Хотя есть основания для озабоченности
Откуда он взялся
Либерализму и либералам в России явно не везет. Их не ругает только ленивый, особенно последнее время. Может, и есть за что, но, по российскому обыкновению, бьют наотмашь, сразу по всем. Национальная особенность – неразличение духов – сказывается во всей ее красе. Не остаются в стороне от этого наши братья и сестры. Для их озабоченности есть основания, но в этих спорах уж слишком много непримиримости, ярости, откровенной ругани, которая совсем не к лицу детям Божьим. Очень жаль, все же нам больше подобает спокойствие и рассудительность, обязательная благожелательность, а их-то как раз и нет. Злобы и злобности много, любви мало, поэтому все препирательства о либерализме оставляют неприятный осадок. Дело доходит до того, что любовь иногда воспринимается как изъян веры. Либерализм многолик и многосмыслен, и в этом надо разобраться.
В русском языке слово «свобода» связано со словом «свой», т. е. «принадлежащий себе», «не раб», свободный. Долгое время слово liberal означало «присущий или подобающий свободному человеку» (отсюда liberal arts – «свободные искусства», liberal occupations «свободные профессии»). Позднее этим словом стали обозначать свойства ума, присущие, как полагали, свободным людям: интеллектуальную независимость, широту взглядов, открытость, великодушие и т. п., в чем, конечно же, нет ничего дурного. И лишь с конца XVIII века (а особенно после Французской революции) для многих людей слово «либерализм» начинает означать «освобождение» человека от веры в Бога.
Народный язык вместо слова «свобода» употребляет «воля», а оно означает скорее свободу от чего-то, чем свободу для чего-то: «что хочу, то и ворочу». «Жить по своей воле» значит у нас никому и ничему не подчиняться, даже Господу Богу. Отсюда настороженное отношение к либеральным поползновениям – они нередко оказываются проявлением необузданности и своеволия, нежеланием соблюдать требования, идущие сверху, от общества или от Бога, государства, своей малой группы и т. д. Современный русский слух воспринимает свободу как несомненное благо, связанное с отсутствием принуждения, насилия, как «освобождение от оков» не только физических, но и социальных, политических и вообще любых. В этом смысле свобода есть высшая ценность, к которой надо всегда стремиться и поступаться которой не следует ни при каких обстоятельствах.
В Библии свобода тоже несомненное благо. В Ветхом Завете она чаще всего означает правовое состояние человека: «И освятите пятидесятый год, и объявите свободу на земле всем жителям ее; да будет это у вас юбилей; и возвратитесь каждый во владение свое, и каждый возвратитесь в свое племя» (Лев. 25:10). Но там же свобода понимается не только как юридическая свобода, но и как освобождение от всяческого угнетения. «...Ты вывел нас на свободу», – вспоминает псалмопевец исход из Египта (Пс. 65:12). До сих пор во всех христианских писаниях о свободе именно исход приводится как образец подлинного освобождения.
В Новом Завете понятие «свобода» чаще всего употребляется в своем высоком, а не только юридическом смысле. «... где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3:17) для многих едва ли не самое прекрасное в Слове Божьем. «Свобода» – понятие вполне библейское, и не стоит всякого поборника свободы (а значит, и либерализма) отлучать от христианства. Именно в христианстве зародились идеи свободы и достоинства личности, которые в основном и были реализованы в христианском мире. Эти понятия вытекают из слов об «образе и подобии» (Быт. 1:26). Человек потому свободен и обладает достоинством, что сотворен по образу и подобию Божьему.
Нравственные идеалы (базовые для любой культуры) большинства европейцев по-прежнему несут на себе отпечаток христианства, собственно, позаимствованы у него. Но большинство не хочет признавать такую генетическую и духовную связь. И неизвестно, сумеет ли наша цивилизация уцелеть в отрыве от своих корней, несомненно, христианских. В этом трагедия современного Запада: слишком многие уподобляются, простите, свинье, роющей под дубом ради желудей и не заботящейся о том, что повреждает корни. Человек может злоупотребить данными ему Богом свободами, о чем предупреждает Новый Завет: верные должны делать добро «...как свободные, не как употребляющие свободу для прикрытия зла, но как рабы Божии» (1 Пет. 2:16). Апостол Павел вторит Петру: «Берегитесь однакоже, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных» (1 Кор. 8:9).
