Экстремистские прелюдии
Что, если мы посмотрим на периоды завоеваний мусульманами христианских территорий именно с позиции такого понимания ислама? Турецкие правители, разрушавшие христианские храмы и соборы и на их месте возводившие мечети, действовали так вовсе не из склонности к разрушительству, а, напротив, из самых благочестивых побуждений. При этом они спрашивали у христианских церковных иерархов: «Если ваш Бог и ваши Священные Писания говорят: “...не делай себе кумира и никакого изображения” (Исх. 20:4), то почему же вы заполнили все свои церкви картинами и статуями?» Еще большее возмущение вызывало в завоевателях невероятное количество некоторых священных предметов. Завоевав много городов, они нашли только одних «рук Иоанна Крестителя» — восемь. А «гвоздям с Голгофского креста» не было числа.
До начала первых завоеваний в VII-VIII вв. за пределами Аравии поддерживались мирные отношения с признанными немусульманскими меньшинствами (христиане, иудеи, маздакиты, харранцы). Благожелательная обстановка складывалась и там, где обустраивались купцы-мусульмане: на западном побережье Индии — с индуистами, в Бирме — с буддистами, в Китае — с последователями китайских религий. Конфронтация с христианским миром начинается в то самое время, когда иконоборцы и другие защитники вероисповедания ранних веков терпят поражение. Церковные нововведения христиан мусульмане воспринимают как разнообразные формы идолопоклонничества, считая, что со времен жизни Иисуса христиане ввели совершенно недопустимые новшества: различные литургические службы и народные религиозные обряды, почитание Девы Марии, церковные законы (о браке, целибате, отлучении), а также ложные обычаи, например, поклонение святым. Все это и многое другое расценивалось как возврат к язычеству. Главный упрек заключался в том, что христиане не живут согласно правилам своей религии, нормой которой является Нагорная проповедь.
Но то, что больше всего усиливало враждебность исламистов к христианам, было, конечно, неприятие последними основных принципов ислама. В частности, пренебрежение к статусу Корана как божественного откровения и к провозвестию миссии Мухаммада в Библии, сомнения в достоверности большинства хадисов (высказывания Мухаммада и рассказы о его жизни), отрицание его пророческого дара и совершенных им чудес.
Как только две религии сталкиваются на почве догматических различий, всякие взаимоотношения сразу рушатся. Более того, они переходят в непримиримую вражду. В самом деле, какой диалог между исламом и христианством возможен в доктринальных рамках, если ислам абсолютно отрицает тайну Воплощения и Троицы, не признает первородного греха, не верит в распятие и Воскресение Иисуса Христа... С другой стороны, непреложный монотеизм ислама по-прежнему остается вызовом христианскому богословию. И способно ли христианство скрыть изумление и досаду, находя огромное количество противоречий между Библией и Кораном. Однако христиане и не стремятся изучить до конца исторические причины непонимания исламистами божественного происхождения Иисуса. Надо заметить, что это непонимание особенно усиливается, когда христианские богословы начинают слишком свободно рассуждать о божественной природе Иисуса Христа и тайне трех Лиц в Троице. Но разве можно популярно разъяснить хоть кому-нибудь, что означает «нераздельно» и в то же время «неслиянно»? Мусульманским богословам, мутакаллимам, хорошо известно, сколько споров и ересей породили разные представления о триединстве Бога в первые века. Эти ереси существуют в христианском окружении и поныне, что представляется им несовместимым с самой сущностью мусульманской веры в единого Бога.
Помню, как покойному архиепископу Русской православной церкви Михаилу (Мудьюгину) руководители католической семинарии предложили прочитать у них цикл лекций о Троице. Владыка Михаил ответил: «Зачем говорить о том, чего мы не понимаем? Не лучше ли говорить о том, что нас объединяет, а не разъединяет? О тайне Троицы нужно не рассуждать, а преклоняться перед ней в благоговении».
