Deprecated: Function split() is deprecated in /home/mirtru/gazeta/content/index.php on line 221
"ЧЕРНЫЙ КВАДРАТ" - ЖИЛИЩЕ ДЕМОНОВ ДЕЗИНФОРМАЦИОННОЙ АГРЕССИИ / Интернет-газета «Мирт»
Главная / Статьи / Взгляд / "ЧЕРНЫЙ КВАДРАТ" - ЖИЛИЩЕ ДЕМОНОВ ДЕЗИНФОРМАЦИОННОЙ АГРЕССИИ
"ЧЕРНЫЙ КВАДРАТ" - ЖИЛИЩЕ ДЕМОНОВ ДЕЗИНФОРМАЦИОННОЙ АГРЕССИИ

Власть тьмы и "Черный квадрат" Малевича

15.07.2014
1644

Метафоры тьмы

Никто не спорит, что зрение лучше слепоты, а свет важнее тьмы. Визуальность, конечно же, содержательнее глухой, непроницаемой неразличимости. В Библии метафора тьмы, мрака обозначает негативные признаки и свойства тех реалий, которые отдалены от Бога. Новый Завет говорит о «власти тьмы» (Лк. 22:53) как одном из состояний, в которое регулярно впадает мир, «лежащий во зле», распинающий истину и топчущий справедливость.

В русской культуре начала ХХ в. тема тьмы своеобразно преломилась в творчестве Казимира Малевича. Из зияющего зева его «Черного квадрата» (1913)  зловеще замерцало небытие, выжидающе затаившееся, готовое вырваться на волю и порушить как можно больше бытийных структур, то есть учинить даже не метафизический скандал, а настоящий онтологический погром.

«Квадратный» образ всепоглощающей тьмы и почти абсолютной пустоты молча ратовал за смерть Бога, за уничтожение всех высших смыслов, ценностей и норм. И это была не презентация диады «бытие и ничто», а демонстрация одного лишь ничто, намеревающегося поглотить бытие. Темный провал ничто угрожающе надвинулся на сущее; мертвящая тьма заполнила все пространство, готовая начать переливаться через край.

Сегодня, спустя сто лет, можно говорить, что это полотно оказалось профетической метафорой начала «нового мира» как запредельности кромешного исторического inferno. Это было парадоксальное в своей красноречивой молчаливости пророчество о сумрачном будущем гибнущей локальной цивилизации, которая не знала Возрождения, но которой пришлось узнать вырождение с его «черными трупами удавленных слов», останками задушенных истин, оскверненной правды и изуродованной до неузнаваемости справедливости.

Расширяющаяся тьма начала засасывать духовно мертвеющего человека с его коснеющим духом, иссыхающей душой и умирающей совестью. В черно-квадратном омуте надвигающегося небытия предстояло потонуть и добру, и вере, и надежде, и любви, и бесчисленному множеству человеческих душ, которым все эти ценности были когда-то дороги.

В визуальном пространстве картины Малевича царит совершенно особая трансцендентность. Это не светоносная трансцендентность живого Бога, а темная трансцендентность демонического начала, готовящегося к своему триумфу, к торжеству мрака, смерти и могильного холода. Налицо вброс в живописное пространство гигантского количества тьмы, которая залила всё и вся, поглотила все живые формы и цвета, так что в ее кромешности уже невозможно разглядеть ни Бога, ни человека, ни ближнего, ни дальнего, нельзя отличить зло от добра, ложь от истины, беззаконие от справедливости.

Чернота сама по себе обладает минимальной изобразительностью. Она притягивает взгляд и впечатляет ум не художественно-эстетической значимостью, а чем-то иным. Она как будто указывает на существование чего-то такого, что не поддается определению, о чем не хочется ни знать, ни помнить, но от чего невозможно отмахнуться. Она обладает какой-то неизъяснимой значимостью, и потому взгляд вновь и вновь погружается в ее провалы, а ум напрягается в надежде различить в ее кажущейся знаковой инертности важные для себя смыслы.

Именно так ведут себя глаз и ум относительно «Черного квадрата». И в результате тот с его ничтожной изобразительностью и минимальной выразительностью претерпел существенные трансформации в восприятии зрителей. Став объектом целого шквала рефлексирующих усилий, он из рядового артефакта, из банальной художнической проделки с нулевой эстетической ценностью превратился в художественный символ эпохи богоборческого модерна, в памятник новой демонологии, в декларацию визуального катастрофизма.

«Черный квадрат», который впору назвать манифестом Демокрита-Малевича, прямо ратовал за духовную слепоту, однозначно и напористо декларировал: «Лучше жить в темноте». За его живописной чернотой приоткрывался вход в запредельность метафизической тьмы, в ирреальное пространство того экзистенциального ужаса, который после Толстого принято называть «арзамасским».

Полотно оказывалось уже не примитивным вместилищем нескольких граммов черной краски, но творческой  визуализацией сумрачной профетической интуиции. С его черной поверхности, как с экрана монитора, как будто заструилась беззвучная увертюра, уведомляющая о начале общего погружения несметного числа человеческих душ в неизъяснимый мрак духовного небытия.

