Deprecated: Function split() is deprecated in /home/mirtru/gazeta/content/index.php on line 221
О НЕОБХОДИМОСТИ ЗАПРЕТОВ / Интернет-газета «Мирт»
Главная / Статьи / Церковь / О НЕОБХОДИМОСТИ ЗАПРЕТОВ
О НЕОБХОДИМОСТИ ЗАПРЕТОВ
О НЕОБХОДИМОСТИ ЗАПРЕТОВ
24.09.2011
1155
Где все дозволено, там нет Бога

    Запреты исходят от самого Бога. Вспомним первые слова, которые Господь сказал человеку, поселив его в саду Эдемском: «И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт. 2:16-17). Итак, в первом же предложении, адресованном Богом человеку, содержался запрет. Но Адам и Ева нарушили запрет Господа и навлекли на себя и на всех потомков своих страшную кару — смерть.

    Запреты призваны уберечь, оградить человека от беды, от страха, они указывают, где человека подстерегает опасность. В силу греховности природы падшего человека, его часто тянет как раз к запретному плоду, тянет нарушить прямые предписания Бога, нарушить нормы, принятые в церковной общине и в обществе, нарушить законы государства, даже нарушить мир и покой в собственной семье. И потому, помимо установленных Богом запретов, общество и государство тоже устанавливают свои запреты. Запретов в нашем, нравственном смысле нет только у животных, так что призывы «освободиться от всех запретов», столь пафосные у многих «освободителей», обычно приводят к самому настоящему скотству. Вспомним хотя бы демонстрации обнаженных людей под лозунгом «Долой стыд», случавшиеся в России после октябрьского переворота. Недалеко от них ушли нынешние нудисты, хотя тут несколько иное.

    Адам и Ева до падения не стыдились наготы, но после него сделали себе опоясания из смоковных листьев, а потом Сам Господь изготовил «...Адаму и жене его одежды кожаные и одел их» (Быт. 3:21). Так что запрет на наготу от Бога, и в Библии много мест «о сраме», который предписано прикрывать.

    В отличие от заповедей Господних запреты, налагаемые государством, обществом, вообще любым сообществом людей, не являются раз и навсегда данными, неизменными. Они меняются с изменением общества, государства и других переменчивых по самой своей природе институтов. Меняется, как уже говорилось, и внешняя сторона жизни церкви — даже нашей исторической церкви, сколько бы она ни говорила о своей неизменности. И как раз необходимость изменений в этой «земной» сфере вызывает много споров и возражений.

    Тут нужен большой такт и большая мудрость, а главное, конечно, помощь Божья. При всей относительности и подверженности переменам человеческие установления играют важную стабилизирующую роль, в том числе в такой важнейшей для верующего человека общине, как поместная церковь. Эти установления тоже должны вытекать из Библии и соответствовать ей, по меньшей мере не противоречить. Бог и Библия в конечном счете являются «высшими инстанциями» для всех человеческих норм, законов и правил.

    У нас часто приводят мысль Достоевского о том, что если Бога нет, то все дозволено. Однако если обратиться к действительности, то окажется, что там, где Бога нет, как раз ничего и не дозволено. Вспомним два безбожных режима ХХ века — коммунистический и фашистский. Они строились на отрицании Бога и ничего не позволяли тем, кто имел несчастье жить при них. Принцип «все дозволено» действовал только применительно к вождям этих режимов, они даже получали божеские почести, явно обожествлялись. Но они же совершенно явно и чуть ли не с остервенением боролись с Богом, тем самым косвенно признавая Его.

    Можно утверждать: «Где все дозволено, там нет Бога». Нет Его признания даже в извращенном виде, а есть то самое скотство. Вседозволенность — верный признак богооставленности, и она все более явственно дает о себе знать в современном мире. Причем как и в библейские времена, не Бог оставляет человека, но человек оставляет Бога.

    Вера ставит человеку определенные запреты, но она же многое и дает. При соблюдении заповедей Божьих верующий человек получает спасение, жизнь вечную. И даже еще здесь, в земной жизни, перед ним открываются невиданные творческие возможности: возможность быть соработником Богу, возможность творить, создавать новое. Способности творить лишены все прочие живые существа, ее имеет только человек, созданный «по образу и подобию». Еще на земле человек получает свободу — не вседозволенность, а именно свободу. Путь к ней, и путь узкий, указывают как раз запреты.

    И все же велик соблазн принять эту свободу за «волю», за право творить что угодно, забыв запреты. Эту опасность хорошо видел апостол Павел и предупреждал: «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода (ваша) не была поводом к угождению плоти...» (Гал. 5:13). Нельзя отделаться от впечатления, что современное человечество, даже в христианской его части, не слышит этого предостережения.