Здесь мы подошли к интересной возможности преодоления религиозных разногласий между самыми непримиримыми врагами — евреями и арабами. Между иудаизмом и исламом существует мост, который может соединить две религии, — это монотеизм, вера в единого Бога. Тайна ислама заключается в том, что он, хотя и возник после Христа, то есть после завершения откровения, начинающегося с Авраама, но лишь восстанавливает первоначальное исповедание Израиля: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть» (Втор. 6:4). Таким образом, он подтверждает то, что было открыто пророкам Ветхого Завета: «Скажи: мы веруем в Бога и в то, что свыше ниспослано нам, в то, что было ниспослано Аврааму, Исмаилу, Исааку, Иакову и коленам Израильским; в то, что дано было Моисею, Иисусу и пророкам от Господа их...» (Коран 3:84).
Несомненно одно, что нужно серьезнее относиться к образу Измаила, сына Агари и Авраама. Действительно, Измаил не сын обетования, но Бог услышал и молитву Авраама о сыне служанки: «И о Измаиле я услышал тебя: вот, Я благославлю его, и возращу его, и весьма размножу; двенадцать князей родятся от него; и Я произведу от него великий народ» (Быт. 17:23). Обрезание как знак завета распространяется и на Измаила (Быт. 17:23). Можно полагать, что религия Авраама как религия завета через Измаила была передана исламу.
Также можно полагать, что Бог не зря взрастил и весьма размножил великий народ. Все исторические столкновения, как военные, так и богословские, являются в какой-то мере предостережением христианскому миру, и это предостережение сегодня звучит уже как гром, как артиллерийская канонада.
Протестанты и ислам
Ортодоксальный протестантизм отвергает всякую возможность спасения добрыми делами, а тем более «добрыми делами на Божьем пути» совместно с исламистами. С самого начала Реформации ее лидеры, озабоченные больше всего борьбой с католицизмом и его наследием, выражавшемся как раз в том, с чем ислам сражался веками, заклеймили учение Мухаммада раз и навсегда. Мартин Лютер со свойственной ему категоричностью заявил: «Очевидно, что Коран написан сатаной, который таким образом забавляется, издеваясь над людьми». Но времена реформаторских побед, когда со стороны мусульманских стран не существовало большой угрозы, давно прошли.
В заключение обратимся к высказыванию самого глубокого и авторитетного исследователя ислама в нашей стране Алексея Журавского. Вот что он писал незадолго до разыгравшихся в Америке трагических событий в предисловии к своему фундаментальному труду «Христиане и мусульмане. Проблемы диалога»:
«В наши дни проблема диалога с исламом, взаимопонимания между христианами и мусульманами стала сугубо практической. Она имеет несколько измерений — политическое, социальное, экономическое... И самое деликатное — религиозное. Важность и актуальность диалога с исламом именно на уровне вер, по моему мнению, еще не в полной мере осознана в России. Для нас сейчас чрезвычайно важно обращение к любому другому опыту». Это могло бы прозвучать хорошим предостережением не только для конкретной страны, но и для отдельных политиков, богословов всего мира.
Приведем еще одну цитату, очень уместную в контексте наших размышлений. Это слова знаменитого русского религиозного мыслителя Владимира Соловьева, сказанные им в «Третьей речи в память Достоевского»:
«Настоящая задача не в том, чтобы перенять, а в том, чтобы понять чужие формы, опознать и усвоить положительную сущность чужого духа и нравственно соединиться с ним во имя высшей всемирной истины. Необходимо примирение по существу; существо же примирения есть Бог, и истинное примирение в том, чтобы не по-человечески, а “по-Божьи” отнестись к противнику».
Может быть, подобные мысли не свойственны и пока недоступны пониманию правительств и руководителей стран, создающих коалиции, опирающиеся исключительно на военную силу. В таком случае, мне думается, наша задача вместе с христианами всех церквей и всех стран донести до их сознания необходимость духовного восприятия тех истин, на которых зиждется и с которыми только и сможет выжить человечество.