Несмотря на то, что полотно Малевича рождало и продолжает рождать вполне серьезные ассоциации, ему невозможно отказать в характерной ироничности. Г. Гессе в своей «Игре в бисер» указывал на присутствие во многих современных артефактах «демонической иронии». Именно она превращает их в меланхолические насмешки инфернального человека над собственным духовным падением, своими духовными недугами, в том числе над духовной слепотой и глухотой. Эту «демоническую иронию» можно обнаружить и в «Черном квадрате» как визуальной метафоре погружения мира в стихию банальнейших форм профанности, пропитанных низменной скверной бесовской пошлости.

Всепоглощающая чернота «Черного квадрата» как будто говорит: духовное зрение будет не нужно для жизни в новом мире, который создадут духовные слепцы для духовных слепцов. Духовная слепота, равнозначная отсутствию развитых духовных структур, позволит им направлять свою витальную и социальную энергию на разрушение базовых ценностей жизни и культуры. 

Тип таких духовных слепцов давно прописан библейскими пророками и апостолами. Павел в Послании к Римлянам изображает их как людей, которые преданы «превратному уму», делают непотребства,  исполнены всякой неправды, лукавства, корыстолюбия, злобы, зависти, злонравия, изобретательны на зло, вероломны. (Рим. 1:28-31).

Разум каждого из них помрачен, и их словам, свидетельствам и аргументам нельзя доверять. Их стихия – не свет, а тьма. Их влечет к себе чернота всех родов и видов, и их существование не прибавляет в мире света. Те, кто идут за ними, сами становятся духовными слепцами, движутся искривленными путями, бредут во мраке. Даже в полдень они вынуждены перемещаться как в сумерки, на ощупь и спотыкаясь (Ис. 59:8-10).

 

Черный квадрат компьютерного экрана

Человеку важно понимать, что происходит с его экзистенцией, теснимой напором визуальной революции. Он чувствует, как его физическое зрение насыщается и перенасыщается, а духовное зрение притупляется, слабеет и готово сойти на нет. Он каждодневно убеждается в том, что его преследуют и одолевают вместе с «демоном визуальности» и внутренние демоны, издавна именуемые «похотью плоти, похотью очей и гордостью житейской» (1 Ин. 2:16).

Истоки этих коллизий уходят в глубины веков, во времена столкновений двух противоборствующих социокультурных стратегий католического и протестантского характера  – вектора ренессансной визуализации и противоположного ему вектора  реформационной антивизуализации.

Ренессанс стал решительным поворотом к визуализации духовной культуры. В его русле изобразительные искусства не только устремились к высокому и духовному, но и нацелились на то, чтобы предоставлять избыточную и соблазнительную пищу для «похоти очей».

Лютеровская же Реформация несла с собой противоположный, антивизуальный, иконоборческий настрой. Силы ее богословско-этической мысли намеревались заблокировать художественно-изобразительный вектор безудержного разжигания «похоти очей». Одновременно реформаторы пыталась максимально загрузить то направление религиозной жизни, которое давало бы должную пищу духовному зрению.

Сегодня опыт прошедших пяти столетий убеждает, что в пространстве социокультурной визуальности ренессансный напор оказался сильнее реформационного. «Похоть очей» не удалось утихомирить. Она разыгралась не на шутку. Современный человек, одолеваемый ею и терпящий от ее игрищ гигантский нравственный урон, вынужден признать, что его каждодневные визуальные впечатления не соответствуют никаким нормам духовной экологии и моральной гигиены. От чрезмерного потребления недоброкачественной визуальной продукции происходит засорение, отравление и разрушение экзистенциального «я». В визуальном опыте преобладают коррозийно-деструктивные элементы демонического свойства, подтачивающие личность, негативно воздействующие на ее жизнь и судьбу.

Современная культура, перенасыщенная негативными визуалиями, уже миновала роковой рубеж, после которого внутри нее начался настоящий шабаш сил тьмы, руководимых «дьяволом визуальности». Еще недавно мы готовы были согласиться, что микроскопы и телескопы – это «зрительные протезы» (П. Верильо), а современные компьютеры – это умственные костыли, поддерживающие наш интеллект в его перемещениях по бескрайним ландшафтам бытия.

Но как-то, почти незаметно, произошло то, чего никто не ожидал. «Демоны визуальности», заполнившие когда-то пространство внутри «Черного квадрата» Малевича, вырвались за его пределы. Инфернальный шедевр великого супрематиста, похожий на черное зеркало, как будто разбился и рассыпался на бесчисленное множество черных квадратов электронных экранов. «Демоны визуальности» перестали быть местечковыми мелкими бесами музейного пространства. Они бесцеремонно вторглись в миллиарды индивидуальных жизненных миров, пленили и обессилили души их хозяев. И те, внутренне опустошенные, уже ничего не могут возразить Судье, чья таинственная и грозная рука  чертит каждому на его электронном черном квадрате одну и ту же устрашающую фразу: «Ты взвешен на весах и найден очень легким» (Дан. 5:27).

Человеческий глаз превратился в подобие какой-то воронки, в горловину которой отовсюду, со всего мира устремляются потоки визуальной информации. Ее количество таково, что остаются далеко позади все пределы допустимого, зашкаливают все счетчики и ограничители. И захлебывающийся человек, вынужденный вбирать и вмещать ее, уже не знает, что ему делать со всей этой безмерной видео-информационной массой. Визуальная революция, которая поначалу его так радовала, готова вот-вот  превратить созерцательную жизнь его души в перманентную визуальную катастрофу нарастающего распада.