Весной у меня появились некоторые проблемы с позвоночником и суставами. Но, вместо того чтобы примириться с неизбежными возрастными явлениями и подыскать самой подручные средства, поддалась на уговоры родственников и стала оформлять направление в больницу, после которой еще две недели практически лежала дома. Боли в спине, естественно, вернулись. Если в больнице я бодро шла своим ходом, то после интенсивного лечения (хотели, как лучше? — капельницы, уколы, лазер, иглоукалывание и пр.) у меня отказывали ноги, голову словно сковали обручем, перестала соображать, невозможно было даже читать, будто у меня температура 39, сутками спала. Такой вот предметный урок получила в свои почти 72 года. Век живи, век учись.

Больница, в которой я была, по праву считается хорошей и престижной. Восемь лет назад меня здесь вернули к жизни после инсульта. Остались самые приятные воспоминания. Но за эти восемь лет произошли огорчительные перемены (как и везде?). В Доме милосердия, где, по моему пониманию, все больные равны, теперь — четкое расслоение. Очень богатые, просто богатые и такие, как я, по полису. Разный уровень обслуживания, рыночные отношения.

Восемь лет назад, как только я встала с постели, меня буквально «прогнали» сквозь все кабинеты первого этажа, насыщенные современной техникой. Томограф, различные УЗИ, диагностика сердца, почек и всего остального — все бесплатно. Ко мне в палату приходили специалисты. Теперь все анализы, консультации платные, цены — ощутимые, да еще врачу надо покланяться, чтобы дал направление…

При мне в палату поступила молодая женщина, на мой взгляд, практически здоровая, только два пальца на руке онемели. По принципу «доказательство от противного» ей предложили пройти с десяток исследований, естественно, за деньги. Причем безо всякой гарантии, что выяснится причина. А может быть, ей просто так и жить дальше? Как же Чехов лечил — без анализов крови на гормоны? Просто слушал, думал, сопоставлял. А сейчас и в Интернет сходить — не проблема.

Хорошо помню, как восемь лет назад в коридоре моего отделения неврологии тихо страдали параличные «лежаки». Шарахались от стенки к стенке больные с рассеянным склерозом. Сколько тогда у меня было подопечных, помогала, чем могла. Малодушно молилась: «Господи, если можно, не дай мне такой кончины…» Живой труп…

Нынче в коридорах лежак нет, никого не привозят по «Скорой» ночью. Преобладают ухоженные дамы в шикарных шелковых халатах. Массаж, бассейн, капельницы для омоложения. Пришла в зал на лечебную гимнастику, была смущена своим внешним видом. Дамы скинули халаты и оказались в модных трико для фитнеса. Я едва шевелила больной ногой, у них же все получалось блестяще, молодцы. Что ж, омоложение и оздоровление — дело заманчивое. Пусть и за деньги. Но куда, интересно, нынче свозят немощных и неимущих? Или их сегодня просто нет?

Навестила меня одна знакомая молоденькая врачиха, работает в этом же здании. Верующая. Спрашиваю, удается ли ей сказать умирающим слово утешения, слово Божье? Врачиха назидательно, как глупенькой и недоразвитой, авторитетно объяснила: «В больнице лечат. Умирают в других местах!» Такой вот афоризм, крылатое выражение. Впрочем, все мы — смертники, но это уже другая тема.

С шикарными дамами у меня задушевных бесед не получилось. Да и в самом деле, зачем Бог, если все в порядке, проблем нет, всем довольны.

В больнице, как под увеличительным стеклом, заметно другое, свойственное, наверное, всем: и верующим, и неверующим. Синдром погружения в болезнь. Когда, кроме анализов, цифр давления, ничего неинтересно. Здоровье, здоровье, главное в жизни — здоровье! Любой ценой! Прямо по «Фаусту».

Сидишь в очереди на процедуру, энциклопедию можно писать. Авторитетно толкуют сны. Все сведения о «хороших» центрах, где делают «хорошие» анализы. О знахарках-шептуньях, как последней инстанции в погоне за миражом — за здоровьем. Говорят и о ценах. Болеть теперь дорого, как, впрочем, и раньше. Помните бедную женщину, которая без толку растратила все свои сбережения (Мк. 5:26)?

