О главе «Великий инквизитор» романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы»
«Великий инквизитор» – одна из важнейших глав романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». Эта поэма-легенда привлекла к себе внимание почти всех крупных религиозных мыслителей Серебряного века и сыграла заметную роль в развитии русской христианской философии. Из XIX века она уводит в ретроспективу XVI века и в перспективу века XXI.
В центре поэмы три фигуры: Иисус Христос, Великий инквизитор – испанский кардинал и Дух зла. Одна из главных ее тем – тема власти, поворачивающаяся к читателю различными своими смысловыми и этическими гранями и принимающая вид трудноразрешимых противоречий и парадоксов, связанных с правом на власть, искушением властью, соблазном деспотической власти, ценой за власть, которую платят господствующие и подчиняющиеся. Символы, в которые облачены все эти проблемы, – плотные «сгустки» множества религиозно-нравственных, культурно-исторических, философско-правовых смыслов, позволяющих каждой новой эпохе находить и узнавать в них свои собственные реалии.
Многое в поэме выглядит как некая тайнопись, требующая расшифровки. На фоне узнаваемого и доступного нашему сознанию гораздо больше непознанного, «неизреченного», не поддающегося пока что адекватному пониманию. За этим чувствуется беспредельность глубинной памяти человеческого рода, откуда ничто никогда и никуда не исчезает и откуда временами всплывают новые острова и материки опыта, рождающие новые возможности для понимания того, что до этого пребывало во тьме.
Стремление к абсолютной власти – проявление человеческой гордыни, вообразившей, что мир пуст, обезбожен, погружен в безначалие. Одновременно это и свидетельство ограниченности человеческого рассудка, бесцеремонно пытающегося присвоить себе не принадлежащие ему права.
Каждая из трех главных фигур поэмы символизирует определенную грань абсолютной власти. Дьявол – метафизический символ соблазна, искушения абсолютной властью. Великий инквизитор – физическое выражение абсолютной власти, сосредоточенной в руках того, кто не устоял перед демоническим искушением. Христос – носитель высших религиозных, этических начал, противодействующих укоренению земных форм абсолютной власти. Три этих силы проявляются в противоречии, где тезис гласит: «Абсолютная власть над людьми допустима», а антитезис утверждает: «Абсолютная власть человека над другими людьми недопустима». Две эти идеи владеют, с одной стороны, сознанием тех, кто властвует, а с другой, тех, кто вынужден подчиняться. За тех и других борются две сверхфизические силы – Бог и дьявол.
Когда-то в молодости душа Великого инквизитора сама была ареной великой борьбы. Он начинал свой путь как истово верующий в дело Христа, но был искушаем Духом зла и не устоял, соскользнул на стезю безмерного властолюбия, тем самым позволив сверхфизическому злу обрести физические формы, а затем трансформироваться в зло социальное, несущее гибель тысячам людей. Абсолютная власть над людьми, воплощенная в личности кардинала, обнаруживает несколько важных особенностей. Во-первых, это власть, не знающая ни религиозных, ни нравственных, ни правовых ограничений. Ее обладатель, узурпировавший право на произвол, а с ним и право на кровь, уверен, что ему все позволено. Ему представляется, что при желании можно даже повторно казнить воскресшего Христа и заставить людей, которые вчера еще падали перед Ним ниц, подгребать угли к костру Сына Божьего. Во-вторых, это власть, постоянно совершающая коварные подмены: она – зло в маске добра, враг – с личиной радетеля. В Великом инквизиторе оживает евангельский «человек беззакония», выступающий в маске блюстителя закона.
Еще одна подмена – это стремление узурпатора и насильника изображать свободу как бремя, непосильное для масс. Для деспота люди – слабые и порочные существа, которые подчиняются лишь силе и только из страха идут по пути законопослушания и добродетели. Третья особенность: абсолютная власть носит сугубо деструктивный, демонический характер и потому она производит большие разрушения в сфере человеческого духа, в его ментальных, ценностных и нормативных структурах.
Соблазн абсолютной власти исходит из той области индивидуальной психики, которую Достоевский в своих «Записках из подполья» назвал подпольем. Это глубинные сферы человеческой психики, которые сообщаются с темной демонической реальностью, обиталищем Духа зла и крутящимися вокруг него бесами – инициаторами зла и насилия.
Именно эти бесы придают властным побуждениям демонический, богоборческий характер, заставляют человека посягать на авторитет Бога и пытаться присвоить себе Его властные функции.
