- Кто имеет уши слышать, да слышит!
Мф. 11:15
В подавляющем большинстве случаев заповеди, оставленные для церкви Христом и Его апостолами, звучат вполне однозначно и потому имеют конкретное и определенное приложение на практике. Однако сложности могут возникать, когда создается впечатление, что некоторые библейские принципы вступают в противоречие друг с другом. Тогда нередко люди начинают оправдываться сложностью и даже исключительностью возникших обстоятельств, искренне считая, что выбор состоит лишь из двух зол.
Для наглядности возьмем классическую ситуацию. Член церкви явно согрешил, но начал подавать некоторые признаки раскаяния. Тут же община делится на два лагеря: с одной стороны поборники милости, которая, как известно, превозносится над судом, с другой – ревнители чистоты рядов и святости Тела Христова. Простить, чтобы не оттолкнуть, или вынести взыскание, чтобы грех не расползался как опухоль? Старая добрая дилемма: казнить нельзя помиловать. Оппоненты щедро засыпают друг друга цитатами из Писания, затем, когда их запас постепенно иссякает, начинаются взаимные обвинения в пристрастной субъективности вплоть до крайнего аргумента: «Да ты на себя посмотри!» И некий новичок, выслушав весь этот коктейль из проповедей и перебранки, растерянно заключает как в известном анекдоте: «И ты, Абрам, прав, и ты, Сара, права». Ему спешно напоминают, что воздержавшихся быть не должно, иначе он сам будет от лукавого.
Кто-то скажет, я слишком сгустил краски. Пусть так, зато картинка получилась контрастной. Главное задуматься, что важнее для вас: святость, чистота и отделенность от мира или любовь, которая покрывает все грехи? И не спешить с ответом.
Самым сложным представляется выдерживать здравый баланс между крайними позициями, поскольку существует реальная угроза оказаться под перекрестным огнем. Это вовсе не означает, что нужно избегать прямых формулировок и извиваться как угорь. «Умывать руки» в самые ответственные моменты – пилатово благочестие. Бог возложил на Своих детей в церкви немалую ответственность, увиливать от которой означает нежелание нести свой крест.
Из огня, да в полымя
Для начала рассмотрим крайние точки зрения. Идея святости превозносится во всем Священном Писании. Впрочем, даже одной Книги Левит достаточно, чтобы убедиться в абсолютной бескомпромиссности Бога в отношении греха. Исайя выдвигает важный принцип духовного воспитания: «Если нечестивый будет помилован, то не научится он правде, – будет злодействовать в земле правых и не будет взирать на величие Господа» (26:10). Новый Завет устанавливает ряд средств для искоренения греха из среды церкви. Сам Христос четко изложил схему обличения (Мф. 18). Павлу же принадлежит масса рекомендаций об отношении к согрешившему: с таким-то не есть за одним столом, а такого-то «извергнуть» из общины и «предать сатане во измождение плоти». Отсюда можно сделать вывод, что порядок и определенная строгость – это норма и для живущих под благодатью.
Тем не менее, те же Христос и апостолы не оставили нам никакой зацепки для законнического маневра. Господь камня на камне не оставил от фарисейства, а Послание к Галатам буквально под асфальт закатало легализм любого рода. К сожалению, его сорняки снова и снова пробиваются на свет Божий, и вновь буква становится убийцей. Дух неизменно перестает животворить, если отнимают свободу, данную Богом.
Павел, этот великий поборник благодати, пожалуй, больше всех остальных явил пример гибкости в благовестии. Вы не задумывались, как можно осуждать иудействующих, которые требовали от язычников обрезания, а в другой ситуации своими руками совершить обрезание Тимофея? Если это не двуличие, то уж, наверное, дикая непоследовательность! Как можно, имея в себе Дух Божий, с живым интересом обходить мерзкие языческие капища, а потом делать этим идолопоклонникам комплименты?! А Павел начинает свою проповедь в ареопаге словами: «Афиняне! по всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано "неведомому Богу"» (Деян. 17:22-23). Один современный служитель сказал, что в его церкви после этих слов Павла бы прогнали с кафедры и отлучили. «У нас бы он не то, что проповедником, – заключил брат, – членом церкви не смог быть, а у Христа он был апостолом».
