Конфессиональное душепопечение или светская психология?
Прежде чем говорить о возможности диалога между пастырством и душепопечением, с одной стороны, и многообразием психологических и психотерапевтических методик, с другой, по справедливому замечанию архимандрита Киприана (Керна) стоит выяснить, «каково же будет отношение будущего пастыря к этому миру и к человеку».
Главным инструментом терапии, как психотерапевта, так и пастыря (душепопечителя), является его собственная личность. Поэтому изначально мы оказываемся в несколько неудобном положении с точки зрения объективности инструмента терапии.
В процессе, как терапии, так и пастырского попечения, мы сталкиваемся с человеком, говорящим о своих чувствах, переживаниях, поступках и словах. Находясь рядом с человеком, у психотерапевта или пастыря есть, по меньшей мере, три варианта терапевтической активности:
1. Директивно воздействовать на человека: заготовив список советов, правил и требований;
2. Подвести человека к переосмыслению прошлого опыта и сделанных на основании пережитого ложных выводов, помочь понять свои чувства, нащупать вместе дальнейшую перспективу;
3. Позвать человека в пространство молчания, примирения, прощения и молитвы…
Самое главное, – приступая к человеку, душепопечителю следует культивировать в себе чувство благоговения перед личностью. Поскольку в пространстве встречи специалист, обнаружив проблему, в какой-то момент должен остановиться перед тайной другой личности.
У личности психотерапевта (пастыря, душепопечителя) и пациента (прихожанина, члена церкви) есть общая среда – наш мир. Нас роднит схожесть мироощущения. Нас разделяет разность мировоззрения и прежний усвоенный опыт.
В мире, по слову апостольскому «во зле лежащем» (1 Ин. 5:19), лишенный пространства диалогичности и совместной деятельности с родителями, ребенок с детства усваивает состояние апатии и начинает скучать. Апатия, согласно австрийскому психиатру и психологу Виктору Франклу (1905-1997) – это неспособность проявить инициативу. А скука есть неспособность проявлять интерес.
С возрастом внешняя жизнь человека становится обыденной, местами привлекательной, а внутренняя - безынициативной и неинтересной. Человек все дальше уходит в себя.
С христианской точки зрения, подобное ложное состояние ухода в себя - это только начало системного, деструктивного процесса подрыва психологического и духовно-нравственного здоровья личности. Как следствие, человек начинает отрабатывать социальный заказ значимых людей, или желая заслужить их внимание, или боясь оказаться наказанным.
В современном «обществе изобилия», по меткому замечанию Виктора Франкла, «большинству людей есть на что жить, но многие из них не знают, ради чего они живут».
Полиинформационное пространство зовет человека «отвлечься и развлечься». Однако состояние психологического сиротства, эмоциональной надломленности и невосполненных духовных запросов приводит к парадоксальному диагнозу современного человека: «Психически здоров, но личностно болен» (Б.С. Братусь).
По этой причине духовно-ориентированная психотерапия и христианская психология видят свою задачу в том, чтобы помочь человеку выздороветь на уровне личностного здоровья, который «определяется качеством смысловых отношений человека» (Б.С. Братусь).
В христианской традиции под лечением личности, души человека, подразумевается в первую очередь, перемена образа мысли, освобождение ума.
Вследствие неверного выбора (грехопадения) ум утратил способность функционировать правильно (а в некоторых случая утратил способность функционировать вообще), произошло смешение умственной деятельности с физиологическими процессами, вследствие чего умственная деятельность оказалась в порабощении гнета внешних обстоятельств.
Психотерапия с восточным привкусом и духовность в христианской традиции: аскетика, общежитие, передача опыта
Современная динамика повседневности отучает человека «любить, страдать, действовать». Именно с такими запросами и приходит человек к психологу, психотерапевту, пастырю…
Ужиться со своим недугом, а тем более преодолеть «долину смертной тени» в семье и даже в церкви человек зачастую не научен, поэтому он, руководствуясь инстинктом самосохранения, отправляется по рекомендации к проверенному специалисту.
И здесь, мы видим, по меньшей мере, три опасности.
Первая опасность заключается в том, что психотерапевты, понимая терапию прежде всего как бизнес, то есть извлечение прибыли, начинают «уподобляться средневековым чародеям или языческим жрецам, чрезмерно уповая на технические приемы целительства» (В. Невярович).
Вторая опасность состоит в попытке ответить на терапевтический запрос клиента в «эгоцентрированно-гуманистических» понятиях. «Я», - крупная буква «я», - выступает основной движущей силой» такой психотерапии (Д. Авдеев).
Третья опасность для клиента в его собственных установках, вынесенных из семьи и социального окружения. В частности, наши соотечественники с незапамятных времен считают себя специалистами в различных областях жизнедеятельности и знания – политике, религии, психологии и даже медицине. Не только люди, страдающие хроническими заболеваниями, вырабатывают различного рода представления о причинах своего заболевания, но и здоровые люди строят модели, объясняющие этиологию болезни, нормы поведения в связи со здоровьем и болезнью, а также по отношению к самим больным.
А если уж речь идет о том, чтобы объяснить мотивы поступков ближнего или дальнего, то в данных вопросах себя компетентными считают практически все. Но, как показывает жизнь, в каждой из обозначенных сфер многие в итоге оказываются обманутыми.
Рынок консультативных и терапевтических услуг в России довольно-таки хаотичен. Профессиональные сообщества пытаются ввести заградительные меры для неспециалистов и откровенных шарлатанов.
