео­ретиков (и не только христианских) заключается в попытке усмотреть смысл и значение искусства в том, что оно «что-то делает». Они считают, что искусство обязательно должно поучать или служить для украшения, проповедовать или восхвалять, нести общественную нагрузку или выражать конкретную философию. Искусство не нуждается в подобных оправданиях. Его собственному значению не требуются пояснения, точно так же, как не нуждается в них семья, или человек, или птица, цветок, гора, море, звезда. Они полны значения, ибо их создал Бог. И Он поддерживает Свои творения. Поэтому и искусство имеет значение как таковое, ибо Бог почел за благо дать человечеству искусство и красоту.

Но и искусство может порой учить, прославлять, проповедовать или ­укреплять общественные отношения. Зачастую оно так и делает, ведь птица тоже способна приносить пользу, да и жизнь конкретного человека бывает плодотворной и значительной. Но ошибкой было бы считать хорошим лишь то искусство, которое проповедует христианство. Подобную точку зрения можно назвать обратной стороной утилитаризма.

Искусство и пение могут применяться при богослужении — в самом деле, без хорошей музыки его и представить нельзя — и живопись можно использовать для проповеди. Но искусство не нуждается в оправдании тем, что оно годится для подобной цели. Тут надо быть осторожным: если мы собираемся использовать искусство для ­украшения церкви или привлечения неверующих — нужно следить за тем, чтобы оно было по-настоящему хорошим. Дешевое искусство несет дешевую проповедь и дешевое содержание.

Пожалуй, я погорячился, сказав, что искусство ни в коем случае не должно показывать ценность христианства. Я имел в виду, что это не главная цель искусства. Главное, чтобы оно наилучшим образом соответствовало своему предназначению. И все же искусство обладает собственной ценностью, которая никак не связана с его дополнительными применениями.

Возможно, одна из проблем искусства была порождена тем, что искусству приписывали не свойственную ему функцию. Первоначально искусство было просто «искусством», в том смысле, который мы вкладываем в сочетание «искусства и ремесла». Искусство как плод работы возвышенного, вдохновенного художника, сравнимого с поэтом или пророком, стало результатом неоплатонического мышления Ренессанса. Однако фатальные последствия проявились значительно позже: современное разделение между изящными искусствами — театром, поэзией, литературой, музыкой, живописью и скульптурой — и такими прикладными искусствами, как керамика, ткачество и тому подобными, появилось совсем недавно. Оно стало результатом разработки теории искусства в конце XVII века — в академических кругах и среди ценителей.

Совершенно не случайно это совпало с началом «закрывания ящика», началом Просвещения. В парадоксальной реальности, двойственном мире, разделенном на мир наук и высшую сферу человеческой свободы, перед «культурными вопросами» и искусством была поставлена новая задача. Искусство превратилось в «Искусство» с большой буквы, высокое, возвышенное, скорее гуманистическое, чем человеческое занятие. Но именно в этих псевдорелигиозных рамках оно стало поверхностным, оторванным от действительности и жизни, роскошью — изящной, рафинированной и никчемной.

Если мы сможем отрешиться от этой ложной двойственности, воспринять искусство просто как искусство, как самостоятельную ценность, оно вновь обретет свободу, станет частью человеческой жизни, приобретет новую значимость. Ни искусство, ни красота не нуждаются в том, чтобы их оправдывали или возносили на пьедестал. Им надо радоваться, ценить, заниматься ими свободно и с любовью, принимать их как величайший дар Бога.

Из книги "Современное искусство и смерть культуры", Мирт, 2004