Соседка по палате, изможденная, еще не старая, вываливает на кровать целый рюкзак газетных вырезок — медицинская реклама о чудо-лекарствах. С отчаянием спрашивает меня: «Вот, целый год собирала, пока дожидалась очереди в больницу. Где мне найти врача, кто бы сказал, какое из этих лекарств поможет мне?» Пытаюсь объяснить, что рекламу пишут журналисты за хорошие деньги. Пиар! Советую все выбросить. Не соглашается: «Надо бабку искать, раз в больнице ничего не знают!»

Вечером с теми, с кем подружилась, молилась вслух перед сном. Одни записывали «на память» текст моей весьма несовершенной молитвы. Другие возмущенно выходили в коридор, а то и просили перевести в другую палату.

Одна старушка зорко заметила, что я без нательного креста. Объяснила, как могла, попроще. Она испуганно замолчала. Позвонила по мобильнику домой. Пришла дочь, суровая и решительная. Натянула веревочку вокруг кровати, повесила маленькие иконки. Обереги? О, святая Русь! Хорошо, что больница есть больница. Через веревочку передавала кефир, звала вечером мерить давление. Стали здороваться. Но веревочки не сняла. На всякий случай.

Разговорилась с женщиной в коридоре; та сидела, плакала. Ее угнетает, что нельзя в церкви молиться за тех близких, кто не крещен. И свечки нельзя ставить. Говорю, молитесь Господу, у Него нет ни условий, ни отказа. Машет руками: «Это в вашей церкви так, в нашу веру не лезьте!»

Дарила Евангелие. Пугались, когда видели, что отпечатано за границей, в Финляндии. Дарила свой женский журнал. Сразу спрашивали: «Это православный?» Отвечаю — христианский. «Значит, не православный…».

Но еще раз про синдром погружения в болезнь, про миф, что в больнице ото всего вылечат. И ты побежишь, как молоденький козлик?

Где тот баланс, где грань, когда здравомыслящая забота о здоровье превращается в идола, делает тебя зависимым, как любой наркотик?

Здоровье, как и сама жизнь — дар от Господа. Тело — храм души, храм Духа Святого, живущего в нас. Порядок и чистоту поддерживать надо. Пренебрегать врачебной помощью, проявлять невежество, отвергать все лекарства, уповая только на молитву, — неразумно. Вдумчивый врач, который способен дать добрый совет, — тоже от Бога. Особенно талантливый хирург, спасающий жизнь. Хотя и не знающий никогда, будет ли пациент жив после операции.

Другое дело, что зачастую медицина просто беспомощна. Одно лечат, другое калечат, как, видимо, в моем случае. Какие-то составы уколов «сжали» сосуды в моей послеинсультной голове. При потоке больных, при неизбежно изнуряющей писанине врачам некогда вникнуть, подумать, послушать. Проще всем подряд выписывать чудодейственные капельницы, набор уколов, посылать на анализы. А ведь каждый листик на дереве — особенный, тем более, человеческий организм… Получается же, как у доктора Айболита: и всем по порядку дает шоколадку и ставит, и ставит им градусники. По крайней мере, безвредно.

О чем я еще жалела, что, казалось бы, безвозвратно ушло за эти последние восемь лет? Впрочем, может, и я была другой? Да и случившийся тогда инсульт был для меня полной неожиданностью, потрясением. Журналист, преподаватель — и без речи?! Но Господь тогда удивительным образом утешил, ободрил меня. В соседней палате по вечерам, по просьбе больных я читала по одному псалму и разбирала текст «по жизни», как умела. Распухший, неповоротливый язык не слушался, пот катился градом. Но я была счастлива, душа пела и горела. И никто не хотел расходиться, несмотря на мое косноязычие. Вопросы, вопросы…

Прекрасное время! Благословенный инсульт! Прав был псалмопевец: «Самая лучшая пора — труд и болезнь».