Каково? Выходит, метод Павла – ставить себя в подчинение чужому мнению с целью привести к истине хотя бы некоторых – не так уж порочен (см. 1 Кор. 9:18-22). А может быть, он даже необходим, и на самом деле это мы где-то давно перегнули палку?
С другой стороны, Сам Бог есть любовь и доподлинно известно, что Он милости хочет, а не жертвы. Казалось бы, и говорить не о чем: прощай до бесконечности, живи и давай жить другим. Однако Господь говорит: «Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю» (Отк. 3:19). Открывающийся здесь принцип любого воспитательного процесса показывает, что любовь недопустимо путать с вседозволенностью.
Как бы пастор не оправдывал свое попустительство милосердием и человеколюбием, он поставлен духовно кормить, пасти, заботиться, учить и оберегать. Этимологически слово «епископ» означает «блюститель», «надзиратель». Значит любое упрощение вхождения в церковь, поблажки, лицеприятие и мнимая скромность по отношению к грешникам – это увиливание от своих прямых обязанностей. Такие «любовь и милость» ведут к умножению «мертвых душ» в отчетности и Божьему вердикту: «Горе пастырям.., которые пасли себя самих!» (Иез. 34:2). К слову сказать, подобной ответственностью наделяются все верующие в эпоху всеобщего священства.
Итак, не стоит пытаться быть милостивее или святее Бога.
Sola Scriptura
Прежде чем обратиться к золотой середине, важно отметить, что крайности Писанием не поддерживаются. Множество отрывков как Ветхого, так и Нового Заветов подчеркивают необходимость сочетания казалось бы взаимоисключающих понятий. Приведу только пару примеров.
«Милость и истина да не оставляют тебя: обвяжи ими шею твою, напиши их на скрижали сердца твоего, и обретешь милость и благоволение в очах Бога и людей» (Пр. 3:3-4). То есть, чтобы угодить Богу и людям, нужен баланс милосердия и справедливости. Не надо усложнять, рассуждая о «правильной» любви или «правильной» святости, нужно и то, и другое. Посылая Своих последователей в мир, как овец среди волков, Иисус заповедует: «Будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби» (Мф. 10:16). Не секрет, что под простотой здесь имеется в виду чистота и неповрежденность. И снова, если остановить выбор на чем-то одном, получится холодный инквизиторский догматизм или инфантильная мелодрама.
Нетрудно догадаться, что пресловутая «золотая середина» и сбалансированность определяется нами как терпимость. Да, действительно этого термина нет в Библии, как нет понятия «Троица» и таблицы умножения. Однако более сотни раз в Новом Завете употребляются греческие слова, которые переводятся как «долготерпение», «великодушие», «выдержка», «кротость», «мягкость», «ласковость», «сдержанность», «спокойствие», «смиренномудрие», «снисходительность» и т. д. и т. п.
Теперь зададим решающий вопрос: терпим ли Бог? Остается фактом, что история Израиля развивается под знаком святой войны с неверными. По повелению Бога истреблялись целые народы вместе со всем имуществом. Но все это делалось с одной главной целью – вколотить в еврейское сознание истину: «Я Господь, и нет иного; нет Бога кроме Меня» (Ис. 45:5).
