О последней книге Б. Акунина «Пелагия и красный петух»
«И если в первом романе я «игрался» в Лескова и Достоевского, во втором – «играл» уже с целым букетом разных авторов, то в третьем романе – я это тоже решил давно – отдельная игра, связанная с евангельскими сюжетами. Точно так же я заранее знал, что действие романа будет происходить на Святой земле».
Б. Акунин в интервью «Я стал уставать от своего ремесла»
еженедельнику «Книжное Обозрение» от 13 марта 2003 г.
Последние десятилетия поклонники русской литературы горевали, что мало осталось от этой литературы и традиций, завещанных нашей классикой. Что ж, качество и тематика современной литературы справедливо вызывают огорчительные вздохи. Но вот в самом конце второго тысячелетия вдруг забрезжилась надежда. Появился новый удивительный писатель, который как бы заявил: «Слухи о кончине русской литературы весьма преувеличены». Борис Акунин. Сегодня уже, наверное, вряд ли кто не слышал это имя, а точнее, псевдоним.
Впрочем, воспринята восходящая литературная звезда была неоднозначно. Одни говорили о лучшем русском брэнде конца 1990-х – начала 2000-х, ходячем блокбастере, неиссякаемом источнике дешевых экранизаций и театральных постановок, самом страшном кошмаре дамской беллетристики (затмил по тиражам всех детективных примадонн). Другие провозгласили ренессанс русской классики и расчистили на своих книжных полках место для книг Б. Акунина где-то между Чеховым и Лесковым. Кто-то даже рядом с Достоевским. Особенно заспешили приравнять нового писателя к Достоевскому пишущие и читающие христиане. Но не поторопились ли они?
Не будем касаться всей «фандорианы» – 11 произведений об Эрасте Петровиче Фандорине калибром от рассказа до романа, 2 романа о его внуке Николасе и его предках. Остановимся на последнем двухтомнике «Пелагия и красный петух». Но сначала, как это принято, несколько слов об авторе... Какое-то время Б. Акунин представлял собой загадку (кто это?). Издательства умело интриговали, изъясняясь в предисловиях туманными намеками. Само существование такого автора было под вопросом. Но со временем, особенно после того как Б. Акуниным заинтересовался в Голливуде Пол Верхувен, инкогнито стало излишним. Оказалось, что под этим именем скрывается серьезный ученый-японист Григорий Чхартишвили. Тогда возникли новые вопросы. Почему такой странный псевдоним? Б. Акунин – Бакунин, знаменитый анархист?
Не скрою, как и многих, первые романы о монахине Пелагии и митрополите Митрофании потрясли меня до глубины души. Не зря вспоминали Достоевского и Лескова. Филигранная писательская техника, тонкая ирония, художественный вкус, беспрецедентное для современной литературы чувство меры. Но больше всего поражало глубокое понимание русской истории, религиозной жизни и христианских характеров. В образе епископа Митрофания, например, соединились необыкновенно правдивые и яркие черты русского православия. Именно веры, а не ее внешней обрядовой оболочки.
Право автора – как угодно поступать со своими героями. Но зачем же замахиваться на Евангелие? А именно в том, что Б. Акунин преподнес читателям новое «евангелие», и заключался долгожданный сюрприз.
Действие этих романов происходит то в вымышленном городе Заволжске, ностальгически уютном и благословенном, то переносится в стилизованные, но сразу узнаваемые Соловки. Стилистика и стилизация, пожалуй, самые яркие стороны дарования Б. Акунина. В этом отношении романы «Пелагия и белый бульдог», «Пелагия и черный монах» безупречны и надолго останутся в памяти читателей. Если же говорить о детективных достоинствах этих книг, то по умению «зацепить» читателя и держать его в напряжении до конца романа Б. Акунин может сравниться разве что с Дж. Х. Чейзом.
