У одного царя было три сына, и захотел он разделить между ними царство свое. Впрочем, у него было много сыновей, да и жен у него было немало – аж десять. Но царь был очень жестоким, и большинству жен его и сыновей его пришлось несладко. Особенно – самым знатным.
Да-да, и дети, и жены царя различались по знатности. Дело в том, что сам он был инородцем, и подлинное царское достоинство приобрел лишь позже, когда женился на местной принцессе, которую он, впрочем, впоследствии убил. Равно как и рожденных от нее сыновей – дабы не стали претендовать на престол. В общем – суров был царь. Недаром даже имя его стало нарицательным – Ирод.
Итак, у царя Ирода было три сына, оказавшихся в более благоприятном положении по сравнению со своими старшим и благороднейшими братьями. Двое из них, Архелай и Антипа, были детьми Малтаки-самарянки, третий, Филипп, – иерусалимской эллинистки по имени Клеопатра. Не имея ни царского достоинства, ни влияния при дворе, они не представляли реальной угрозы.
Между ними-то и решил царь разделить свои владения после смерти. Лучшим учителям было поручено дать им классическое образование, и лишь избранные могли обучаться вместе с ними. Во всяком случае, нам известно только об одном, по имени Манаил, но о нем – позже.
Проблема заключалась в том, что, в отличие от английской королевы, которая властвует, но не правит, в Римской империи провинциальные цари правили, но не властвовали. Все региональные правители, по сути, были государственными чиновниками, и только император мог поставить туземного наследника править провинцией (по своему усмотрению давая или не давая тому звание «царь»), либо – отстранить такового от власти и заменить собственной администрацией в лице прокуратора.
Так вот, Август отказался делить иродово царство натрое поровну. Отсутствие решающего голоса было бы чревато междоусобицами. Утвердив завещание в целом, мудрый император перераспределил долевое участие Иродов-сыновей в наследии Ирода-отца. Полцарства он отдал Архелаю, даровав тому титул этнарха, то есть национального правителя. Антипа и Филипп получили лишь по четвертушке с соответствующими титулами тетрархов («четвертовластников», правителей четвертушки). Царского же звания не досталось никому.
Четвертовластнику Антипе отошли окраинные земли Галилеи и Переи (области на восточном берегу Иордана). Но, не отчаиваясь, он решил пойти путем своего отца и стяжать царское достоинство, тоже женившись на принцессе – дочери арабского царя Ареты IV. Желая же угодить Тиберию, новому императору Рима, Антипа, согласно свидетельству Иосифа Флавия, посвятил тому и назвал Тивериадой «Сепфорис, красивейший город всей галилейской страны, … а другой город, Вифарамфту, он также окружил стеною и назвал его в честь императрицы Юлиадою» (Древности XVIII, гл. 2). Дела пошли было на поправку.
И все бы хорошо, если бы не роковая встреча. Как-то раз, навещая другого своего брата, тоже именем Филипп (не четвертовластника), Антипа увидел Иродиаду – свою одновременно сноху и племянницу (внучку Ирода Великого и той самой хасмонейской принцессы Мариамны). Тетрарх безумно влюбился в жену своего брата. Иродиада же, будучи властолюбива, не преминула тем воспользоваться. Она незамедлительно оставила малопрестижного мужа и добилась от Антипы ответного шага – изгнания законной жены.
Такое двойное предательство вкупе с прелюбодеянием, да еще и кровосмешением (ведь по Закону жена – одна плоть с мужем, см. Лев. 18:16; 20:21) вызвало всеобщее возмущение. Оскорбленный тесть выступил против Антипы с войском и нанес ему тяжелое поражение. Это окончательно уронило четвертовластника в глазах как народа, так и знати.
