Deprecated: Function split() is deprecated in /home/mirtru/gazeta/content/index.php on line 221
ЛЕВ ТОЛСТОЙ НА ПОРОГЕ ЦЕРКВИ / Интернет-газета «Мирт»
Главная / Статьи / Творчество / ЛЕВ ТОЛСТОЙ НА ПОРОГЕ ЦЕРКВИ
ЛЕВ ТОЛСТОЙ НА ПОРОГЕ ЦЕРКВИ
ЛЕВ ТОЛСТОЙ НА ПОРОГЕ ЦЕРКВИ
24.09.2011
1144
28 февраля исполнилось 100 лет событию, которое в начале XX века ошеломило всю Россию, да и не только Россию. Газеты мира сообщили сенсацию об отлучении от церкви графа Льва Николаевича Толстого, "великого писателя земли русской". Это сообщение не оставило равнодушным никого: оно обсуждалось при царском дворе и в аристократических салонах, в рабочих кварталах и в солдатских казармах. Незнакомые люди подходили друг к другу на улице и спрашивали: "Вы слышали? Толстой-то... Отлучен!"

    Беспрецедентное решение Синода вызвало самые противоречивые отклики в русском обществе. Тема "церковь и государство" приобрела первостепенное значение. Кульминация конфликта огосударствленной церкви, руководимой чиновниками во главе с обер-прокурором, и свободного религиозного мыслителя вызвала бурю протеста у интеллигенции и всех, кому дорога была свобода совести. Но и волна оскорблений обрушилась на писателя. Сам Толстой в ответе Синоду писал: "...в самый день 25 февраля, когда было опубликовано постановление, я, проходя по площади, слышал обращенные ко мне слова: "Вот дьявол в образе человека!" Письма, приходившие Толстому в эти дни, были наполнены "озлоблением и ненавистью, доходящими до угроз убийства". Все это и побудило Толстого написать ответ Синоду, хотя сам факт отречения поначалу он воспринял с полным равнодушием.

    Воздержимся сейчас от какой бы то ни было оценки веры Льва Николаевича. Можно соглашаться или нет с утверждениями, что, несмотря на могучую силу своего интеллекта, в духовном отношении Толстой был просто слеп. И разумеется, сердце христианина не может не содрогаться, когда в ответе Синоду встречаются отрицания самых важных духовных истин. Ведь писатель заявил, что не признает Христа как Сына Божьего, Спасителя и Искупителя человечества, а молитву Ему считает кощунством. Также он считал возмутительным кощунством и все таинства. "Ведь это ужасно!" — восклицает он в одном месте документа. Да, это ужасно... Но самое ужасное, что во многом остальном он прав — об этом столь пронзительно звучат его выстраданные откровенные слова. И, не вдаваясь в исследование духовных исканий великого писателя, коснемся лишь некоторых его религиозных убеждений, которые с изумительной искренностью остро прозвучали в его ответе Синоду.

    Прежде всего Л. Н. Толстой указывает на недостатки постановления: "Оно незаконно или умышленно двусмысленно; оно произвольно, неосновательно неправдиво и, кроме того, содержит в себе клевету и подстрекательство к дурным чувствам и поступкам". Последствия этих подстрекательств стали очевидны, как уже упоминалось, с первых же дней после опубликования документа.

    Безосновательность решения Синода прежде всего в том, подчеркивает Толстой, что его нельзя было отлучить от церкви хотя бы потому, что он сам себя давно от православной церкви отлучил, точнее, отрекся от ее учения и церковной практики.

    о, что я отрекся от церкви, называющей себя православной, это совершенно справедливо. Но отрекся я от нее не потому, что восстал на Господа, а напротив, только потому, что всеми силами души желал служить ему. Прежде чем отречься от церкви и единения с народом, которое мне невыразимо дорого, я, по некоторым признакам усомнившись в правоте церкви, посвятил несколько лет на то, чтобы исследовать теоретически и практически учение церкви, изучил и критически разобрал догматическое богословие; практически же — строго следовал, в продолжение более года, всем предписаниям церкви, соблюдая все посты и посещая все церковные службы. И я убедился, что учение церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же — собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смысл христианского учения".