А как в церкви?

    Все вышеприведенные рассуждения касаются запретов и предписаний вообще и их, так сказать, апологии. А есть еще конкретные запреты в каждом сообществе людей, в каждой церкви, и вот они-то вызывают наибольшие споры.

    Нашей внутренней христианской сущности должна соответствовать какая-то внешняя форма ее проявления. «У кого непристойный внешний облик, к тому не приходит добродетель» — эту мысль высказали в Китае еще в VII веке до нашей эры. А Гете сказал, что «всякая внешняя благопристойность имеет свои внутренние основания», и был прав. Что хорошего в «расхристанности», как выражаются в России?

    Внешность не так обманчива, как уверяет русская пословица. Беда только в том, что внешние формы христианской благопристойности — в отличие от сущности — не являются постоянными, неизменными. И установить их раз и навсегда невозможно, как невозможно раз и навсегда вычистить зубы. И ответы на вопросы о позволительности носить ту или иную одежду, прическу, употреблять макияж или нет, никак не могут быть окончательными. Но можно возразить: в Библии есть прямые указания на недопустимость тех или иных «приемов улучшения» облика человека, женщин особенно. Да, есть, и я за то, чтобы следовать им. Но тут надо иметь в виду вот какое соображение. Что мы читаем в Библии, особенно у Павла, наставление об «одежде и прическе» или моральную заповедь?

    Сам Христос осуждает фарисеев за то, что они «увеличивают воскрилия одежд своих» (Мф. 23:5). Что такое «воскрилия» и кто их сейчас увеличивает? Никто, ясно только, что так фарисеи старались привлечь к себе внимание. Но значит ли это, что слова Христа утратили всякий смысл? Отнюдь, Христос дал тут некую общую норму: насколько христианину и христианке можно отклоняться от принятого в данной культуре стандарта.

    Павел тоже имел в виду не одни предписания. Да, можно воспринимать его слова как прямое наставление. Но если понимать Павла только так, то мы низведем его на уровень какого-то кутюрье: носить вот то-то, стричься вот так-то, ныне и присно и во веки веков. На самом деле его наказ, как и наказ Христа, сводится вот к чему: не должно быть ничего бесстыдного, ничего просто вызывающего, с точки зрения окружающих людей.

    Сказано и остается непреложным: «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом, Богом твоим, всякий делающий сие» (Втор. 22:5). Из этого с непреложностью следует, что и в ветхозаветные времена существовали трансвеститы, люди, испытывающие жгучее желание покрасоваться в одеждах, присущих противоположному полу, и при этом перенять его ужимки. Это было мерзостью тогда, остается мерзостью и сегодня.

    Но как быть с шотландцами и их юбками? С точки зрения шотландцев, это самая что ни на есть мужская одежда — и кто мы, чтобы разубеждать их в этом?

    Вопрос о брюках у женщин вызывает самые ожесточенные споры. Заметим, что в Библии о брюках нет ни слова — и не могло быть. Однако нечто похожее на них уже было во времена Христа и апостолов. Но их носили «варвары», всякие скифы, кельты, галлы и германцы (видимо, и праславяне), которые, живя в более холодном климате, додумались до идеи «укутать» каждую ногу отдельно. Для греков и особенно римлян с их тогой такое одеяние было признаком дикости и казалось совершенно неподобающим для цивилизованного человека. Неподобающим оно казалось и обитателям Святой земли, и можно предположить, что апостолы возмутились бы, увидев в церкви мужчину в таком «раздвоенном» одеянии. («Безбрючное» существование внешне сохранилось в исторических церквах, где одеяние священнослужителей восходит ко временам античным.)

    Из этого никак не следует, что и мы должны отказаться от брюк, чтобы быть ближе к Библии. При всей важности внешних проявлений ортодоксальности верность ей определяется верностью прежде всего Слову, причем его духу, а не букве, «потому что буква убивает, а дух животворит» (2 Кор. 3:6). Но и духу без буквы приходится трудно.

    Что касается женщин, то я не думаю, что надо требовать от них поголовного перехода на брюки или поголовного отказа от них. В нашем восприятии до сих пор юбка считается более женским одеянием — и в добрый час. Об этом можно сказать, но в мягкой форме, тут не надо обличать. К тому же юбка может оказаться куда более вызывающей, чем брюки. В нашей Центральной московской церкви мне довелось быть свидетелем покаяния девушки в такой короткой юбочке, что мне — совершенно некстати для такого момента — подумалось: слишком откровенно.

    Легко сказать, не надо требовать от женщин отказа от брюк. Ведь кое-где требуют, в том числе в нашем братстве евангельских христиан-баптистов. И отказа от всякой косметики требуют, от ношения колец и украшений. И приводят известное библейское обоснование: «Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом» (1 Пет. 3:3-4).