Иродиаду же это мало беспокоило, пока следующий император, Калигула, не пожаловал царский титул Агриппе – своему другу детства, а ее родному брату и, соответственно, тоже племяннику Антипы. Ущемленная в самолюбии принцесса вынудила четвертовластнка отправляться к императору и выпрашивать себе такой же титул. Но там, оклеветанный племянником, Антипа не только не получил титула, но и, лишившись своего удела, был сослан в Галлию (нынешний Лион).
Царь Агриппа полностью завладел всеми землями именитого деда, Ирода Великого. (Именно Агриппу встречам мы впоследствии под титулом «царь Ирод», принимающим божественные почести в двенадцатой главе Деяний. О сыне же его, Агриппе II, идет речь в главах 25 и 26 Деяний.) К чести Иродиады стоит сказать, что она отказалась от покровительства воцарившегося брата. Подобно женам декабристов, отправилась она в ссылку вслед за Антипой, где они бесславно прозябали до конца своих дней.
Впрочем, знакомство с Иродиадой было не единственной судьбоносной встречей в жизни Антипы. Во дни его правления явился Иоанн Креститель, по свидетельству Иисуса – величайший из всех ветхозаветных пророков (Мф. 11:7, Лк. 7:24).
И четвертовластник был знаком с Иоанном не понаслышке. Как читаем в Писании, Ирод боялся Иоанна, зная, что он муж праведный и святой, и берег его; многое делал, слушаясь его, и с удовольствием слушал его (Мк. 6:20).
Весьма похвальная характеристика, – не правда ли? К тому же Антипа не только, как и многие другие, предполагал, что Иоанн может оказаться долгожданным Мессией, но и, в отличие от многих, верил, что Мессия, погибнув, может воскреснуть из мертвых. Услышав молву об Иисусе, правитель испугался и сказал служащим при нем: «Это Иоанн Креститель; он воскрес из мертвых, и потому чудеса делаются им» (Мф. 14:1-2).
Впоследствии посчастливилось Ироду встретиться и с Самим Иисусом, Которого тот давно желал видеть, и по возможности заручиться каким-либо знамением (Лк 9:9; 23:8). Но Иисус разочаровал правителя, не сотворив перед ним никаких чудес, и тот, уничижив Его и насмеявшись над Ним, нарядил Галилеянина в шутовской «наряд праведника» и отослал обратно к Пилату. То ли после инцидента с Иоанном, Антипа больше не хотел брать на себя никакой ответственности, а, может, – недооценивал намерений первосвященников, - мы не знаем. В любом случае эпизод этот столь несущественен, что кроме историографа Луки никто из евангелистов его даже не упоминает.
Так или иначе, про Антипу нам известно немало. А вот про его вышеупомянутого «совоспитанника» Манаила нам неизвестно практически ничего, кроме одного: он впоследствии стал одним из тех шести пресвитеров Антиохийской церкви, которым Дух Святый дал повеление, положившее начало целенаправленному миссионерскому служению Церкви (Деян. 13:1-2).
Антипа и Манаил вместе начинали свой жизненный забег. Почему же столь разительны их показатели на финише? Тем более, если учесть, что тетрарх с удовольствием слушал Иоанна и многое делал, слушаясь его? Делал многое, но – не все. Влечение к жене брата оказалось препятствием, через которое Антипа запнулся, так и не сумев его преодолеть.
Слово Божье призывает нас: «Свергнем с себя всякое бремя и запинающий нас грех и с терпением будем проходить предлежащее нам поприще, взирая на начальника и совершителя веры Иисуса, Который, вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление, и воссел одесную престола Божия (Евр. 12:1-2).
Жизнь представляется как поприще – дистанция, преодолеваемая спортсменом-бегуном. В греко-римском мире длинные одежды были весьма популярны. Они считались признаком культуры, вкуса, социального статуса.
Однако когда атлет выходил на дистанцию, он снимал суму или пояс-кошель, сбрасывал с себя все одеяния, даже разувался, поскольку реальное значение в этом случае имело лишь одно – как можно скорее прийти к финишу. Сумки и пояса лишь обременяли тем больше, чем более были полны, а через полы одежды или ремни сандалий можно было запнуться и, упав, сойти с дистанции. Такую же опасность таит и запинающий нас грех.
