Зной придавил уже с утра. По случаю Дня Независимости горожанам полагалось пребывать в веселом оживлении. И, правда, злобные усталые мины мелькали в толпе как будто живей обычного. На тех, что спускались из пекла в метро, наплывала поволока миролюбивого равнодушия. Впрочем, и наверху, и под землей воздух точно умер: тяжелый и какой-то жирный, он стоял колом. Хотелось разгонять его руками.

Мой телефон почти всегда нем. Быть может, так я потакаю своей деспотичной нервной системе: вибро вызывает чуть меньше раздражения. Вот и теперь мобильник судорожно трепетал в кармане пойманной рыбешкой, а я собиралась с силами, чтобы извлечь его и угомонить, ответив наконец на звонок.

Но тут ухо уловило нечто нетипичное. Откуда-то с путей доносилось пронзительное мяуканье. Но на путях никого не было. И под платформой, казалось, тоже. Кошачий вопль раздавался опять и опять, бил по ушам и по сердцу наотмашь. Мерещилось, что он орет под самым носом. Но очертания животного нигде даже не угадывались.

Я, ополоумев, кыс-кыскала, уже почти ползая по платформе на коленках. «Отойдите от края!» – с ненавистью рявкнула невидимая дежурная по станции в свой волшебный парализующий прибор. На миг кошачье зычное отчаяние утонуло в этом взрыве ее негодования. Я машинально отпрянула, поднимаясь на ноги и ругаясь с высоким мраморным потолком: «Да вы посмотрите, что ищу, а потом орите!» Потолок, естественно, не реагировал.

Кот где-то подо мной разрывался от ужаса на части. Я по-прежнему не понимала, где он и как его достать. У меня вспотели ладони. Из темноты потек мерный гул. Белое пятно в тоннеле стремительно и неотвратимо разрасталось. Поезд…

Зверек точно весь превратился в крик, но за громоподобной электричкой я его уже не слышала, а, скорее, чувствовала. Да, ощущала это перепуганное обреченное создание прямо под собой – ступнями ощущала, коленями, всем корпусом, всем существом. Сознание помутилось, выдержка иссякла. Я успела заткнуть рот кулаком, чтобы не вскрикнуть, и зарыдала в голос.

…Двери учтиво разъехались в стороны. Высыпали люди. Опустевший вагон смотрел желто, бестолково и приветливо. Зов о помощи внизу уже не раздавался. Меня знобило. Ловила на себе тревожные взгляды. Поняла, что, если сейчас не отомру, отправлюсь в обморок.

Сдавленное «мяу» взорвало мне голову. Господи, живой! По мере удаления многотонного завывающего чудища кошачьи стоны становились громче. «Не задело. Целый…»

Я взлетела по эскалатору к будке. Улыбчивая контролерша в претенциозной форме выглянула заблаговременно. Я изложила, как могла, суть. Та смотрела с испугом и непритворным состраданием. «Да, спасибо, сию минуту сообщу». Размазывая слезы и слабые отголоски мейка по щекам, я развернулась и рванула обратно. Оглянулась зачем-то. Провожали недоумевающим взглядом. Женщина, очевидно, полагала, что у меня дела и что я по ним отправлюсь. Она не ошиблась, у меня были неотложные дела. И я поспешила на платформу, чтобы с ними разобраться.

…Прошло еще 3 поезда. Я созерцала их, как смирный кудрявый барашек. Измученное животное на смешном от меня расстоянии, но совершенно неведомо, где, не умолкало. Никто по его никчемную кошачью душу не шел.

Я заметалась. В голову лезли глупости. Думала лечь, перегнуться через край и по звуку как-нибудь его нашарить. Чуть присела, подобрала юбку – богиня метрополитена тут же заголосила сверху что-то хрипящее-звенящее и невыразимо гневное.