Затем природа невидимого Бога была явлена людям в Иисусе Христе. А был ли Он терпим во время Своего земного служения? Все становится ясно даже после рассмотрения всего лишь одной евангельской истории. Когда Господь ждал у колодца самаритянку, Он знал, что сейчас предстоит столкнуться всем возможным земным противоречиям. Самые страшные конфликты и войны возникают на религиозной, национальной и нравственной почве. Приплюсуйте сюда разницу полов, и у вас получится примерно такая же почва для взаимопонимания. Вот почему женщина на просьбу Христа задает недоуменный вопрос: «Как ты, будучи Иудей, просишь пить у меня, Самарянки?» «Если бы ты знала дар Божий...», – великодушно начинает Господь. Там в пригороде Сихаря Он сломал человеческую традицию нетерпимости и все ее основные критерии. Выходит, наш Бог не просто терпим, Он долготерпим.
Признание возможности и даже необходимости инакомыслия мы находим все у того же Павла: «Должна быть между вами и разность мнений, чтобы испытанные обнаружились между вами» (1 Кор. 11:19; перевод еп. Кассиана). В свете Второго послания к Коринфянам 2:9 и 13:5-7 (лучше в переводе В. Н. Кузнецовой «Радостная Весть») становится понятно, что по многим второстепенным вопросам действительно не стоит немедленно переубеждать всех и каждого. Бог, испытывая наши мнения временем, делает для всех очевидным, кто прав, а кто нет. Только при такой широте взглядов можно уверенно давать право на ошибку: «Итак, кто из нас совершен, так должен мыслить; если же вы о чем иначе мыслите, то и это Бог вам откроет. Впрочем, до чего мы достигли, так и должны мыслить и по тому правилу жить» (Флп. 3:15-16).
Преданья старины
Отдав должное принципу Sola Scriptura, обратимся к опыту наших великих предшественников. Среди основных принципов большинства евангельских объединений вы непременно найдете отстаивание свободы совести для всех (одно из досадных исключений – брошюра Я. Я. Винса «Наши баптистские принципы», 1923 г.). Но история показывает, что даже те, кто на себе испытал преследования за свои убеждения, отнюдь не застрахованы от того, чтобы при наличии минимальной власти не занять место гонителей. Причем резкую нетерпимость могут проявлять сторонники обеих названных нами крайностей: и строгие законники, и милосердные без меры.
Задолго до Реформации Аврелий Августин произнес знаменитые ныне слова: «В главном – единство, во второстепенном – свобода, во всем – любовь». И, тем не менее, отчаявшись вести полемику с донатистами, тот же самый человек выдвигает новую идею: «Право на ошибку чревато погибелью души!» В результате «во славу Божию» в течение многих веков пылали костры и лились реки крови по всем христианизированным государствам Европы.
Мартин Лютер воистину был героем веры и духа. Однако его энергия, потрясающая католические устои, часто носила типично средневековый характер. Именно полное отсутствие гибкости и непримиримость оттолкнули от него массу бывших единомышленников. Среди тех, кому неоправданно жестоко досталось от реформатора, можно назвать восставших под влиянием трудов Лютера и уничтоженных при его благословении крестьян, изгнанных из Германии евреев и христианских гуманистов, которых он называл полупелагианами, «отравленными Иеронимом», «предателями Августина».
Духовный наставник Лютера Иоганн фон Штаупиц писал ему после выхода книги «О рабстве воли», написанной против Эразма: «Любовь моя к вам неизменна, превосходя собою любовь женскую... но, как мне кажется, вы осуждаете излишне много явлений внешних и не затрагивающих оправдание. Отчего сутана зловонна для обоняния вашего, когда столь многие прожили в ней святую жизнь? Ничто не может быть безупречным. Мой любезный друг, я умоляю вас помнить о слабых. Не обличайте вопросы второстепенные, которых можно придерживаться в искренности, хотя в вопросах веры нельзя хранить молчание». Вскоре Штаупиц умер, а ведь крестьянская война еще и не начиналась.
Жан Кальвин добился блестящих результатов в Женеве и сделал ее образцовым городом Европы. Но, к сожалению, Михаил Сервет был сожжен уже не за проступок, а за убеждения. Это конец крайности, ее тупиковость.