Первейший индикатор запинающего греха – это когда нас раздражает упоминание о нем. Антипа заточил Иоанна в крепости Махерон. Этим он убивал сразу нескольких зайцев: и успокаивал свою сожительницу, отчасти выполняя ее желание; и, возможно, думал, что защищал этим пророка от злоумышленников, которых могла нанять Иродиада.
Главное же, что создавалась видимость сохранения достоинства правителя. Нет обвинителя – нет и обвинения. Но в то же время мы читаем (Мк. 6:20), что Ирод:
(1) боялся Иоанна, то есть очень уважал его (сравните с Еф. 5:33: «жена да боится своего мужа»);
(2) знал, что тот – муж праведный и святой;
(3) с удовольствием слушал его;
(4) многое делал, слушаясь его; и, наконец,
(5) берег его.
Слышите? Ирод слушался и берег Иоанна! Так говорит Слово Божье! Однако – не уберег. Запнулся, преткнулся, упал.
Запинает нас и тот грех, о котором мы постоянно думаем, как влюбленный постоянно думает о предмете своей любви. Мы претыкаемся о соблазны, которым нам труднее всего противостать.
Рассказывают, как однажды три пастора договорились исповедоваться друг перед другом, дабы легче было противостоять соблазнам.
Первый сказал: «У меня проблема со слабым полом. Как увижу красивую девушку – просто не могу оторвать взгляда».
Другой признался: «А моя слабость – деньги. Всякий раз борюсь с собой из последних сил, как бы не запустить руку в ящик для пожертвований».
«А я не умею держать язык за зубами, – пожаловался третий. – Я и сейчас не могу дождаться, когда мы разойдемся, и я смогу всем про вас рассказать».
Запинающим становится также грех, который мы склонны оправдывать. Теоретически мы знаем, что всякий грех – мерзость перед Богом, но на деле считаем, что есть грехи побольше, есть – поменьше, а есть и вовсе допустимые.
Так, за Иисусом всегда следовали разные люди. Были среди них и мытари, были и зелоты. Но как часто бывает, что, даже следуя за Христом, брат-мытарь по-прежнему пытается обобрать брата-зелота, а тот – побольнее ранить брата-мытаря. И оправдана «премудрость» чадами ее.
От запинающего греха труднее всего отказаться. Как подошедшему к Иисусу молодому человеку – от привязанности к своему имению, как Иакову – от привязанности к Вениамину. Затаенный грех становится тем сокровищем, которое мы пытаемся протащить в Царство Божье как верблюда в игольное ушко.
Но не нужно забывать: мы вышли на эту дистанцию уже победителями. Не потому, что она нам по силам, а потому, что Бог уже прошел ее за нас в Сыне Своем. Того, Кто не знал греха, Бог ради нас сделал грехом, чтобы сделать нас, в единении с Христом, Божественной праведностью (2 Кор. 5:21, «Радостная Весть»).
Запинаясь же, мы не можем преодолевать победную дистанцию так, как нам это предназначено – «взирая на начальника и совершителя веры Иисуса, Который, вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление, и воссел одесную престола Божия». Грех крадет подаренную нам Отцом радость Христова триумфа.
У Царя Небесного был Единственный Сын. И не было подданных, ибо все мы отреклись от Него. Но Царь так возлюбил народ Свой, что отдал Сына Своего Единородного, чтобы вернуть нас к Себе. Потому что желает Царь разделить Царство Свое как наследие со всеми нами, с каждым, не по частям, а во всей полноте.
«Посему, братия, более и более старайтесь делать твердым ваше звание и избрание; так поступая, никогда не преткнетесь, ибо так откроется вам свободный вход в вечное Царство Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа» (2 Пет. 1:10,11). Да будет так!