Вместе с тем стоит обратить внимание на тот факт, что большинство отечественных психотерапевтов и психологов стоят либо на материалистических позициях, либо их мировоззрение эклектично, но с явно выраженным привкусом восточных духовных практик.
На сегодняшний день в России христианские психологи и психотерапевты выглядят пока еще как представители маргинальной среды. И это притом, что в христианской традиции содержится богатый терапевтический инструментарий.
Возьмем хотя бы базовые понятия – аскетика, общежитие, передача опыта.
Аскетика (греч. ?σκησις - упражнение) восходит к греческому глаголу «аскео» (?σκ?ω) – искусно обрабатывать, упражняться. Иными словами, аскетика есть приучение себя к жизни в добре. «Аскетизм нужен, прежде всего, для творчества (всякого), для молитвы, для любви, то есть для всякого человека и для всей его жизни» (А. Ельчанинов).
Когда я на собственном примере приучаю своего ребенка делать зарядку, говорить «спасибо» или чистить зубы - это аскетика. Когда я сам молюсь и учу молиться своего ребенка за трапезой, перед выходом в школу или при отходе ко сну – это аскетика. Когда я в воскресенье рано утром поднимаю и мотивирую его пойти на церковную службу, идя вместе с ним, – это аскетика.
И пусть наша домашняя, бытовая аскетика - это всего лишь малая толика глубокой, многообразной аскетической христианской традиции. Но ведь из верности в малом, согласно Священному Писанию, всегда вырастает добрый плод в чем-то большом. Именно в пространстве бытовой аскетики, объединив свои усилия, супруги смогут построить подлинное, духовно-здоровое диалогичное пространство.
Таким образом, аскетика есть инструмент для организации, прежде всего, внутренней жизни человека. Ступая на путь организации своего внутреннего человека, личность одновременно оказывается в диалогичном пространстве общежития с другим/другими. Искусству жизни и взаимодействия с самим собой, ближним и Богом необходимо учиться. Поскольку следующая составляющая жизни воцерковленного человека – открытие (передача) опыта другому.
Классические правила душепопечения в протестантской и евангельской традициях
Эрик Эвальдс (1918-1997) в своем бестселлере «Душепопечительство и терапия» приводит пять заповедей душепопечительства: не принуждай; не обобщай; не морализируй; не манипулируй; не опекай.
Гари Коллинз, ссылаясь на исследования пастора и психолога М. Уагнера (Maurice E. Wagner, 1973) (1914-2005) несколько расширяет список правил для христианского душепопечителя («Пособие по христианскому душепопечению»):
будь душепопечителем, а не другом;
не торопись;
проявляй сочувствие;
будь беспристрастным (диалог в формате обличения);
интерпретируй, но не властвуй;
будь объективен (не иди на поводу эмоций);
приучи себя к реализму;
будь собою (ты имеешь право на ошибку);
не бойся эмпатии.
Наконец, в евангельском сообществе консультантов негласно существует еще три важных универсальных условия, без которых душепопечение теряет всякий смысл:
близкие отношения с Господом Иисусом Христом;
упования в процессе душепопечения на Бога Духа Святого;
знание основ библейского учения.
Одна из основных задач, стоящих перед душепопечителем, заключается в том, чтобы подчеркнуть контраст между долгосрочными и краткосрочными целями жизни человека. Как показывает практика, люди, ставящие только лишь краткосрочные цели, в конечном итоге убеждаются в несостоятельности подобного смысло- и целеполагания и обращаются к специалисту. Запросы людей, разочаровавшихся в краткосрочных проектах собственной жизни, практически одинаковы – «я не вижу смысла что-то менять»; «я устал, и у меня просто нет сил для нового рывка» и т. п.
Точнее, речь идет о сформировавшейся ситуации дисфункции - «хочу, но не могу». И в таком случае именно христианская традиция может оказаться вне конкуренции в сравнении с иными психотерапевтическими практиками. Обозначая долгосрочную цель, пастырь (душепопечитель) последовательно идет к ней вместе с обессилившим человеком. Пастырь помогает обрести надежду в Боге, а это один из самых сложных моментов в христианском душепопечении, так как «человек боится, что его надежда может воскреснуть (в который раз) только для того, чтобы сгореть (в который раз) дотла» (Дж. Адамс).
Долгосрочная цель с христианской точки зрения есть личная вера в Спасителя и Господа Иисуса Христа, с обязательной интеграцией в церковное пространство, которое чаще всего оказывается для человека своеобразным терапевтическим сообществом (Г. Коллинз).
Критерии применимости психотерапевтических практик в христианском душепопечении: опасности и перспективы
Суть христианской психологии, по верной мысли профессора Б.С. Братуся, заключается в другом отношении к человеку в силу другого понимания человека. Поэтому и «христианская психология как некое новое направление пытается соотнести корпус психологических знаний, как уже существующих, так и новых, с христианской концепцией человека».
«Личность, - замечает митр. Иоанн (Зизиулас), - не способна существовать без общения; при этом неприемлема никакая форма общения, если в ней личность игнорируется или подавляется».
Защищая свою правильную позицию в области конфессионального душепопечения, психологии и психотерапии, евангельские верующие должны настаивать на том, что «христианская жизнь – это не та жизнь, которую мы проживаем, опираясь на свою собственную силу; но также это и не та жизнь, при которой «я» стирается, а все делает Христос… Не я только, не Христос только, но я и Христос, Христос и я – двое» (М. Ллойд-Джонс).