Веком позже на Руси протопоп Аввакум просит царя Алексея Михайловича воздержаться от войны с поляками, как от нехристианского способа решения политической проблемы, а затем искренне осуждает жестокости патриарха Никона. К концу своей жизни, полной лишений и несправедливых страданий, устав и отчаявшись, лидер старообрядчества пишет: «Дайте только срок, собаки! Не уйдете от меня! Надеюся на Христа, яко будете у меня в руках! Выдавлю я из вас сок-то!» Скорбно, не правда ли?
Вот почему мне гораздо больше импонируют люди, более последовательные в своих словах и поступках. Таковых не так уж и мало. Ярчайшими примерами представляются Эразм Роттердамский, Филипп Меланхтон и Менно Симонс в самое жаркое время на Западе, их современник Максим Грек на Руси посвятили свою жизнь нравственно-богословскому преображению церкви, больше всего опасаясь, что их реформация обернется революцией и расколом.
Но ведь они не достигли таких результатов, как более энергичные борцы, – скажут мне. Да, каждый на своем месте сделал то, что не под силу другим. На примерах таких титанов нагляднее всего виден любой промах именно потому, что стоит он гораздо дороже ошибок тех, чье влияние невелико. Поэтому последовательности, справедливости и уважению к человеческой личности лучше учиться даже у Кромвеля, чем у Августина, Лютера, Кальвина и Цвингли.
Эразм и Меланхтон добровольно стали буферами между непримиримыми сторонами. Их критиковали все кому не лень, но при необходимости предпочитали вести диалог именно с их помощью. Максим Грек (настоящее имя Михаил Триволис) настрадался не меньше Аввакума, но сердца не ожесточил и не сдался. Симонс, избегая крайностей многих своих предшественников, показал, что церковь может и должна развиваться, будучи отделенной от государственной власти.
Изъяны и опасности
Из краткого исторического обзора и анализа сегодняшней действительности можно вывести некоторые характеристики крайней нетерпимости.
Во-первых, нетерпимый человек считает альтернативные мнения грехом, преступлением, болезнью. Следовательно, от оппонента непременно и незамедлительно требуется покаяние и исправление. В Советском Союзе на тех же основаниях верующих и диссидентов нередко сажали в тюрьмы и психушки.
Здесь хочется отметить одну серьезную опасность, которая может настигнуть любой замкнутый религиозный коллектив. Само понятие «община» подразумевает тяготение к консерватизму. Община обычно избавляется от инородных элементов, хоть как-то не вписывающихся в принятый уклад. Внутренний стержень здесь – это традиция, единообразие и стабильность. Эта «церковная энтропия» есть сила саморазрушающая.
Так умерла первая поместная церковь на земле – церковь Иерусалима. Разрушение римлянами Святого города вынудило верующих эвакуироваться в местечко Пелла, на противоположный берег Иордана. Там следы этой многочисленной общины, о которой мы читаем в Деяниях, теряются безвозвратно. Большинство исследователей полагает, что Иерусалимская церковь не справилась с иудействующими, т. е. с консервативным братским советом ревнителей ритуальной чистоты. Для того чтобы этого не происходило, любой общине как кислород постоянно необходим приток новых людей извне. Заметьте, что новообращенные часто искренне удивляются: «Как можно спорить из-за таких пустяков?» Это как раз тот случай, когда со стороны виднее. По тому же принципу из-за отсутствия притока «свежей крови» вырождались некоторые знатные фамилии.
Во-вторых, нетерпимый считает, что в чужом мнении нет ничего правильного и доброго. Разве можно избавиться от своих предубеждений, не обладая элементарной способностью слушать? О, это болезнь многих служителей! Дитрих Бонхёффер предупреждал: «Многие ищут ухо, которое услышит. Они не находят его среди христиан, потому что христиане говорят, когда должны были бы слушать. Тот, кто больше не слушает своего брата, скоро не будет больше слушать и Бога... Тот, кто не умеет слушать долго и терпеливо, вскоре начнет говорить, не схватывая суть, и никогда на самом деле не будет разговаривать с другими, хотя бы он этого и не понимал».
