За последние 15 лет мы пережили и бурный рост интереса к религии вообще и к протестантизму в частности со стороны общества, и разочарование и падение этого интереса. Отношения с властью также изменялись за это время неоднократно. Волнообразно происходили и изменения во взаимоотношениях между протестантами и Русской православной церковью. Точно также менялись и взаимоотношения внутри самого протестантского сообщества.
Состав протестантских церквей существенно изменился как качественно, так и количественно. И все эти изменения произошли менее чем за два десятка лет. Часто мы просто не поспевали за событиями. Таким образом, назрела необходимость самоопределиться. Что такое российский протестантизм и кто такие российские протестанты? Наиболее важным мне представляется самоидентификация по трем основным критериям: теологическая, структурная (организационная) и социальная, хотя все они связаны между собой.
Теологическая самоидентификация
В этом вопросе ситуация во многом зависит от конкретной деноминации. Тут сложно обобщать, так как где-то эта проблема если и существует, то не является столь актуальной, и вероучение изложено достаточно давно и является общепринятым для всех общин. Но часто встречается и совершенно иная картина. По различным причинам на сегодняшний день сложилось такое положение, когда под одним названием в рамках одной конфессии существуют церкви с различными богословскими взглядами. Фактически это разные по теологии церкви. Отчасти это произошло из-за разобщенности и некоторой замкнутости многих евангельских церквей, отчасти — из-за того, что этот вопрос серьезно не рассматривался.
Вероятно, из-за сложности данной темы и отсутствия ясно выраженного вероучения очень часто эти вопросы остаются без должного внимания. Во многих церквах есть, конечно, специальные воскресные школы для взрослых, курсы катехизации и лекции для новообращенных, но зачастую и там не уделяется должного внимания собственно вероучению, а большую часть времени слушателям объясняют, как в данной общине принято одеваться и вести себя во время богослужения. Вопросы же собственно вероучения либо не рассматриваются вовсе, либо рассматриваются с точки зрения пастора конкретной общины, взгляды которого нередко существенно отличаются от традиционных взглядов последователей данного вероучения.
Ситуация усугубляется еще и традиционной для нашего народа нетерпимостью к инакомыслию, когда все иные точки зрения по тому или иному вопросу сразу объявляются вредоносными. В результате мы имеем ситуацию, когда в рамках одной конфессии существуют церкви не просто с разными взглядами по принципиальным богословским вопросам, но и считающие приверженцев иной точки зрения чуть ли не еретиками. Безусловно, такая ситуация не может называться здоровой. В рамках каждой конфессии необходимо определиться с собственным вероучением и обозначить положения, принципиальные для данной конфессии, но оставить, безусловно, определенную степень свободы для разномыслия по другим вопросам.
Причем это касается не только богословских вопросов, но и вопросов, напрямую не связанных с теологией. Это могут быть такие вопросы, как форма богослужения, музыка, отношение к тем или иным продуктам или напиткам и т. д. Еще одним важным шагом к решению данной проблемы может стать богословское образование. В ряде конфессий в настоящее время служитель с хорошим богословским образованием — это скорее исключение, чем норма. Такая ситуация была объяснима и понятна еще лет 15 назад. Сегодня же картина должна быть совершенно иной: служитель, не имеющий богословского образования, должен быть исключением из общего правила.
Структурная самоидентификация
Слово «система» или «структура» до сих пор часто воспринимается, как нечто неважное и «малодуховное». Наша нелюбовь к уставам и законам обычно маскируется под борьбу с формализмом. Хотя, скорее всего, это не тот недуг, которого нам следует опасаться более всего.
Существуют три основные формы церковного устройства: епископальная, пресвитерианская и конгрегациональная. Внутри каждой из перечисленных форм есть и свои специфические варианты. В рамках настоящей статьи нет возможности проанализировать каждую из этих форм и рассмотреть ее плюсы и минусы. В различных протестантских деноминациях существуют разные формы управления. Все три формы имеют определенные библейские основания, и мы можем сказать, что определенное разнообразие в устройстве имело место уже в первых христианских общинах.
Как и в вопросе теологической самоидентификации тут достаточно трудно делать общие выводы. В каких-то деноминациях этот вопрос уже решен, а в каких-то царит полнейшая неопределенность и размытость. Понятно, что в начале 90-х годов вопрос о какой-то структурной самоидентификации и не стоял. Церкви множились. Во многих случаях все держалось на одном-двух лидерах, тем более что остальные члены церкви были неофитами и едва ли были готовы к решению каких-либо серьезных вопросов. Спустя годы ситуация изменилась, и уже невозможно игнорировать вопросы церковного устройства. Кто кого назначает или выбирает? Каковы полномочия того или иного руководителя? Что такое Совет, как он образуется и какие вопросы входят в его компетенцию? Каков механизм смены лидера? Эти и подобные вопросы встали не только перед протестантскими общинами, но и перед различными христианскими организациями (миссиями, издательствами и т. д.)
Во многом вопрос структурной самоидентификации обусловлен принципами выбора или назначения руководителей. Оба эти принципа могут хорошо работать и на уровне государства, и на уровне церкви. Мы можем привести множество примеров эффективно работающей системы, при которой руководителей того или иного уровня избирают, в то же время можно привести и достаточно примеров, доказывающих эффективность принципа, при котором руководителей назначают сверху.