Продолжая творить бесчинства, я повторно напала на сострадательную тетю в будке наверху: «Он все еще надрывается. Вы действительно намерены что-то делать? Как долго мне ждать?» – «Да-да, я передала информацию дежурному, вы только не переживайте» и т.д. Я послушно не переживала – я просто носилась полчаса по станции, как ужаленная, пытаясь что-то предпринять.

Снова эскалатор, снова платформа. Снова этот невыносимый звук. Помчалась в другой конец, к очередной фее подземного мира. На ней была красивая красная шапочка, а в руке – тот самый трескучий вещатель. Который дважды спасал сегодня мою глупую жизнь. Она сверкнула в мою сторону рыбьими глазами. Я выдохнула и прибавила шагу.

Поравнялись. Сообщаю каким-то не своим, сиплым голосом: «Уважаемая, там полчаса горланит кот, где-то на путях. Вашу коллегу по цеху, что у турникетов, я уже донимала, эффект отсутствует. Возможно, у вас больше полномочий? Ему можно как-то помочь вообще?» – «Помочь ему можно, он кричит с 6-ти утра (я его услышала около полудня), а достанут после часа ночи, когда остановится движение». Я, понятное дело, не верю ушам. «После часа, простите великодушно, достанут его безжизненную тушку с разорванным сердцем. Я понимаю, что это не человек, а у нас все-таки социально ориентированное государство. Но еще понимаю, что он живой и он в беде. Мне есть, чем заняться этим чудесным солнечным деньком, но я ношусь по вашей станции и без разбору взываю к какой-то мифической человечности. Куда мне еще пробежаться? Сориентируете?»

Дальше служащая реагировала бурно. Голос ее грохотал под высокими сводами уже без специальных приспособлений. «Девушка, сколько можно тут скакать?! Никто ради кота контактный рельс отключать не будет! Это надо поезда останавливать, понимаете вы? И у меня даже рации нет, кому я что передать могу? Уймитесь уже!»

На мое тривиальное «все мы что-то можем, тут вопрос желания» полились новые истерические возражения. Не прерывая поток, я поблагодарила, попрощалась и поплелась обратно, на середину платформы. Несчастный звереныш, живя всем назло, продолжал создавать нарядным метро-труженикам неудобства и хрипло звал на помощь. Я уткнулась лбом в колонну и разревелась.

Проносились вагоны, мельтешили люди. Подо мной образовалась небольшая лужица – слезами с носа накапало. Все вокруг слышали этого кота. Все видели меня. Мою странную позу, мои беззвучно пляшущие плечи и мою лужу. Словом, за очередные 15 минут, проведенные на кишащей людьми станции, у меня не появилось ни одного союзника.

…Последней, к кому я обратилась, была еще одна дежурная, напарница предыдущей. Скучала на противоположном конце, наблюдая хвосты поездов. Она устало меня выслушала и с ленцой поведала, что они сами пытались его вытащить, звонили начальнику, но он добро не дал. «Вопросов.больше.не.имею.» – заключила про себя я, признательно кивнула и, давясь слезами, позвонила мужу.

…В МЧС вызов приняли, как ни поразительно. Еще и недоверчиво уточнили, в самом ли деле начальник станции дал распоряжение оставить животное на путях. Супруг ответствовал, что так точно, информацию перепроверяли не единожды. Когда он излагал мне все это по телефону, я еще торчала на треклятой платформе. «Должны приехать, вызов-то приняли… Иди домой». По правде говоря, бдеть там в ожидании МЧС энтузиазма у меня уже не оставалось.

Кот неутомимо вопил. Я, как в дурмане, села в вагон и уехала. А он остался. А я уехала.

И всю дорогу этот вопль распирал изнутри мою податливую черепную коробку.

 

Вы будете смеяться, но я верю в людей. Как верю в Бога, так и в людей верю. И чем реже они мне попадаются, тем злее и упёртее я в них верю. «Не всегда будет мрак там, где теперь он сгустел» (с).