«Отпустив народ, Иисус сел в лодку и отправился в окрестности Магадана» (Мф. 15:39 -РБО)

Местность, лежавшую к западу от Галилейского моря, в южной части большой равнины Геннисарет, евангелисты называют по-разному. В наиболее авторитетных рукописях евангелия от Марка мы встречаем древний топоним «пределы Далмануфские» (8:10).

Тем не менее, другие источники и параллельный отрывок у Матфея называют данную территорию «пределами Магдалинскими», «Магдалой», либо как в большинстве современных переводов «Магаданом». Имя Марии Магдалины связано с той же самой землей.

Дальше – больше. Греки называли ее Тарихеей, то есть «местами для засола рыбы», о чем упоминают Страбон и Плиний. Раввинистические же источники именуют ее Мигдал Нуннаей или Мигдал Сабайей, что означает «Башня рыб» или «Башня красильщиков».

Лично меня все это не удивляет. Время своего самого золотого детства я провел в Приморском крае, в городке, который сейчас называется «Фокино». Однако если вы назовете его «Шкотово-17», «Тихоокеанский», либо просто «Техас», все приморцы поймут и согласятся, что это действительно одно и то же местечко.

В действительности у библейского и российского Магаданов общего немного. Роднит их наличие рыбного промысла, да общее название, пришедшее, однако из разных языков, а значит имеющее разные значения. «Магадан» (Μαγαδ?ν) у Матфея в переводе означает «крепость», «башня» или «величие». А с эвенским словом «монгодан» ситуация более неоднозначна: то ли это «морские наносы», то ли «высохшее дерево», а может и вовсе «трухлявый пенек», как прозвали здесь когда-то одного старого бедного эвена.

Так что, побывав на Колыме, посетить библейских мест не получится, но увидеть и пережить нечто небывалое возможно. Наш Магадан – это суровый и красивый край с леденящей душу историей. Очень был рад возможности побывать здесь, быть может, не в последний раз. Как мне сказали, Колымская земля притягивает. И за этой фразой не стоит искать никакого магического подтекста.

Притягивает Колыма, потому что здесь действительно ходил Иисус, живший Святым Духом в сердцах тысяч Его верных детей. Его присутствием держится вся Вселенная, но оно было особо необходимо в этой вечной мерзлоте. Земля здесь обильно обагрена кровью мучеников. По свидетельствам очевидцев, их окоченевшие тела нередко находили по утрам в лагерных бараках коленопреклоненными. Здесь звучали чаще тихие, но непрестанные и горячие молитвы, открывающие Небеса.

И Александр Солженицын, и Варлам Шаламов в своих автобиографичных произведениях отдают должное стойкости верующих людей за колючей проволокой. Пожалуй, только христиане могли пытаться разглядеть горестный и возвышенный смысл происходящего в стране и с ними в частности. Талантливый сын православного священника Варлам Тихонович Шаламов (1907—1982), прошедший лагеря Колымы, прочувствовал, что Магаданская земля на его глазах становится священной. Писал он об этом мрачно, но правдиво:

«…Мне близки теплые деревья,
Молящиеся на восток,
В краю, еще библейски древнем,
Где день, как человек, жесток.

Где мир, как и душа, остужен
Покровом вечной мерзлоты,
Где мир душе совсем не нужен
И ненавистны ей цветы.

Где циклопическое око
Так редко смотрит на людей,
Где ждут явления пророка
Солдат, отшельник и злодей».

В 30-е, 40-е и 50-е годы XX века в бухту Нагаева особенно часто приходили мрачные паромы с заключенными. Мне рассказывали, что иногда их бросали в море и топили. Не случайно сейчас с сопки Крутой в сторону порта смотрит пятнадцатиметровая «Маска скорби» Эрнста Неизвестного. На обратной стороне бетонного монумента видны плачущая женщина и обезглавленный мужчина на кресте. В сталинские времена здесь находилась «Транзитка», откуда заключенных отправляли во все колымские лагеря по дорогам, которые уже до второго пришествия останутся усыпанными человеческими костями.