И вот завершение трилогии – третья книга о монахине Пелагии. Снова причудливое переплетение религиозных и исторических мотивов, но... От жанра не осталось практически ничего, лишь претензии выросли в геометрической прогрессии. Как метастазы, они раскинулись на два тома, обнаруживая опасную болезнь. Смысл ее в искаженном религиозном сознании, псевдорелигиозной интуиции автора и рассчитанных на духовное невежество читателей нравоучительных авторских эскападах. С вершины коммерческого литературного олимпа Б. Акунин выступает как новоявленный пророк, которому все дозволено. Возникает мысль, что все это время от книги к книге автор набирал вес и влияние, чтобы напоследок преподнести сюрприз. Пелагия должна была исчезнуть. Что ж, это право автора – как угодно поступать со своими героями. Но зачем же замахиваться на Евангелие? А именно в том, что Б. Акунин преподнес читателям новое «евангелие», и заключался долгожданный сюрприз.
В начале романа на пароходе в Святую землю отправляется разношерстная публика, будто понадерганная со страниц отвратительной современной книгоиздательской продукции. Здесь православные паломники и ортодоксальные евреи, представители разных сект, гомосексуалисты, проститутки, наемные убийцы и более или менее авторитетные воры. Среди них знакомые нам праведники – отец Митрофаний и монахиня Пелагия. То, что это олицетворяет некий ноев ковчег, становится понятным из названия главы «Каждой плоти по паре». От ветхозаветных ассоциаций автор сразу переходит к «благовестию», то есть новому б’акунинскому завету. Вот одна из самых кощунственных, на наш взгляд, цитат последней главы второго тома, которая так и называется «Евангелие от Пелагии»: «Распяли не того! Не того, кого следовало, и из-за этого люди ничего не поняли. Хуже – они поняли все неправильно! И почти две тысячи лет все мучают и мучают друг друга. И я понял: я должен вернуться и все исправить». Так, размазывая слезы по лицу, заявляет новый мессия, по Б. Акунину, Мануйло-Эммануил. Воздержимся от каких бы то ни было комментариев.
Интерпретаторов, реконструкторов и деконструкторов Нового Завета и без Б. Акунина хватало. Видимо, многим молодым писателям не дают покоя лавры лауреата Нобелевской премии по литературе португальца Ж. Сарамаго, автора сенсационной книги «Евангелие Иисуса Христа» (в оригинале «Второе евангелие»). Или британских и американских осквернителей святого имени Берджеса и Мейлера. Б. Акунин представляет собственную версию того, «как все было на самом деле» в Иудее две тысячи лет тому назад. С точки зрения неверующих такой подход считается оправданным. Может, зная, какие настроения царят в нобелевском комитете, Б. Акунин рассчитывает получить какую-нибудь премию? И все-таки печально, что талант апеллирует к нерелигиозному сознанию, разрушает христианские ценности и в религиозной сфере стремится подменить небесное земным. Возможно, неспроста это имя знаменитого анархиста он избрал своим литературным псевдонимом?
Исследователь революционного народничества Богучарский так отзывался о Бакунине: «То был при всей своей безрелигиозности в обычном смысле слова тип глубочайшим образом религиозный, только перенесший свои чувства и помыслы с небес на землю». Сам Бакунин в своем символе веры («Государство и Анархия») писал: «Нужна страстная, глубокая, можно сказать, религиозная вера, чтобы разрушить мировые общечеловеческие ценности». Предводительствуя восстанием в Дрездене, Бакунин советовал для защиты города от прусских войск поставить на городские стены Мадонну Рафаэля и другие произведения религиозного искусства из Дрезденской галереи – немцы слишком культурный народ, чтобы стрелять в Мадонну. И все же Бакунин пожалел Рафаэля. Нынешний Б’Акунин ни к каким ценностям жалости не имеет и в блистательных стилизациях русских классиков разрушает, искажает и переворачивает библейскую историю.
«Что можно разбить, то и нужно разбивать. Что выдержит удар, то годится, что разлетится вдребезги, то хлам...» Так определял программу нигилистов великий анархист. Так, примерно, рассуждают и действуют герои последнего романа Б. Акунина. Хотел ли автор того или нет, его последняя книга – удар по христианству и русской литературе. Христианская церковь переживала и не такое, ее не одолеют врата ада. Что до русской литературы, то выпады Б. Акунина действительно могут превратить ее в хлам, хотя хлама этого в ней уже хватает.
Но почему-то есть уверенность, что русская литература переживет и Бакунина, и Б. Акунина, и нас, а также все претензии и амбиции религиозных и литературных анархистов.
