Между четырьмя Евангелиями и Посланиями, как ни странно, пропасть. Это проявление боговдохновенности Писания - ведь формально же ясно, что Евангелия писались людьми той же культуры, того же круга, что и Послания, что Послания в каких-то частях написаны раньше Евангелий и сохранили более раннюю традицию. Тем не менее, Евангелия - дом, Послания - сад и огород.
Одно из качественных различий Евангелий от Посланий - абсолютное отсутствие воинственности. В повествовании об Иисусе даже меньше воинственности, чем в самом Иисусе, каким мы видим Его до Воскресения.
В принципе, это понятно: если опыт изменяет человека, если даже опыт боли и страдания изменяет человека, то уж опыт Воскресения... На деле, опыт Воскресения есть у каждого верующего христианина, - но как же мало он меняет душу.
Апостол Павел воинственен, хотя и не как воин, а как воинственны многие штатские. Ему скучно со своими палатками, он поносной бранью ругает эллинов и римлян, а сам-то все время заглядывается на их олимпийские игры - явление крайне милитарное.
В его энтузиазме сильнейший привкус агрессивности - страшно подумать, каким же он был агрессивным до обращения. Впрочем, сам Павел не страшится это вспоминать и гордится тем, что изменился.
На самом-то деле, он всего лишь поставил свою агрессию на службу Иисусу. Не сам поставил - Бог заставил. Вышло хорошо, потому что Павел никого более не помогал побивать камнями и сам не побивал. Словами, однако, он бросался крепко и крепкими.
В Евангелиях же, в проповедях Иисуса агрессивности нет. Злость, отчаяние, сарказм, - есть, а мизантропии, цинизма, разочарования, - этих худших форм агрессивности, - нет.
Это действительно чудо - ведь перед нами не расшифровка аудиозаписей, перед нами авторские тексты. В авторах, несомненно, агрессивность была, а в текстах - словно ветром выдуло.
Боговдохновенность не только в том, что написано, а не менее и в том, что не написано.
Иисус говорит о будущих войнах, Иисус упоминает в притчах военные традиции ("царь послал уничтожить врагов"), но, когда Он говорит о вечных муках, то выбирает какие-то смешные бытовые аналоги - зубная боль, ожог, жажда. Никакого сражения с грехом, идет ли речь об отпоре искусителю в пустыне или изгнании бесов. Вместо славных битв какие-то комические завитки - бесов в свиней, диаволу задание на дом выучить такой-то стих из Торы. После Страшного Суда все, похоже, выдохнут с радостью: "Ни один кролик не пострадал!"
Тем не менее - или тем более - Евангелия описывают абсолютно реальную войну, тогда как все воинственные образы в Посланиях - риторика. Проблема в том, что главным признаком войны люди привыкли считать смерть. На войне умирают, гибнут, убивают.
Это, однако, простейшая логическая ошибка. Суть войны - не в убийстве, а в завоевании. В древности, к примеру, главным внешним признаком войны было обращение в рабство. Современные войны никого не обращают в рабство, но остаются войнами - не потому, что убивают, а потому, что лишают свободы, утверждают власть победившего в войне.
Вот почему война, в которой никто не погиб, - или погибло немного людей, - но завоевание совершилось, - это настоящая, полноценная война.
В качестве примера можно привести завоевание Россией части Украины в 2014 году. Завоевание это было, - во всяком случае, в первые месяцы, - почти бескровным, но это была именно война. Ее выдавали за невойну те самые люди, которые вели военную пропаганду, напоминая о Второй мировой войне - и не просто о Второй мировой, акцент делался не на ее всемирности, а на ее кровавости, даже еще уже - на количестве погибших русских людей. Сколько там погибло австралийцев или японцев, - неважно.
В результате был сделан псевдологический трюк: если войска движутся, границы изменяются, но русские не гибнут, то это и не война вовсе. Война-война... А вот настоящие «миротворческие операции», - которые бывают, но всегда без участия России, - они бывают с жертвами, даже с большими жертвами, но они не ведут к завоеванию, к лишению независимости и свободы.
Иисус ведет войну со смертью. В этой войне по определению не может быть убитых - во всяком случае, убитых Иисусом. Если победа над смертью включает в себя убийство – это победа не над смертью, это победа смерти.
Не может быть в войне Бога со смертью и греха – прежде всего, конечно, гордыни, надменности, но и агрессивности, злости. Ведь смерть человека – лишь результат греха. Бог не может грешить, иначе Он уже и не Бог, не настоящий Бог. Вот бог богословов и ханжей часто грешит, но это же лишь проекция затаенных страстей все тех же штатских задирушек.
Нет в войне Бога со смертью и агрессии. Нет желания завоевать чужую территорию, лишить независимости, подчинить. Богу смерть не нужна ни любовницей, ни рабыней, ни женой.
Вот почему Его война – самая святая и грозная, на полное уничтожение противника. Грозная, но без грома и молний. Святая, но без ханжества На уничтожение противника – но победа совершается через собственное уничтожение, через ничто – к восстановлению единства и целостности мира. Бог умирает, но не гибнет, а восстает и побеждает.