Свобода и в самом деле «удобопревратна», как говорят православные: несомненное благо очень легко обратить во зло. И люди часто это делают, особенно в нашей стране, где обретенные не так давно свободы стали использовать исключительно в корыстных целях, «как прикрытие для зла», против чего предостерегал апостол Петр. Человек в силу падшей своей природы способен всё обратить в порок, однако злоупотребления не должны приводить к отказу от употребления. Как неправомерно запрещать естественное утоление голода только потому, что у иных оно превращается, говоря опять же православным языком, в «чревонеистовство».
Либерализм в церкви и либеральное богословие
С точки зрения христианства, вера есть ответ человека Богу, явившему Себя в откровении. Однако, как уже говорилось, с конца XVIII века в богословии крепнет либеральное течение, утверждавшее, что источник всего (в том числе и веры) – сам человек и его опыт. Потом пришел Дарвин с теорией эволюции, и эволюцию стали усматривать в развитии религии. В человеке (а не в Боге) стали находить ответы на все вопросы, в том числе религиозные. Тут следует упомянуть таких философов и богословов, как Кант, Шлейермахер, Ричль, Гарнак и др. Некоторые из них видели в Библии книгу, написанную людьми, религию считали созданием человека. Крупные ученые и мыслители, они говорили, что истину надо извлекать отовсюду, и подразумевалось, что прежде всего она заключена в человеческом опыте и полагаться надо только на собственный разум. Все сверхъестественное отметалось как «благочестивые небылицы»: первородный грех, непорочное зачатие, искупительное примирение, воскресение Христа и другие положения, без которых христианство немыслимо.
И, конечно, отвергалась идея непогрешимости Библии: у некоторых либеральных богословов Ветхий Завет стал результатом поэтапного развития, а Новый и вовсе собранием неправдоподобных сказок. Словом, «великий обман», хотя и из лучших побуждений. Но еще великий мудрец Маймонид говорил, что одни люди считают Священное Писание собранием сказок и потому верят в него, другие тоже считают его собранием сказок и потому не верят в него, и только немногие третьи слышат в нем голос Самого Бога. Можно признать, что число первых сокращается, число вторых увеличивается, а вот число третьих остается примерно одинаковым.
С тем, что наша вера есть человеческий продукт, не может согласиться никакой христианин, тем более евангельский, каковым является всякий баптист. Допустить хождение таких взглядов в братстве никак нельзя, иначе надо к себе отнести слова апостола Павла, что «...проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша» (1 Кор. 15:14). Тут отповедь вполне оправданна, более того, необходима. Но прежде хотел бы упомянуть одно благотворное последствие богословского либерализма. Господь может и явные отклонения от веры промыслительно обратить на пользу ей. Из истории христианства мы знаем, что даже откровенные ереси служили толчком для выработки важнейших положений нашей веры, достаточно вспомнить догмат о Троице, уяснению которого невольно помогли ереси первых веков христианства. Не надо, конечно, приветствовать ереси и ставить себе в заслугу их провозглашение, ибо «Сказал также Иисус ученикам Своим: невозможно не придти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят...» (Лк. 17:1). Появление ересей (соблазнов) должно побуждать к напряженной работе все подлинно христианские умы.
Богословский либерализм тоже имел побочные благотворные последствия, способствовавшие укреплению подлинной веры. Он дал толчок тщательной работе над библейскими текстами: все достижения библеистики последнего времени так или иначе связаны с либеральным течением в богословии. Благодаря этой работе была достигнута степень точности понимания Священного Писания, немыслимая ранее. Споры о подлинном значении тех или иных стихов Библии плодотворны (если не вырождаются в пустые словесные упражнения), и мы должны участвовать в них, для чего нужна хорошая специальная подготовка – богословская, филологическая, историческая и всякая иная.
Непогрешимость Библии не означает, что текст Библии закрыт для научного анализа. Напротив, если мы считаем, что она – живое слово живого Бога, то тем более важно знать, что именно сказал Господь, очистить Его подлинное слово от ошибок переписчиков и переводчиков. Надо с большим почтением относиться к спорам библеистов о том, что означает та или иная глагольная форма, о чем говорит наличие или отсутствие артикля и т. п. Такой подход вполне допустим, даже необходим и в отношении синодального перевода 1876 г., осуществленного православными («Филаретовой дружиной»), которым пользуются и евангельские христиане-баптисты. Всякие попытки внести в него изменения встречаются у нас в штыки, что вполне понятно. И в самом деле, не стоит ставить под угрозу целостность братства из-за разного понимания того или иного библейского стиха. Но это не должно вести к отказу от научной работы над текстом Библии, ибо синодальный перевод, по мнению многих наших библеистов (в том числе православных), очень далек от совершенства, местами просто искажает смысл слов Господа.