Стремление к абсолютной власти – проявление человеческой гордыни, вообразившей, что мир пуст, обезбожен, погружен в безначалие. Одновременно это и свидетельство ограниченности человеческого рассудка, бесцеремонно пытающегося присвоить себе не принадлежащие ему права. Даже Христа дьявол пытался искусить соблазном абсолютной власти, предлагая обратить камни в хлеб, чтобы благодарное человечество двинулось за чудотворцем.
Для Духа зла основные средства, ведущие к вершине абсолютной власти, – это чудо, тайна и авторитет. Они же ее символы, из которых складывается харизма абсолютного властелина. Но Христос отверг путь чуда, ответив, что не хлебом единым жив человек. Его ответ предполагал, что каждому надлежит свободно принимать решение о том, следовать ли за Сыном Божьим или нет, а не руководствоваться страхом, будто может оскудеть рука дающего. Но если Христос отказался от абсолютной власти, то человеку устоять перед ее соблазнами крайне трудно. Далеко не всякий способен понять ее иллюзорность.
Христос в поэме выступает в роли правозащитника, стоящего на стороне тех, кто отдал свою свободу Великому инквизитору и вынужден жить в страхе перед карающей десницей узурпатора, присвоившего себе полномочия земного бога. Это необходимо, поскольку на противоположном полюсе абсолютной власти оказалось абсолютное бесправие, нуждающееся в защите. Но Христос – правозащитник своеобразный: на протяжении всей поэмы Он не произносит ни единого слова и на все выпады Великого инквизитора отвечает молчанием. Однако его молчание глубоко символично. В глазах Великого инквизитора это символ «умершего» Бога. И поскольку Бог для кардинала «мертв», то и Христос для него безгласен.
Вместе с тем эта «фигура умолчания» имеет двойственной смысл. Для Великого инквизитора это символ бездейственности абсолютных запретов, символ того, что власть свободна от них, что для нее не существует никаких препятствий. Иной смысл этого символа заключается в том, что запредельный, высший мир, из которого явился Христос, не спешит выговориться. За выжидательным молчанием Сына Божьего уверенность, что последнее слово все же останется за Ним.
Сквозь проблематику власти в поэме проводится мысль о том, что над земными государствами властвуют отнюдь не люди, даже если они выглядят единоличными правителями, наделенными неограниченной властью, а высшая сверхфизическая сила. Только ее власть действительно абсолютна. Попытки же любого из смертных присвоить себе абсолютную власть обречены на провал. И в этом поэма перекликается с ветхозаветной Книгой Пророка Даниила. Одно то, что Достоевский, касаясь темы власти, обращается к религиозно-исторической символике, указывает: власть по своей природе метафизична и представляет собой средоточие чуда, тайны и авторитета. В ней всегда присутствует некая высшая тайна, до конца не раскрывающаяся ни тем, кто оказался на ее вершине, ни тем, кто пребывает у ее подножия.
Возможны два подхода к этой тайне. Первый, рассудочно-позитивистский, предполагает, что любая тайна – это только приманка. Дотянувшись до того, что ему доступно, рассекретив какую-то малую часть интересующей его реалии, рассудок отмахивается от всего, что пребывает в тени. Иначе на тайну смотрит Достоевский. Метафизическая интуиция, которой в высшей степени наделен автор поэмы «Великий инквизитор», позволяет ему усматривать в тайне обязательный, безусловный компонент любой из форм бытия. Поэтому, прикасаясь к тайне власти, Достоевский не прибегает к ее полной дешифровке, понимая, что таковая невозможна. Ему чужды неоправданные познавательные амбиции рассудочного позитивизма.
Поэму Достоевского, пронизанную бурным отрицанием идеи абсолютной власти человека над человеком, можно рассматривать как ответ на тоталитарные проекты утопической мысли и одновременно как мощную апологетику метафизических принципов естественного права. В ней прочитывается убежденность мыслителя-гуманиста в том, что право человека на обеспеченное существование и пользование благами цивилизации является прирожденным и неотчуждаемым, не требующим ради его сохранения отказа от свободы. Достоевский, твердо стоящий на стороне Христа в Его поединке с Великим инквизитором, стремится убедить читателя в том, что право человека на свободное самоопределение также является прирожденным и неотчуждаемым и что ни одно конкретное естественное право не должно приобретаться в обмен на другое.