В-третьих, нетерпимый мыслит категориями «плохо» и «хорошо», забывая, что есть «лучше». Например, такой человек задает тестовый вопрос: «Должны ли замужние сестры носить косынки?» Отвечаешь прямо: «Не обязательно, лучше чтобы они были послушны своим мужьям и в нашей культуре носили кольца». Он же считает такое суждение увиливанием от прямого ответа. Черно-белое духовное зрение не способно восхищаться красотой «многоразличной благодати Божьей» (1 Пет. 4:10; ср. Еф. 3:10; Евр. 1:1). Оно способно лишь развешивать ярлыки и отделять плевелы от пшеницы. В свое время Джон Локк отстаивал свободу вероисповедания на том основании, что нетерпимость порождается непоследовательным мышлением, смешивающим вероятностные оценки веры с достоверностью опытного знания.
Наконец, нетерпимый забывает, что он не безгрешен и способен ошибаться. Иногда можно услышать от христиан со стажем высокомерные реплики о людях неверующих: «Ух, эти халдеи!» Так невинно все и начинается. А поскольку нетерпимый боится последствий каких-либо неведомых заблуждений, он питает враждебность ко всему «инославному» и страдает ксенофобией. Нет, это не просто наследственность из тоталитарного прошлого нашей страны. Как мы убедились, корни проблемы уходят глубоко в нашу греховную природу, да еще и в нашу культуру. В нетерпимости заключена не сила (разве, что физическая), а бессилие, ущербность и неполноценность.
Когда христианский писатель-классик Гилберт Честертон вступил в полемику с Бернардом Шоу, он прямо в лоб на основании Библии называл его еретиком. Однако он не совершил ни единой попытки унизить человека и заклеймить его. Кому чуждо и незнакомо подобное отношение к другому мировоззрению, пусть также непременно познакомиться с «Диалогом о вере и неверии» Умберто Эко и кардинала Мартини. Здесь есть чему поучиться, потому что именно такие этические взгляды идеально соответствуют золотому правилу Иисуса Христа (Мф. 7:12; ср. Рим. 12:10-18).
Аминь
Стоит признать, что очень часто мы не то что вести дискуссию по вопросам вероучения, а просто разговаривать друг с другом не умеем. Мы оказываемся не способными слушать собеседника и уважать его мнение. Мы смешиваем главное и второстепенное. Иногда готовы забрать или даже отдать жизнь за свое обрядоверие, а за истину постоять не можем. Похоже, мы все еще не знаем, какого мы Духа. Порой просто страшно нести миротворческую миссию и стоять между двумя враждующими сторонами. Но Христос считает служение примирения почетным и блаженным.
Нам необходимо научиться выдерживать здравый баланс, чтобы пройти между Сциллой законничества и Харибдой вседозволенности. Мнимая противоречивость любви и святости существует только в поврежденном грехом сознании. В Божьей целостности, к которой Он хочет нас вернуть, ее просто не существует. Мудрость устраняет дилемму.
Отрицательная апологетика не нужна без положительной. То есть, зачем крушить и опровергать лжеучения, если прежде не созидать и не отстаивать Царство? Поймите меня правильно, апологетика крайне необходима. Тем не менее, Великое поручение нашего Господа состоит в том, чтобы созидать учеников, а не бегать с кочергой за еретиками. Толерантность – единственный путь хотя бы для минимального взаимопонимания между людьми.
Хочется подвести черту словами уже упомянутого нами Честертона: «Человек никогда не будет хорошим, пока не поймет, какой он плохой или каким плохим он мог бы стать; пока он не поймет, как мало права у него ухмыляться и толковать о "преступниках", словно это обезьяны где-нибудь в дальнем лесу; пока он не перестанет так гнусно обманывать себя...; пока он не выжмет из своей души последней капли фарисейского елея; пока надеется загнать преступника и накрыть его сачком, как насекомое».