Я бы не хотел сравнивать, что лучше: выбирать или назначать руководителей церкви, и решать, какой уровень демократии допустим в общине. Это достаточно интересная, но все же отдельная тема. Часто проблемы возникают не тогда, когда мы выбираем или назначаем руководителей, а когда мы подменяем понятия и путаем одно с другим. Не называя вещи своими именами, мы можем очень легко запутаться. Так сторонники «соборности» часто на деле оказываются как раз поборниками «жесткой руки», а люди, строящие достаточно жесткую вертикальную систему, прячут это за иллюзией демократических выборов.
К сожалению, в нашей истории достаточно долго имела место практика профанации выборов. Было это и в масштабе глобальных выборов депутатов по всей стране, когда нам предлагалось сделать выбор из одного кандидата, и мы совершенно точно понимали, что, по большому счету, «все уже подсчитано до нас». Было это и в отдельных коллективах, когда, например, в колхоз приезжал первый секретарь обкома и объявлял, что «есть мнение» избрать председателем данного колхоза проверенного и положительного во всех отношениях товарища N, имеющего хорошее происхождение и правильно понимающего политику партии. Далее всех колхозников собирали и предлагали поднять руки за того, кого рекомендуют. Какие-либо несогласия или встречные предложения даже и не подразумевались и, скорее всего, выглядели бы очень подозрительно.
Такая неопределенность имела место и в истории многих протестантских объединений в нашей стране. Так, например, Н. А. Левинданто, пытаясь прояснить вопрос о выборе или назначении старшего пресвитера в Союзе ЕХБ, писал: «Старшие пресвитеры назначаются из наиболее достойных и опытных деятелей евангельско-баптистского братства… Они фактически являются избранными служителями, так как каждый из них до своего назначения на эту работу уже избирался в своей общине на служение пресвитера» («Братский вестник», 1956, № 1, с. 50).
Во многом вопрос структурной самоидентификации непосредственно связан с нашей готовностью нести ответственность за принятие решений. Если мы выбираем того или иного руководителя, это значит, что мы несем ответственность за свой выбор, если назначаем — отвечаем за того, кого назначили. В противном случае, мы будем иметь полнейшую неопределенность. Люди или отдельный человек, назначивший кого-либо, в случае чего всегда смогут сослаться на то, что это было не назначение, а волеизъявление тех, кто его избрал, а избиравшие в этом случае лишь разводят руками, намекая на то, что выборы были пустой формальностью и на самом деле с них и спрашивать нечего. Как следствие этого появляется и неразбериха в понятиях. Тогда периодически мы сами путаемся и не можем, например, понять, есть ли в той или иной деноминации епископы. Или вводим труднообъяснимое с точки зрения собственного исповедания понятие — «церковь-филиал».
Социальная самоидентификация
Этот вопрос также касается всех протестантских церквей. Социальный состав многих церквей за последние 15 лет существенно изменился. Некоторые церкви, которые до недавнего времени можно было смело назвать этническими, сегодня уже таковыми не являются. Если к началу 90-х годов большинство членов церкви были из семей верующих родителей, то сегодня ситуация изменилась. Два десятилетия назад общий уровень образования среди протестантов по понятным причинам был значительно ниже, чем в целом по стране. Сегодня это уже далеко не так. Игнорирование этих факторов может привести к негативным последствиям. То, что еще вчера могло преподноситься без какого-либо обоснования, сегодня уже требует достаточно внятного объяснения.
До начала 90-х годов протестанты находились как бы за своеобразным внутренним «железным занавесом» и это обуславливало фокусирование церковного служения лишь вовнутрь. Вследствие этого сложился стереотип церковного служения. Вся деятельность сужается до своеобразной триады: проповедь в церкви, воскресная школа для детей и музыкальное служение. Все то, что выходит за эти рамки, воспринимается, как что-то второстепенное и выносится за рамки церковного служения. Часто приходится слышать жалобы, что у протестантов нет возможности донести свою точку зрения до общественности. Во многом с этим можно согласиться. Однако нельзя не отметить и то, что зачастую и сами протестанты не готовы к открытому диалогу с обществом. Во многих протестантских церквах нет ясно выраженной социальной концепции, трудно понять точку зрения той или иной конфессии по ряду вопросов, волнующих общество. Социальное служение — это одна из миссий любой церкви. Это служение является самостоятельным, и его не следует рассматривать лишь как способ евангелизации.
В заключение хочется отметить, что назрела необходимость консолидации усилий протестантов. К сожалению, часто приходится наблюдать взаимные обвинения друг друга и желание представить себя обществу и власти, как единственно правильных протестантов. Сегодня перед лицом целого ряда проблем российские протестанты уже не могут позволить себе роскошь внутрипротестантских баталий на тему: кто из нас самый правильный протестант? Если мы не научимся сотрудничать друг с другом, едва ли можно говорить о каком-либо более широком сотрудничестве. Возможно, одним из серьезных шагов в этом направлении мог бы быть качественный общепротестантский журнал, на страницах которого читатели могли бы найти и официальные документы протестантских объединений, и реакцию протестантов на различные события, происходящие в стране и мире, и интересные дискуссии. Такое издание смогло бы показать не только то, в чем мы едины, но одновременно и различия, которые у нас есть. Думаю, что создание такого общероссийского издания могло бы быть результатом консолидация финансовых, организационных и творческих усилий различных протестантских конфессий.