    Подобные убеждения Толстой приобрел в результате исследований, которые ни в коем случае нельзя назвать поверхностными. Учение православной церкви и все существующие религиозные учения были им изучены настолько глубоко и скрупулезно, насколько это было только доступно одному из величайших умов человечества. То же самое можно сказать, наверное, и о его практических опытах. Если, к примеру, он изучал жизнь монастырей, то старался присмотреться к ней изнутри. Один из биографов Толстого рассказывает, как Лев Николаевич остановился в одном из монастырей под видом крестьянина. В то время он был известен еще мало, и на подворье обнаружили, что к ним пожаловал сам граф Л. Н. Толстой только через две недели. Служителям монастыря показалось странным, что простой крестьянин одевается и раздевается при помощи слуги. Увы, одеваться без посторонней помощи граф не умел.

    Что касается священнослужителей, то, разумеется, Толстой был знаком со многими из них, в том числе и самыми высокопоставленными блюстителями православия. И благодаря своей гениальной проницательности, он, что называется, видел их насквозь. Возможно, это обстоятельство оттолкнуло Толстого от церковной жизни в значительно большей степени, чем изучение догматики.

    ак бы кто ни понимал личность Христа, то учение его, которое уничтожает зло мира и так просто, легко, несомненно, дает благо людям, если только они не будут извращать его, это учение все скрыто, все переделано в грубое колдовство купания, мазания маслом, телодвижений, заклинаний, проглатывание кусочков и т. п., так что от учения ничего не остается".

    ро Христа, выгнавшего из храма быков, овец и продавцов, должны были говорить, что Он кощунствует. Если бы он пришел теперь и увидал то, что делается его именем в церкви, то с еще большим и более законным гневом наверно повыкидал все эти ужасные антиминсы, и копья, и кресты, и чаши, и свечи и иконы, и все то, посредством чего они, колдуя, скрывают от людей Бога и его учение".

    сли чувашин мажет своего идола сметаной или сечет его, я могу равнодушно пройти мимо, потому что то, что он делает, он делает во имя чуждого мне своего суеверия и не касается того, что для меня священно; но когда люди, как бы много их ни было, как бы ни было старо их суеверие, и как бы могущественны они не были, во имя того Бога, которым я живу, и того учения Христа, которое дало жизнь мне и может дать ее всем людям, проповедуют грубое колдовство, я не могу этого видеть спокойно".

    Удивительно, но, отрекаясь от православной церкви и от большей части христианского учения, Толстой тем не менее не отрекается от христианства.

    Следующие, заключительные фрагменты его послания могут, как и все предыдущие, вызвать самые противоречивые оценки, но кто решится их высказать? У кого поднимется рука, повернется язык...

    от, кто начнет с того, что полюбит христианство, более истины, очень скоро полюбит свою церковь или секту, более чем христианство, и кончит тем, что будет любить себя (свое спокойствие) больше всего на свете". (Эти слова Толстой выставил эпиграфом к своему посланию. Согласитесь, они звучат очень актуально и сегодня.)

    Был ли искренен до конца великий правдолюбец и богоискатель в этих словах?

    Об этом не нам судить.

    Тем не менее нам известно, что именно последние годы жизни Толстого были наполнены самыми мучительными сомнениями и поисками. Куда решил отправиться больной умирающий старик, когда внезапно он оставил свою семью и дом? Толстому оставалось жить считанные дни, и он втайне от всех отправляется в Оптину пустынь, где многие годы жила его сестра. Встретившись с ней в гостинице при монастыре, он спешит заверить сестру, что теперь они всегда будут жить здесь рядом. Он говорит, что решил провести здесь последние свои дни. Утром он отправляется в мужскую обитель, но в нерешительности останавливается на пороге. Обитатели монастыря и все подворье прекрасно знали, что приехал Лев Толстой и сейчас он стоит у запертых дверей монастыря. О чем он думал тогда, стоя перед массивными дверьми святой обители? Что хотел сказать ее настоятелю?

    Долго простоял он на крыльце, но так и не постучал, и никто не открыл ему дверей.

    Он вернулся в гостиницу, где ждала его сестра. "Почему же ты не стучал?" — выслушав его рассказ, воскликнула сестра. "Да ведь я отлучен..." — отвечал Толстой.

    Потом было снова бегство и смерть на затерянном деревенском полустанке. Лев Николаевич Толстой умер без покаяния, отлученным. Но жизнь его и его произведения никогда не будут преданы забвению. Христианская церковь, и не только православная, видит на своем пороге эту могучую фигуру. Лев Толстой по-прежнему стоит на пороге Церкви. Откройте же ему! Он так долго этого ждет.