«Великий инквизитор» – одна из важнейших глав романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». Эта поэма-легенда привлекла к себе внимание почти всех крупных религиозных мыслителей Серебряного века и сыграла заметную роль в развитии русской христианской философии. Из XIX века она уводит в ретроспективу XVI века и в перспективу века XXI.
В центре поэмы три фигуры: Иисус Христос, Великий инквизитор – испанский кардинал и Дух зла. Одна из главных ее тем – тема власти, поворачивающаяся к читателю различными своими смысловыми и этическими гранями и принимающая вид трудноразрешимых противоречий и парадоксов, связанных с правом на власть, искушением властью, соблазном деспотической власти, ценой за власть, которую платят господствующие и подчиняющиеся. Символы, в которые облачены все эти проблемы, – плотные «сгустки» множества религиозно-нравственных, культурно-исторических, философско-правовых смыслов, позволяющих каждой новой эпохе находить и узнавать в них свои собственные реалии.
Многое в поэме выглядит как некая тайнопись, требующая расшифровки. На фоне узнаваемого и доступного нашему сознанию гораздо больше непознанного, «неизреченного», не поддающегося пока что адекватному пониманию. За этим чувствуется беспредельность глубинной памяти человеческого рода, откуда ничто никогда и никуда не исчезает и откуда временами всплывают новые острова и материки опыта, рождающие новые возможности для понимания того, что до этого пребывало во тьме.
Стремление к абсолютной власти – проявление человеческой гордыни, вообразившей, что мир пуст, обезбожен, погружен в безначалие. Одновременно это и свидетельство ограниченности человеческого рассудка, бесцеремонно пытающегося присвоить себе не принадлежащие ему права.
Каждая из трех главных фигур поэмы символизирует определенную грань абсолютной власти. Дьявол – метафизический символ соблазна, искушения абсолютной властью. Великий инквизитор – физическое выражение абсолютной власти, сосредоточенной в руках того, кто не устоял перед демоническим искушением. Христос – носитель высших религиозных, этических начал, противодействующих укоренению земных форм абсолютной власти. Три этих силы проявляются в противоречии, где тезис гласит: «Абсолютная власть над людьми допустима», а антитезис утверждает: «Абсолютная власть человека над другими людьми недопустима». Две эти идеи владеют, с одной стороны, сознанием тех, кто властвует, а с другой, тех, кто вынужден подчиняться. За тех и других борются две сверхфизические силы – Бог и дьявол.
Когда-то в молодости душа Великого инквизитора сама была ареной великой борьбы. Он начинал свой путь как истово верующий в дело Христа, но был искушаем Духом зла и не устоял, соскользнул на стезю безмерного властолюбия, тем самым позволив сверхфизическому злу обрести физические формы, а затем трансформироваться в зло социальное, несущее гибель тысячам людей. Абсолютная власть над людьми, воплощенная в личности кардинала, обнаруживает несколько важных особенностей. Во-первых, это власть, не знающая ни религиозных, ни нравственных, ни правовых ограничений. Ее обладатель, узурпировавший право на произвол, а с ним и право на кровь, уверен, что ему все позволено. Ему представляется, что при желании можно даже повторно казнить воскресшего Христа и заставить людей, которые вчера еще падали перед Ним ниц, подгребать угли к костру Сына Божьего. Во-вторых, это власть, постоянно совершающая коварные подмены: она – зло в маске добра, враг – с личиной радетеля. В Великом инквизиторе оживает евангельский «человек беззакония», выступающий в маске блюстителя закона.
Еще одна подмена – это стремление узурпатора и насильника изображать свободу как бремя, непосильное для масс. Для деспота люди – слабые и порочные существа, которые подчиняются лишь силе и только из страха идут по пути законопослушания и добродетели. Третья особенность: абсолютная власть носит сугубо деструктивный, демонический характер и потому она производит большие разрушения в сфере человеческого духа, в его ментальных, ценностных и нормативных структурах.
Соблазн абсолютной власти исходит из той области индивидуальной психики, которую Достоевский в своих «Записках из подполья» назвал подпольем. Это глубинные сферы человеческой психики, которые сообщаются с темной демонической реальностью, обиталищем Духа зла и крутящимися вокруг него бесами – инициаторами зла и насилия.
Именно эти бесы придают властным побуждениям демонический, богоборческий характер, заставляют человека посягать на авторитет Бога и пытаться присвоить себе Его властные функции.
