Deprecated: Function split() is deprecated in /home/mirtru/gazeta/content/index.php on line 221
ЛАДНО СОТКАНО - ЖАЛКО РВАТЬ / Интернет-газета «Мирт»
Главная / Статьи / Писания / ЛАДНО СОТКАНО - ЖАЛКО РВАТЬ
ЛАДНО СОТКАНО - ЖАЛКО РВАТЬ
ЛАДНО СОТКАНО - ЖАЛКО РВАТЬ
24.09.2011
1228

От Иоанна 19:23-25

Служба в этой провинции была не сахар. Никогда нельзя было предугадать, чего ждать от неблагодарных дикарей, не чтящих богов и не почитающих императора. Даже на базарной площади среди скопления народа в любой момент можно было стать жертвой террориста – случайный встречный внезапно выхватывал из-под полы халата короткий меч и оставлял тебя истекать кровью в пыли и конском навозе под ногами спотыкающихся о тебя прохожих.

Террористы, называвшие себя «ревнители» («зелоты»), нападали даже на вооруженные патрули. А уж от предстоящей казни одного из их главарей по прозвищу Варавва (по-арамейски Бар-Аббас, «Сын отца») вполне можно было ожидать чего угодно. Даже если бы преступники были не в силах отбить приговоренного, они вполне могли сами же зарезать его, избавив от мучительной смерти на кресте.

Потому порядок процессии был расписан заранее. Согласно уставу, за каждым распинаемым закреплялась четверка воинов, отвечавших за исполнение приговора. Варавву вверили второй четверке из трех, дабы не ставить его голове или в хвосте направлявшейся к месту казни колонны. Остальной полк должен был находиться в готовности в любой момент прийти на помощь.

Впрочем, теперь все это было уже не важно. Трудно поверить, но прокуратор, пойдя на поводу у толпы, приказал отпустить злодея, отдав вместо него на распятие бродячего учителя Иешуа из Назарета, да еще и со странным обвинительным заключением: «Царь иудейский». Похоже, даже наместника тоска доводила до безумия. Возбуждающее ощущение близкой опасности сменилось скукой, и утренний развод в крепости Антония проходил как никогда долго.

Мало кому нравился наряд на казнь. Дело было даже не в том, что доводилось иметь дело с кровью и человеческими мучениями, – за годы службы каждый насмотрелся этого вдоволь. Патрулирование было куда опасней, но у патрулирования есть свое преимущество: отшагал положенные шесть часов и – свободен.

Наряд на казнь не имел ограничения по времени. Четверке надлежало находиться у своего креста неотступно, покуда казнимый не умрет. А некоторые преступники умудрялись оставаться живыми по два-три дня!

С другой стороны, у казни были и свои преимущества, в некотором роде компенсация: одежду казнимых воины забирали себе – все равно старые хозяева более не собирались ею пользоваться.

У всякого казнимого был хитон – нательная рубашка типа римской туники, только длиннее и, как правило, без рукавов. Чаще всего хитон был сильно изношен, но на ветошь для чистки оружия годился, и солдаты делили его между собой, разорвав на четыре части. Иногда везло больше – преступник мог иметь халат, а то и широкий пояс, служивший кошельком и походной сумкой; порою даже – сандалии. За это можно было выручить кое-что у менял.

В итоге средняя четверка оказалась самой удачливой. Заменивший разбойника, имел не просто «полный комплект», из которого каждому доставалось что-нибудь (видать, ученики неплохо заботились о своем Учителе), а еще и таллит – широкое шерстяное покрывало, какое носили ревнители местной религии.

Похоже, сюрпризов не ожидалось – до казни молодого Раввина никому не было дела. За ним следовала лишь горстка близких – юноша и четыре женщины, одна из которых наверняка была матерью обреченного (только слепой не распознает материнского горя). Эти нападать на вооруженных солдат не станут.

Закончив работу, воины стали делить добычу старым солдатским способом: один отворачивался, а другой показывал наугад на предметы одежды казнимого. Первым на кон был поставлен халат:

«Кому?»

«Маркусу!» – отозвался отвернувшийся.

«А это кому?», – теперь разыгрывался пояс.

«Мне», – был ответ.

«А это?» – вопрошающий указывал на сандалии.

«Публию!».

Таллит автоматически доставался вопрошавшему. Каждый получил свою долю, и все были более-менее довольны. Оставалось лишь разделить хитон.

