Австрийский писатель Франц Кафка (1883 — 1924) создал в своих романах и философских новеллах художественный мир метафизического зла, перед которым человек бессилен. Герой его лучшего романа «Процесс» (1918) — банковский служащий Йозеф К., добропорядочный и законопослушный гражданин. Уверенный в том, что живет в цивилизованном, а значит, правовом государстве, он неожиданно для себя становится подсудимым. Вдруг оказывается, что некий таинственный суд, неофициальный, но чрезвычайно могущественный (в этом уверены все, кто сталкивается с ним), начинает разбирательство по его делу.

Расследование ведется в глубокой тайне. Из обозначенных когда-то Достоевским в легенде «Великий инквизитор» трех символов абсолютной власти — чуда, тайны и авторитета — у Кафки присутствует только тайна. Но степень ее присутствия и доминирования такова, что все происходящее начинает казаться погруженным в какой-то метафизический сумрак, серый туман, в котором потерялись причинные связи, исчезли признаки каких бы то ни было закономерностей. Осталось лишь ощущение непостижимости происходящего. Погруженный в состояние полного, абсолютного непонимания того, что происходит с ним, Йозеф К. даже не пытается рассеять этот туман сумрачной и устрашающей тайны. Непонимание, как доминанта его внутреннего состояния, сопровождает героя на протяжении всего процесса расследования, вплоть до моментов оглашения и исполнения смертного приговора.

Изображаемая Кафкой система судопроизводства вездесуща. Она располагается на чердаках всех домов государства, буквально нависая над головами всех граждан. В любой момент обвинение может быть предъявлено кому угодно. И для этого не надо быть виновным в совершении какого-то конкретного правонарушения. Просто для системы не существует невиновных граждан. Она опирается на причудливую, устрашающую, до неузнаваемости искаженную библейскую теологему всеобщего первородного греха. Поэтому в глазах ее судей и палачей невиновность — это только иллюзия. Обвинить, осудить, приговорить к смерти можно любого человека. Для этого следствию и суду достаточно лишь заняться конкретной личностью. И если дело открывается, то спасения уже нет. 

Для любого человека, кем бы он ни был, на какой бы ступени социальной иерархии ни пребывал, единственно правильная модель поведения — это покорность и смирение как перед обвинениями, так и перед всем господствующим порядком вещей. Смирение — необходимость и неизбежность, поскольку власть системы негласного судопроизводства абсолютна. То внешне мягкое, «кошачье» насилие, которое она осуществляет, неодолимо и неотвратимо. Любые попытки сопротивляться ему, пассивные или активные, безрезультатны. Человек оказывается как будто заворожен, загипнотизирован ее властью. 

Когда-то у некоторых древних племен существовал обычай наказывать провинившегося сородича особым способом: колдун очерчивал вокруг него, когда тот спал, магический круг, через который нарушитель не имел права переступить. Результат был, как правило, один: виновный, оставаясь внутри круга, погибал от сознания своей отчужденности от всех, от убийственного чувства покинутости всеми. 

С Йозефом К. происходит нечто подобное. Для Кафки закончилась эпоха трансгрессивных личностей. Государство создало систему их массового морального (а при необходимости и физического) уничтожения, когда бы они покорно воспринимали все, что исходит от высшей власти, и видели бы в ней нечто, вроде древнего рока, с которым немыслимо спорить. 

Истинный смысл этой, хотя и фантасмагорической, но отнюдь не бессмысленной судебной системы в том, чтобы создавать атмосферу страха, которая, в свою очередь, составляет живительную среду для функционирования деспотического механизма насилия государства над личностью. В романе все втянуты в происходящее, все знают об идущем следствии, все являются соучастниками творящегося преступления — осуждения ни в чем не виновного человека. И все это выступает как проявление высшей несправедливости мира, лежащего во зле, враждебного по отношению к человеку. 

То, что первым читателям произведений Кафки казалось фантасмагорическим, ирреальным, абсурдным, обнаружило, спустя некоторое время, множество буквальных совпадений с повседневной действительностью в реальной жизни целого ряда государств. Художественное воображение гениального писателя-мыслителя прозрело сквозь завесу времени страшную опасность — угрожающую основам цивилизации и культуры, надвигающуюся на «маленького человека» машину тоталитарного неправа, которая беспощадно уничтожает религиозные, нравственные и правовые основания нормальной жизни. Под ее нажимом человек утрачивает не только внешние опоры, но и внутреннюю способность к противостоянию злу. 

Кафка не говорит о том, что народами правит злая воля политических узурпаторов и злодеев. В его романах зло анонимно. Мир Кафки подобен страшному миру нидерландского фантазера Иеронима Босха. Оставленный Богом, пребывающий в отсутствии высшей благой силы, он оказался в полной власти демонических сил зла. В нем тяжело и страшно жить. В нем невозможно быть счастливым. Человек, пребывающий внутри этой стихии абсолютного зла и тотального насилия, ничем не защищен. Зло разлилось по всему миру, насилием пропитан каждый атом. Сам воздух «пахнет смертью». Нет места ни утешению, ни надежде на спасение. Душа каждого пребывает во власти страха перед угрозой гибели. Существование человека крайне уязвимо и достаточно самой малой причины, чтобы погубить его. Он погружен в реальность, смысл которой ему не ясен. Любой исходящий свыше, от государства-Левиафана властный императив, даже самый абсурдный, способен парализовать его волю. Любое внешнее, воздвигнутое бюрократизированным монстром препятствие кажется ему непреодолимым. 

«Маленький человек» Кафки — обладатель инертной, пассивной души. Лишенной возвышенных стремлений, он сам не знает, имеет ли право на существование или нет. В итоге его безблагодатное присутствие в безблагодатном мире оказывается обречено на безблагодатную, ужасную смерть либо в результате насилия («Процесс»), либо чудовищного превращения в паука («Метаморфоза»). Смерти такого рода могут быть только наказанием за грех безблагодатной жизни. Ведя такую жизнь, человек уже готовит себя в жертву. 

Мироощущение героев Кафки симтоматично: «маленький человек», оказавшийся перед беспощадной машиной авторитарно-полицейского или тоталитарного государства, чувствует ужас и свое бессилие. Характерно, что сам Кафка говорил о себе, будто он весь целиком состоит из страха и что это, вероятно, лучшее, что в нем есть. Этот социальный страх, переросший в метафизический ужас, стал доминантой в его философско-художественных построениях. Однако в отличие от страха Божьего, способного спасать, этот страх обнаружил способность только губить, уничтожив поначалу многих героев Кафки, а затем и его самого.