Для борьбы с цингой на каждой лагкомандировке имелись два рабочих — хвоенос и хвоевар. Мелкопосеченная хвоя кедрового стланика заливалась водой из расчета 600 литров на 40 килограмм. Однако по причине бесчеловечных условий жизни и труда среди заключенных свирепствовали не только цинга, но и дизентерия, пеллагра, дистрофия, туберкулез, сама смерть. На Колыме находилось одно из самых страшных мест ГУЛАГа – лагерь Бутугычаг, долина смерти, где заключенные добывали уран открытым способом.

В книге «Жертвы Колымы. Магадан», написанной В.И. Метой и В.В. Диденко (Магадан, 2000), приводится красноречивая цитата из доноса о контрреволюционной деятельности:

«На прииске имени Берзина находится группа заключенных евангелистов. Вначале они были разбросаны по разным бригадам, а потом добились объединения. Организовавшаяся в одну бригаду, группа эта носит характер маленькой секты, оказывают друг другу взаимную помощь, вместе едят.

В группу входят: бригадир Працко Иван [Филиппович] и его родной брат Василий, Змушко [Михаил Иванович], Власенко [Илья Васильевич]. Почти все по национальности белорусы, враждебно настроенные к Советской власти. Открыто молятся, создают мнение крепкой, сплоченной, верующей группы. Учитывая, что окружают ее в большинстве заключенные из контрреволюционного элемента, естественно, что эта группа оказывает влияние и вызывает с их стороны сочувствие...»

По доносу завели дело на девятерых заключенных. Все девять отказались давать показания на следствии, и тройка УНКВД удовлетворилась избитым штампом: «...отказывались по религиозным соображениям от работы в лагере, призывали заключенных к борьбе с Советской властью...» Они были приговорены к высшей мере наказания, и большинство расстреляно в один день – 27 ноября 1937 года.

Вот имена не упомянутых в записке, но также расстрелянных братьев: украинец Павел Тарасович Бараболя, русский Иван Иванович Тощев, украинец Степан Григорьевич Подкойно и еще два белоруса: Петр Иванович Дорожко и Василий Адамович Кудаков.

Как было и в первые века христианской истории, кровь мучеников в Колымском крае тоже стала семенем церкви. В 50-е годы прошлого века в г. Магадане уже существовала баптистская община, которая вскоре смогла даже приобрести дом молитвы на собранные пожертвования. Потом верующих снова разгоняли, а уже в 70-х церковь пережила болезненный раскол, но выстояла.

Общение с миссионерами, которые приехали в Магаданскую область после распада Советского Союза, очень вдохновило меня. Удалось познакомиться и с теми, кто по молодости приехали сюда за длинным северным рублем и «за туманом», то есть за романтикой Дальнего Востока, а со временем нашли здесь Иисуса. Но те, кто связал свою судьбу с Колымой, услышав Божий призыв, воистину восхищают. Мы общались со служителями, которые переехали из других регионов России, из Украины, а также из США.

На сегодняшний день в Магадане немало церквей различных христианских конфессий. Наши братья и сестры живут и трудятся в суровых климатических условиях, при непрекращающемся оттоке населения. При весьма ощутимой дороговизне авиабилетов жители Магадана резко ограничены в возможностях путешествовать и качественно отдыхать. По тем же причинам верующие там не избалованы внешним вниманием.

Поездка на Колыму обострила во мне целый ряд внутренних размышлений. Заставила по новому задуматься о христианской стойкости и верности призванию, о несении своего креста и сораспятии Христу, о патологической способности человека забывать в суетливой круговерти самое главное.

А на вопрос был ли Иисус в Магадане, я однозначно отвечаю утвердительно. И судя по всему, Он решил оттуда не уходить.