Евангельские верующие, стремящиеся быть светом и солью мира, постоянно должны задаваться очень непростым вопросом, насколько жива, актуальна, действенна их вера для современников. Не превратилась ли евангельская Церковь в один из многих бюрократических институтов? Не стало ли христианство исключительно музейной ценностью, достоянием истории? Согласитесь, что очень показательно, отводят нам – христианам – место в пыльных архивах, или воспринимают как часть сложной и противоречивой действительности, как ее лучшую часть.

Христиане, называющие себя евангельскими, уже одним своим именем утверждают, что Евангелие может менять судьбы людей и обществ в XXI веке так же, как это происходило в дни жизни Иисуса Христа. Что евангельская весть может быть понятна для людей нашей эпохи; что самое главное – живая вера, а не наши представления о ней, культурные традиции и конфессиональные особенности.

Дадим простейшие определения словам, которые вынесены в название статьи. Церковь – это не столько общественный и религиозный институт, сколько сообщество верующих людей, которые объединены личным и осознанным выбором веры. Плюрализм – утверждение различий и многообразия как более ценных, чем сходство и единство. Итак, мы выскажем несколько тезисов о том, как сохраняется или меняется роль Церкви в современном плюралистическом обществе.

После того, как многие традиции и догматы христианской веры были подвергнуты критике, а от некоторых Церковь даже отказалась, снова возобновились споры о сути христианской веры и о призвании церкви. Католическая Церковь признала теорию эволюции Чарльза Дарвина, а Англиканская Церковь больше не считает обязательной веру в существование ада, – насколько они остаются после этого верными заветам первохристианства? Что делает христианина христианином, а церковь Церковью?

Мы живет в эпоху, уже названную постхристианской, в которой церковь-институт, претендующая на власть в обществе, эту власть утратила. Возникает вопрос, какие измерения христианства, какое христианство может быть актуальным и востребованным ищущими истину современниками? Что остается от христианства после отмирания его внешних организационных и культурных форм?

Именно Реформация и протестантизм впервые поставили эти вопрос на обсуждение в церкви, и предложили свои ответы о сути христианства: Sola Scriptura, Sola Fide, Sola Gracia.

Sola Scriptura – «Только Писание». Власть Слова Божьего – единственная власть Церкви. Это не столько власть, сколько обязанность Церкви открыть Библию каждому человеку (разного социального положения, народа, культуры, эпохи) на понятном ему уровне и языке. Власть Слова Божьего превыше влияния церковной традиции и культурных особенностей, авторитета пастора и требований государства.

Sola fide – «Только вера». Толька верой будет жив человек – верой личной и осознанной, берущей начало в живой церковной проповеди и самостоятельном изучении Писания. Этим подчеркивается особая роль личности, ее воли и разума, ценность индивидуальности. Церковь не может решить за человека вопрос спасения, напротив, она должна всячески содействовать пробуждению и укреплению личной воли к вере. Община создается из свободных личностей, каждая из которых обладает особым призванием и вносит свой вклад в служение.

Sola Gracia – «Только благодать». Личность и община верующих живут благодатью, которая действует поверх конфессиональных перегородок и местных обычаев. «Дух дышит, где хочет» и действует не всегда в соответствии с нашими ожиданиями и предпочтениями, поэтому Церковь – не система, иерархия, бюрократия; но жизнь, творчество, чудо.

Для того чтобы Церковь стала духовным авторитетом в плюралистическом мире, где конкурируют тысячи религий и сект, необходима новая реформация – переход от исторического христианства к живой вере.

Официальное, историческое христианство переживает кризис и все менее авторитетно для индивидуалистического общества. Индивидуализм принимает лишь то, что значимо для отдельной личности. Церковь должна ответить на вызов индивидуализма, подчеркивая достоинство личности, необходимость личной веры, важность неформальных, близких межличностных (братских) отношений в общине.

Итак, в эпоху плюрализма христианская Церковь не единственный духовный авторитет, ее властные монополии утрачены раз и навсегда. Отныне становится очевидным для всех: сила Церкви не в ее общественных позициях, но в людях, верующих в Бога и являющихся примером жизненной силы этой веры. Будущее Церкви – в новом поколении христиан, активных в служении, открытых обществу, способных самостоятельно ориентироваться в духовной ситуации времени и указать на абсолютные ориентиры ищущим современникам. Их не будут сдерживать отжившие традиции и барьеры, они будут служить насущным нуждам настоящего времени и верить в будущее, в вечную актуальность Евангелия.

Известный религиовед и православный христианин Виктор Еленский, задаваясь вопросом, пробиваются ли сквозь серый асфальт послесоветской реальности ростки надежды, отвечал: «Я вижу эти ростки в сообществах творчески мыслящих мирян, для которых Литургия не заканчивается после литургии; в храмах, заполненных до отказа молящимся, причащающимся и кающимся, а не любопытствующим только народом. Молодые христиане, работающие с умственно отсталыми и пораженными церебральным параличом, не ожидая не только вознаграждения, но и общественного ободрения – это тоже росток надежды. Возможно, в такие и подобные им группы и смещается центр христианской жизни. Что ж, обновляясь, Церковь остается «той же самой». Хотя и остается она «той же самой», именно обновляясь».

Будем же надеяться и делать все, от нас зависящее, чтобы евангельские церкви приняли самое активное участие в этом духовном обновлении, стали добрым примером и, может статься, даже возглавили это реформаторское движение.