Открывая рубрику, мне хотелось бы сразу прояснить, что лично я подразумеваю под словосочетанием «культурный код». Для меня это, прежде всего, культурное пространство человека. Культурный код не должен быть у всех одинаков. Даже скорее так: самое интересное общение происходит тогда, когда мы делимся друг с другом своими различиями, тем самым обогащая друг друга.

Не обязательно всем любить Достоевского. Более того – общая любовь к Достоевскому часто искусственна и скучна. А вот соприкосновение Гессе, Достоевского, Кафки, Толстого и Фолкнера приводит в итоге нас к понимаю души другого человека, его устремлений и даже его боли. Это делает нас способными быть чуткими и внимательными к тому, что волнует другого человека. И еще – наши различия, в том числе и культурные, делают нас способными учиться и расти. А это лично для меня очень важно.

С детства для меня был притягателен мир живописи. Именно потому, что живопись создает свое виртуальное пространство, в которое включает зрителя, как со-творца полотна. Художник, ограниченный рамками вида искусства, должен не просто отобразить реальность, но создать свою реальность, вернее интерпретировать реальность. Именно поэтому в живописи такое обилие направлений и школ. Можно много говорить о духовных истоках модернизма в изобразительном искусстве. И это будет разговор очень интересный и острый. Но для меня важнее то, насколько в разных направлениях проявляется внутреннее содержание, личность самого художника.

Авангардистов часто обвиняют в примитивизме техники, предъявляют претензии, что они не умеют рисовать.  Испанский художник Пабло Пикассо может служить иллюстрацией ложности и примитивности подобного утверждения. С юных лет он умел отразить на бумаге натуру с максимальным сходством с оригиналом. Талант, удачно попавший с рождения в творческую среду (отец самой яркой фигуры в живописи ХХ века был учителем рисования и декоратором), развился молниеносно. Мальчик начал рисовать едва ли не раньше, чем говорить.

Первую свою картину маслом – «Пикадор» (1889) Пабло написал в восьмилетнем возрасте и хранил ее при себе всю жизнь. Он рисовал постоянно, сохранилось огромное множество набросков на тему тавромахии (какой испанец не любит бой быков!), этюды из жизни местного населения.

Отец начал привлекать сына к росписям интерьеров, поручая ему писать ножки голубей. Затем именно отец настоял на поступлении Пабло в Барселонскую Академию художеств «Ла Конха». 13-летний вундеркинд исполнил экзаменационный рисунок фигуры обнаженного натурщика за один день, хотя на создание его отводился месяц.

Даже по самым ранним работам Пикассо видно, что в русле академического искусства он чувствует себя как рыба в воде. Примером тому может служить его  «Этюд к торсу» (1892).

Впрочем, штудирование гипсовых слепков не могло надолго занять уже состоявшегося юного художника, и он покинул Академию. В более престижной Мадридской Королевской Академии «Сан Фернандо» Пикассо тоже проучился недолго. Учителями 16-летнего живописца стали полотна мастеров, увиденные в столичных музеях: Веласкеса, Гойи, Эль-Греко.

Темой картин Пикассо продолжает оставаться окружающая действительность. Это прохожие, рыбаки, купальщики, многочисленные портреты соседей, друзей, отца, похожего на Дон Кихота, изображения матери и сестры. Сестра Лола фигурирует в жанровой картине «Первое причастие» (1896); образ матери блестяще написан в портрете того же года («Портрет матери художника»). Тогда же создан один из первых автопортретов художника – «Автопортрет» (1896).

В 15 лет Пикассо написал большую картину, которую можно трактовать и как жанровую, и как символическую – «Знание и милосердие» (1897). Художник, следуя советам отца, пишет огромное полотно - 197 сантиметров в высоту и 249,5 сантиметров в ширину - в академической манере. Без сомнения, именно из уважения к отцу Пикассо, который даже того не понимая, прошлым летом открыл для себя экспрессионизм, написав один из лучших в испанской живописи портретов, портрет набожной и безумной тети Пепы, становится теперь гораздо консервативнее.

Некоторые искусствоведы считают, что «Знание и милосердие» - не более чем обычная картина с бытовым сюжетом. Однако же я считаю, что это очень глубокая и талантливая работа юного художника, переосмысливающего очень важные темы. Напомню, что Пабло тогда было 15 лет.

Врач (фигуру которого Пабло писал с отца) щупает пульс лежащей на кровати женщины, с другой стороны монахиня, держащая ребенка, подносит стакан воды. Таким образом, медицинская наука и сострадание противопоставляются друг другу. Эта картина показывает не просто разность миров и мировосприятий, но извечную борьбу человеческой души между знанием и верой, прагматизмом и альтруизмом.

На выставке в Мадриде в 1897 году эта картина вызвала неприязнь критиков: рука больной показалась им недостаточно реалистично выписанной, они назвали ее перчаткой. А ведь именно неправдоподобно длинные пальцы вялой руки – предвосхищение будущей стилистики «голубого периода».

Палау-и-Фабре выяснил, что ребенка, изображенного на картине, дон Хосе брал на несколько часов у бойкой попрошайки за небольшую плату, а монашеское одеяние - в одном из барселонских монастырей, настоятельница которого была родом из Малаги и дружила с тетей Пепой.