Стремление к абсолютной власти – проявление человеческой гордыни, вообразившей, что мир пуст, обезбожен, погружен в безначалие. Одновременно это и свидетельство ограниченности человеческого рассудка, бесцеремонно пытающегося присвоить себе не принадлежащие ему права. Даже Христа дьявол пытался искусить соблазном абсолютной власти, предлагая обратить камни в хлеб, чтобы благодарное человечество двинулось за чудотворцем.
Для Духа зла основные средства, ведущие к вершине абсолютной власти, – это чудо, тайна и авторитет. Они же ее символы, из которых складывается харизма абсолютного властелина. Но Христос отверг путь чуда, ответив, что не хлебом единым жив человек. Его ответ предполагал, что каждому надлежит свободно принимать решение о том, следовать ли за Сыном Божьим или нет, а не руководствоваться страхом, будто может оскудеть рука дающего. Но если Христос отказался от абсолютной власти, то человеку устоять перед ее соблазнами крайне трудно. Далеко не всякий способен понять ее иллюзорность.
Христос в поэме выступает в роли правозащитника, стоящего на стороне тех, кто отдал свою свободу Великому инквизитору и вынужден жить в страхе перед карающей десницей узурпатора, присвоившего себе полномочия земного бога. Это необходимо, поскольку на противоположном полюсе абсолютной власти оказалось абсолютное бесправие, нуждающееся в защите. Но Христос – правозащитник своеобразный: на протяжении всей поэмы Он не произносит ни единого слова и на все выпады Великого инквизитора отвечает молчанием. Однако его молчание глубоко символично. В глазах Великого инквизитора это символ «умершего» Бога. И поскольку Бог для кардинала «мертв», то и Христос для него безгласен.
Вместе с тем эта «фигура умолчания» имеет двойственной смысл. Для Великого инквизитора это символ бездейственности абсолютных запретов, символ того, что власть свободна от них, что для нее не существует никаких препятствий. Иной смысл этого символа заключается в том, что запредельный, высший мир, из которого явился Христос, не спешит выговориться. За выжидательным молчанием Сына Божьего уверенность, что последнее слово все же останется за Ним.
Сквозь проблематику власти в поэме проводится мысль о том, что над земными государствами властвуют отнюдь не люди, даже если они выглядят единоличными правителями, наделенными неограниченной властью, а высшая сверхфизическая сила. Только ее власть действительно абсолютна. Попытки же любого из смертных присвоить себе абсолютную власть обречены на провал. И в этом поэма перекликается с ветхозаветной Книгой Пророка Даниила. Одно то, что Достоевский, касаясь темы власти, обращается к религиозно-исторической символике, указывает: власть по своей природе метафизична и представляет собой средоточие чуда, тайны и авторитета. В ней всегда присутствует некая высшая тайна, до конца не раскрывающаяся ни тем, кто оказался на ее вершине, ни тем, кто пребывает у ее подножия.
Возможны два подхода к этой тайне. Первый, рассудочно-позитивистский, предполагает, что любая тайна – это только приманка. Дотянувшись до того, что ему доступно, рассекретив какую-то малую часть интересующей его реалии, рассудок отмахивается от всего, что пребывает в тени. Иначе на тайну смотрит Достоевский. Метафизическая интуиция, которой в высшей степени наделен автор поэмы «Великий инквизитор», позволяет ему усматривать в тайне обязательный, безусловный компонент любой из форм бытия. Поэтому, прикасаясь к тайне власти, Достоевский не прибегает к ее полной дешифровке, понимая, что таковая невозможна. Ему чужды неоправданные познавательные амбиции рассудочного позитивизма.
Поэму Достоевского, пронизанную бурным отрицанием идеи абсолютной власти человека над человеком, можно рассматривать как ответ на тоталитарные проекты утопической мысли и одновременно как мощную апологетику метафизических принципов естественного права. В ней прочитывается убежденность мыслителя-гуманиста в том, что право человека на обеспеченное существование и пользование благами цивилизации является прирожденным и неотчуждаемым, не требующим ради его сохранения отказа от свободы. Достоевский, твердо стоящий на стороне Христа в Его поединке с Великим инквизитором, стремится убедить читателя в том, что право человека на свободное самоопределение также является прирожденным и неотчуждаемым и что ни одно конкретное естественное право не должно приобретаться в обмен на другое.
