Открывая Себя, Бог не только дал нам Слово Божье и Христа. Весь окружающий нас и действующий по установленным Им законам мир также является откровением о Нем (Рим. 1:19-20).

Причем к законам этого мира относятся не только физические, «материальные» законы природы, но также и те законы, которые проявляются в истории, в хождении человека по жизни, в отношениях между людьми. И полученной человеком от Бога свободой воли не может нарушиться действие этих законов. (Бог достигает Своих целей, используя не только тех, кто повинуется Его слову, но и тех, кто идет против Его воли.)

Эти два Божьих откровения, которые в богословии называются частным и общим откровением, не могут противоречить друг другу, поскольку даны одним и тем же Богом. Но более того, без одного из этих откровений очень трудно понять другое.

Чтобы понять глубинные духовные и причинные связи этого сотворенного Богом мира, необходимо Писание. Однако, с другой стороны, и в самом Писании, в Слове Божьем, невозможно будет разобраться, если человек не жил в этом мире.

Если мы не имеем достаточно опыта и знаний о том, как все происходит в жизни, мы просто не сможем понять, к чему именно следует приложить, где и как использовать то, что открыто нам в Писании. И наоборот, мы не сможем правильно выбрать то конкретное утверждение Писания, на которое следует опираться при разрешении возникающих перед нами проблем, если при изучении Писания мы не будем четко увязывать его текст с соответствующими ему и понятными нам фактами и явлениями нашей жизни.

Наша собственная и окружающая нас жизнь — такое же откровение от Бога, как и Его Слово, только истина в ней излагается не посредством человеческой способности говорить и усваивать записанную в виде слов речь, а в виде событий и закономерностей, позволяющих нам понять, где именно следует искать участия Бога в нашей жизни, — ибо и через эти способы Его участия в жизни мира Он тоже открывает Себя.

Понятно, что ребенок, который еще мало жил и мало видел, вряд ли сможет понять, для чего вообще нужно Слово Божье. И набранный жизненный опыт позволяет нам не прикладывать стихи и фразы Божьего откровения наугад — к тому, к чему они «вроде бы подходят», а четко видеть за текстом Божьего откровения события и судьбы окружающих нас людей и те явления, о которых мы знаем не понаслышке. Без такого опыта мы оказываемся в плену религиозных штампов и бываем склонны бездумно использовать просто наборы фраз, взятых из Писания, создавая видимость понимания его и следования ему, — или, хуже того, повторяем вслед за окружающими какие-то вроде бы благочестивые утверждения, которые к Писанию никакого отношения не имеют. (Точно так же, например, дикари, живущие по родоплеменным законам, вряд ли поймут, зачем необходимо демократическое устройство общества с парламентом и многими министерствами, — но если «из добрых побуждений» навязать им такое устройство силой, то оно окажется лишь внешней, видимой формой правления, а за ней все равно будет скрываться политическая структура, которая является наиболее оправданной, понятной и справедливой по их внутренним убеждениям.)

Изучая единство и взаимозависимость Божьего откровения, мы гораздо точнее сможем охарактеризовать связь между Писанием и наукой. Их отношения окажутся достаточно просты, если не навязывать науке чуждые ей законы достижения истины и не заставлять ее преждевременно делать выводы, которые, по нашим представлениям, прямо вытекают из текста Писания. Даже если мы и можем использовать Писание как подсказку, нам все равно остается терпеливо ждать, пока ученые обнаружат те явления и законы природы, которые были установлены для сотворенного мира Богом и нашли отражение в Его откровении. Наши возможности в этом случае ничуть не выше возможностей в толковании пророчеств Писания. Мы можем сколь угодно долго строить предположения и догадки относительно того, как именно исполнится то или иное пророчество, однако точным знанием их деталей мы обладаем лишь после того, как эти пророчества уже исполнились.

Конечно, существуют и факторы, препятствующие попыткам установить непротиворечивость научного и религиозного знания. Современное научное знание постоянно используется в идеологических целях — для того, чтобы опровергнуть Писание. Современная наука не просто отказалась в какой бы то ни было степени опираться на понятие Бога, но считает возможным провозглашать Его отрицание. Однако пока что это ее решение не особенно оправдывается.

Наилучшим из имеющихся вещественных и непрестанно наблюдаемых доказательств существования Бога был и остается сам окружающий нас мир. Факт существования мира на языке науки и логики, конечно же, не является абсолютным доказательством того, что мир сотворен, но данное «самое лучшее доказательство» — самое лучшее из обладающих объективной по научным понятиям ценностью. Чем больше современная наука узнает о сложности окружающего нас мира, тем менее убедительным, несмотря на усилия биологов и физиков, кажется ее утверждение, будто «все это образовалось само по себе».

И так называемая теория эволюции до сих пор больше походит на гипотезу. Практически любое академическое повествование на эту тему вперемешку со ссылкой на какие-то четко установленные современной наукой факты пестрит оборотами, напрямую доказывающими его ненаучность или, точнее, гипотетичность: «в начале, вероятно...», «а потом, скорее всего...», «далее могло произойти...», «предполагается, что впоследствии...».

Более того, наука не в состоянии доказать, что за пределами нашего материального мира ничего другого не существует (даже если допустить возможность существования в нем десяти и более так называемых измерений). Наука может лишь включить Бога в сферу, подлежащую ее изучению, то есть заявить, что Бог — такой же объект ее изучения, как и весь сотворенный Им мир.

Но это желание науки не соответствует утверждению Писания о том, что Бог сотворил нас и окружающий нас физический мир, — а такое заявление Писания в научном плане просто невозможно верифицировать, то есть проверить его истинность или ложность, — потому что в нем Бог провозглашается выходящим за сферу научного изучения. Тот, Кто сотворил мир, находится на принципиально ином уровне состояния, способностей и возможностей, нежели то, что Он сотворил. Таким образом, в науке библейское утверждение о Боге Творце переиначивается для того, чтобы оно вписывалось в систему научных и философских знаний человека. В результате Творец подменяется объектом исследования, находящимся на уровне творения, и христианская философия далеко не всегда склонна обращать внимание на эту подмену.

Так происходит отчасти потому, что и верующие, в свою очередь, тоже склонны нарушать равновесие между двумя видами Божьего откровения. Подчас они склонны утверждать, будто наука «давно доказала существование Бога». А если бы они заостряли внимание на подмене, о которой мы говорили выше, то это помешало бы им достичь желанной цели — отказаться от способов убеждения, которые использует Бог, и обратиться к тем, которыми действовал бы поставивший себя на место Бога человек. Вероятно, мы не очень погрешим против истины, если скажем, что такой их подход делает человека подобным автомату, выбирающему путь по формальным параметрам, а вместе с тем ставит человеческое отношение к Богу в зависимость от уровня развития науки.

Признавая единство двух видов Божьего откровения, мы получаем возможность яснее воспринимать и их особенности, не позволяющие причислять к откровению о Боге самого Бога. Мы осознаем необходимость прочно увязывать богословские рассуждения с тем, что нам открыто, а не своевольно фантазировать там, где лишь маячат смутные очертания неизвестных нам деталей нынешней или грядущей жизни. И мы находим опору для верной оценки возможностей и намерений науки, позволяющую избавиться от бесплодных споров, чтобы сосредоточиться на тех закономерностях бытия, которые, собственно, и составляют предмет научного исследования.

Из сборника статей «Церковное бремя власти и традиции» http://versussusrev.ucoz.ru/index/0-4