Примечательна и судьба картины. Она по-прежнему приводит в восхищение далеких от искусства людей, которые задаются вопросом, как мог пятнадцатилетний подросток написать такое совершенное полотно. Пикассо подарил картину своему дяде Сальвадору вместе со всеми предварительными набросками, и в доме дяди Сальвадора она находилась вплоть до самой его смерти, после чего картину унаследовала Лола Руис Пикассо; в конечном счете, полотно и все наброски оказались в барселонском Музее Пикассо.

Традиционно творчество Пикассо делят на несколько периодов: ранний, «голубой», «розовый», кубизм, сюрреализм. В конце жизни, кстати сказать, Пикассо скорее склонялся к реализму, чем к модернистским и авангардистским направлениям. Лично я считаю вершиной творчества раннего Пикассо картину, написанную им в «голубой период».  Это «Старый еврей с мальчиком» (1903).  «Голубой период», пожалуй, первый этап в творчестве Пикассо, применительно к которому можно говорить об индивидуальности мастера: несмотря на все еще звучащие ноты влияний, мы уже имеем дело с проявлением истинной его индивидуальности.

Первый творческий взлет, как ни странно, был спровоцирован долгой депрессией. В феврале 1901 года в Мадриде Пикассо узнал о смерти своего близкого друга Карлоса Касагемаса. 5 мая художник второй раз в своей жизни приехал в Париж, где все напоминало о Касагемасе, с которым он совсем недавно открывал для себя французскую столицу. Пабло поселился в комнате, где провел свои последние дни Карлос, завел отнюдь не платонический роман с Жермен, из-за которой тот покончил с собой, общался с тем же, что и он, кругом людей.

Можно представить, в какой сложный узел сплелись для него горечь потери, чувство вины, ощущение близости смерти... Все это во многом послужило тем «сором», из которого вырос «голубой период». Позже Пикассо говорил: «Я погрузился в синий цвет, когда понял, что Касагемас мертв».

Итак, картина «Старый еврей с мальчиком» сразу же показывает нам сложившегося мастера, его взгляд на мир и философские воззрения. На темно-синем фоне изображены нищие — старик и мальчик, которые воплощают в себе два наиболее беспомощных, незащищённых возраста — детство и старость.

Пикассо изображает истощенного слепого старика. Мальчик, прижавшийся к нему, также кажется слепым, так неподвижны и мертвы его глаза. Они молчат, но мысленно разговаривают друг с другом. Несмотря на то, что старик незрячий, внутренний взор его проникает в самую сущность вещей и событий. Он видит весь ужас их положения. Мальчик чувствует в старике единственную поддержку и надежду. Их всего двое на этом свете, не нужных никому людей, и только взаимная любовь помогает им выжить.

И старик, и мальчик одеты в лохмотья, они закутаны в старое одеяло. Из-под порванных брюк видны исхудалые до предела ноги нищего. Нечёсаная борода, старым платком повязанные волосы, впалые щеки — всё свидетельствует о бедности и долгом недоедании. Мальчик ест яблоко, наверное, единственное подаяние за день.

Вся горечь и несправедливость мира выражены на этом холсте. Четкие линии напоминают скульптурное изображение. Отсутствие деталей только подчеркивает это. На синем фоне выделяются только лица героев и ноги старика. Ни одна лишняя деталь не отвлекает от этой выразительной группы.

Но это и картина о том, как важна человеческая поддержка, человеческие отношения. Эта картина о любви и надежде, мудрости и смирении. Это и аллегория жизни. Юность и хрупкость всегда соседствует с опытом и мудростью, они всегда находятся во взаимном обогащении, идут рядом и помогают человеку обрести свой голос и уверенность.

Картина написана в 1903 году в Барселоне. Через некоторое время Пикассо переезжает в Париж, где это произведение покупает Сергей Иванович Щукин, московский купец и коллекционер. В 1918 году его коллекция была национализирована, и в результате картина оказалась в Государственном музее изобразительных искусств им. Пушкина, в Москве, на Волхонке. Сейчас картина выставлена в Галерее искусства стран Европы и Америки XIX—XX веков, и я очень советую всем любителям живописи насладиться гениальным полотном великого мастера.

Мне не близок более поздний Пикассо, его постоянные поиски в кубизме и сюрреализме. Об этом периоде очень верно написал выдающийся мыслитель и теолог доктор Френсис Шеффер в своей работе «Бегство от разума»:

«Другой образец подает Пабло Пикассо. Он старался найти универсалию средствами абстрактного искусства. Его абстракции заводили так далеко, что на полотнах Пикассо не отличить блондинку от брюнетки, мужчину от женщины, и даже человека от мебели. Абстракции завели его так далеко, что он-таки сотворил свой мир на полотне — более того, временами казалось, что он достиг заявленной цели, обожествить себя через творчество. Но изображая универсалию, а не единичность, он предвосхитил утрату человеком смыслового социального взаимодействия — несчастье «нового» человека. Зритель, разглядывающий картины Пикассо, теряет связь с творением его гения. Он просто не понимает содержания его картин. И что проку быть богом на полотне размерностью в 2 на 4, если никому непонятно, о чем ты, собственно говоря, толкуешь?»

Но эти две картины раннего Пикассо прочно вошли в мой личный культурный код. Они позволяют мне посмотреть на жизнь с другой стороны, увидеть в ней те глубокие духовные процессы, которые составляют настоящую ее сердцевину, ее основу. И они побуждают меня не смотреть на события этой жизни беспечно, судя о ней лишь по внешним обстоятельствам, а идти глубже, докапываясь до сути вещей и событий.