    Никак нельзя пренебрегать этим положением, хотя его можно толковать и в смысле «не только.., но и...», то есть не как категорический запрет. В Библии можно найти места, где об украшениях и даже серьгах говорится без всякого укора, скорее, как о чем-то очень ценном: «Золотая серьга и украшение из чистого золота — мудрый обличитель для внимательного уха» (Прит. 25:12).

    И все же братья и сестры, радикально понимающие апостола Петра, имеют право видеть здесь категорический запрет. Но вообще запреты такого рода лучше бы применять к себе и не требовать их беспрекословного выполнения от других. И в такой ситуации, кто больше соблазняется, тот, кто носит украшения, или тот, кто требует отказа от них? У меня нет ответа на этот вопрос.

    Как востоковед могу привести индийскую притчу. Два буддийских монаха увидели у брода прекрасную женщину в великолепных одеждах, которая не знала, как пересечь реку. Один монах перенес ее, и они пошли дальше. Второй монах начал выговаривать первому: это против правил, монаху запрещено прикасаться к женщине и так далее. Первый монах молча слушал, потом сказал:

    — Я перенес ее и оставил у реки. А ты все еще несешь ее.

    Все-таки лучше бы не судить строго.

    Мода существует, и, честно говоря, я не вижу большого греха в следовании ей. Но, конечно, не мода должна определять нашу жизнь. От моды надо чуть-чуть отставать. Люди хорошего вкуса недаром говорят, вульгарно не считаться с модой, но еще вульгарнее рабски следовать за ней. Думаю, что пребывание на шаг-два позади — самый раз для христианки.

    Вообще же неумно, по-моему, ставить препирательства по такого рода вопросам в центр всей жизнедеятельности церкви. Насколько я знаю, в наших церквах тут допускается довольно большой разброс. Есть «строгие» общины, в которых чрезвычайно требовательны по части одежды и косметики для женщин, и есть менее требовательные. Братья, бывающие в Сибири, говорили мне, что там есть церкви, в которых не примут проповедника, если он без галстука (это воспринимается как нарушение благопристойности), и есть церкви, где его не примут, если он в галстуке (слишком по-мирски, о земном думает). И никто не вправе требовать от таких церквей большей свободы или большей строгости, это внутреннее дело церкви, которая сама устанавливает правила и сама же вольна их изменять.

    Самое неправильное — добиваться от церкви перехода «на мои правила». Важно, сказал апостол, «...не делать ничего такого, от чего брат твой претыкается, или соблазняется, или изнемогает» (Рим. 14:21). И надо иметь в виду, что обычно сопротивление новшествам не косность, не неспособность принять их, а привязанность к чему-то очень дорогому для многих — пока для большинства! — наших братьев и сестер и очень нужному им. И решать такие разногласия надо обязательно с большим тактом и любовью. Их часто не хватает.

    На Западе увлекаются идеей «евангелизации через одежду». Это когда на ней изображают назидательные христианские призывы: «Бог видит все» или WWJD (сокращение от What would Jesus do? «А что бы сделал Иисус?»). В России такое явно не пойдет: что хорошего, если мы увидим валяющегося пьяного, на рубашке которого красуется надпись «Иисус любит тебя!». Да и на трезвом человеке она все же будет восприниматься не так, как, скажем, в Америке.

    Давно замечено, что многие христианские деятели говорят и пишут о незначительных проступках как о чудовищных преступлениях, а о действительно чудовищных преступлениях говорят и пишут как раз очень легко: стоит покаяться, и все будет хорошо, Бог простит, никуда не денется. Прощение дается не всем, и спасутся не все — этого не надо забывать. Что до запретов, ограничений и самоограничений то их положительная роль несомненна. Верно, спасаемся не ими, но за их нарушения Всевышний спрашивает строго, о чем свидетельствует Библия. Их значимость различна в разных церквах, в том числе в баптистских церквах России и США.

    В нашей стране евангельские церкви издавна отличались строгостью, если угодно предрасположенностью к фундаментализму. Это объяснимо исторически: церкви меньшинства, тем более меньшинства гонимого, всегда строже. Чтобы не быть поглощенными большинством, религиозные меньшинства помимо доктринальных отличий (эти последние невидимы) должны иметь видимые. Для нас это прежде всего более строгое поведение, требовательность, «баптистские строгости».

    Приверженность им иногда вызывает нарекания. Верно, кое-где «буква» выходит на первое место, теснит дух. Но скажу еще раз: тут не фарисейство, тут стремление сохранить свою отдельность, свою «баптистскую сущность», которая проявляется и в строгостях. 
 
Полная версия на сайте: www.baptist.org.ru