Но солдат, собравшийся было раздирать ткань на четыре части, вдруг сказал товарищам:

«Постойте, а рубаха-то – цельнотканая, ни одного шва! Смотрите, как ладно соткано – сверху донизу. Тоже, поди, чего-то стоит. Давайте, не будем ее разрывать, а бросим жребий, кому достанется».

Идея сразу же пришлась всем по душе. Неведомо было, сколько еще придется здесь торчать, а так – повод скоротать время. Расстелив плащ, солдаты расположились на земле и достали кости.

В двух шагах сзади, на кресте, корчился в муках Умиравший, в двух шагах спереди рыдала безутешная мать. Солдат волновало: кому достанется хитон?

Говорят, от любви до ненависти один шаг. Это и не удивительно, ведь ненависть – не противоположность любви, а ее обратная сторона; мучительный страх за свою любовь. Лишь совершенная любовь изгоняет страх (1 Ин. 4:18) и потому ей неведома ненависть. Противоположность любви – равнодушие. От любви до ненависти – один шаг, от любви до равнодушия – непреодолимая пропасть.

Эти солдаты повидали столько смертей, что человеческие страдания и материнское горе, похоже, уже не волновали их. Куда важнее был необычно сотканный хитон, и они не хотели его разрывать, пытаясь сохранить то, что имеет ценность. На прочее им было наплевать.

Говорят, что то количество сцен насилия, которые ребенок сегодня видит по телевизору и в кино, превращает детей в садистов и маньяков. На самом деле ситуация куда серьезней – дети учатся быть равнодушными. Видя, как лихо «хорошие» «мочат» «плохих», а киношный выстрел мгновенно «вырубает» чужую жизнь как щелчок выключателя лампочку, – без крови, без боли, без агонии, – мы перестаем задумываться о ценности жизни и об ужасе смерти.

Впрочем, безразличие - не единственная форма равнодушия. Не менее распространенная его разновидность – озабоченность. Возможно, солдатам не было наплевать ни на несчастного Учителя, ни на его мать.

Возможно, некоторые из них при этом даже вспоминали собственных матерей, давно не видевших своих сынов. Но – что поделаешь? Служба есть служба. Все шло по накатанной, как обычно. Никому даже в голову не пришло, скажем, отдать имущество казнимого родственникам. Ткань их повседневной жизни была так ладно соткана – зачем ее разрывать?

Как часто мы упускаем возможность послужить ближнему не потому, что нам наплевать, а потому что мы заняты чем-то другим и не хотим разрывать ладно сотканную ткань своей повседневности. Нам не безразличны те, кто в тюрьмах, в больницах, в детских домах или без крова на улице. Нам не наплевать – нам просто некогда. Мы с уважением относимся к тем, кто служит лишенным и оставленным. Но ткань нашей собственной жизни такая цельная, ни единого шва, не будем же мы ее рвать.

Как часто нам просто некогда подумать о тех, кто нуждается в нашем внимании, даже о самых близких. Малыш вбегает на кухню, крича: «Мама, мама, идем скорее – там, в саду, такая огромная мохнатая гусеница!»

Но маме некогда – нужно приготовить еду, убрать дом, выстирать белье. Не разрывать же ткань важных дел из-за гусеницы.

И ребенок проходит мимо открытия, мимо чуда, мимо возможности познать удивительный замысел Творца. Он так и не узнает, что и сам он, по замыслу Божьему, – такая же удивительная гусеница, которой однажды, родившись свыше, предстоит стать прекрасной бабочкой.

Или девочка, нерешительно входящая в комнату, где работает отец, нарывается на упредительное: «Что тебе, зайка?»

«Пап, а я – красивая?»

«Конечно, красивая! Пойди, поиграй – я тут немного занят».

И дочь уходит, так и не получив возможность узнать нечто очень важное о том новом чувстве, которое переполняет всю ее и всякий раз захлестывает волной, когда в школе «новенький» проходит мимо нее, не заметив.

Папа занят. Ему не хочется разрывать ткань своих забот из-за детских глупостей.

Всего за несколько недель до этих событий, когда Иисус с учениками пробивался сквозь теснившую их толпу, женщина, двенадцать лет страдавшая кровотечением, получила исцеление, коснувшись края Его одежды, ибо для нее ценна была не сама одежда, а Носивший ее. Теперь та же самая одежда вся была в распоряжении воинов, и в ней не было ничего чудесного…

Как часто именно равнодушие отделяет нас от живой любви Христа, без сожаления разорвавшего ткань Своего божественного бытия и преодолевшего эту пропасть ради нас!

Сергей ГОЛОВИН
www.bez-sten.com