В качестве примера указывают на слова: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:21), которые в современном понимании означают, что внутри каждого человека есть Царство Божье. Между тем Христос здесь отвечает на вопрос фарисеев, как придет Царствие Небесное, и говорит, что Он уже среди людей, «внутрь вас» следует понимать как «Я уже среди вас». Да и трудно найти Царство Божье внутри фарисеев, уподобленных Христом «...окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты» (Мф. 23:27).
Конечно, к привычному тексту надо подходить очень деликатно. В богослужении, видимо, следует пользоваться синодальным переводом, но нужно помнить, что со временем и он станет непонятным, как непонятна сейчас Библия на церковнославянском. И лучше заранее работать над переводами, которые – это неизбежно – рано или поздно заменят нынешний синодальный перевод. Нельзя запрещать работу над Словом Божьим на том основании, что «мы так привыкши» – это недопустимое заимствование из исторических церквей, полагающих предание «равночестным» Писанию.
Филологическая критика допустима в отношении любого текста, в том числе религиозного, в том числе и нашей Библии. Но только филологическая, ибо никогда не следует забывать главное: Библия – слово Бога. Споры о божественности Библии ни к чему хорошему привести не могут, они не могут укрепить веру, так как свидетельствуют об отпадении от нее. Отрицание божественности Иисуса Христа, богодухновенности Библии и превознесение человеческого опыта – вот главные признаки богословского либерализма, который и впрямь недопустим.
Либерализм в России?
Нас часто пугают либеральным богословием, однако мне не попадались труды евангельских христиан России, отрицающие божественность Иисуса Христа и богодухновенность Библии, и никто, кажется, не призывает идти во Всемирный совет церквей. Практически мне не приходилось сталкиваться с либеральным богословием в нашей стране. Разве что в наших учебных заведениях оно иногда сказывается, но и то косвенно – прямая проповедь таких взглядов, по моему личному ощущению, немедленно встретит отпор как слишком противоречащая самому духу и существу русского баптизма. Никакого «либерального крыла» в русском баптизме нет, хотя закрывать глаза на эту опасность все же не следует. Многие аналитики не находят его и в современном русском православии, где любые попытки внести здравый смысл встречаются в штыки, а слово «либерализм» превратилось в ярлык для уязвления соперников.
Тем не менее громы и молнии в адрес либерализма у нас мечут, даже не объясняя, какой либерализм имеют в виду: светский, мирской или религиозный, богословский. Такое впечатление, что просто дается выход чувствам – столь присущее нашим соотечественникам стремление закатить истерику по поводу и без повода. Слишком велика потребность кому-то «врезать», а почитаешь-послушаешь такого обличителя, и становится ясным, что он чрезвычайно строг во всем, что касается порядка богослужения, синодального перевода, одеяний, внешнего вида братьев и особенно сестер, музыки, не позволяет даже ставить вопрос о женском священстве и т. п., но совсем не поднимает глубинных вопросов веры и богословия.
Есть вещи, о которых нельзя умолчать, даже если они встречаются не у нас. Последнее время религиозный либерализм все чаще отождествляют с возможностью однополых браков, гомосексуализма и т. п. Если через поисковую систему побродить по ссылкам на религиозный либерализм, то можно получить массу информации о геях и лесбиянках, прочих прелестях того же рода. Насколько я знаю, апологией этих грехов в нашем братстве никто не занимается. Тогда с кем идет борьба? И есть ли противник? Покажите и назовите.
Если брать мировое христианство в целом, то главную внутреннюю угрозу для него действительно представляет либерализм. Его нельзя допускать и в нашем, российском евангельском христианстве. Но пока, полагаю, для нас куда опаснее сектантская замкнутость, от которой надо уходить. Не в либерализм, конечно, а в сторону здравого смысла и трезвой оценки нашего места и наших задач в российском обществе. Не случайно нас обвиняют в самодовольстве: мы слишком много и многих судим и слишком отгородились от мира. Думаю, поэтому нас плоховато слышат. Часто мы с порога отвергаем вполне понятный интерес к основам нашей веры, а совершенно законные вопросы, возникающие как у внешних, так и у братьев, склонны рассматривать как проявление либерализма. Едва ли это оправданно – так мы можем утратить контакт с миром. Да, мы служим не миру, а Господу, и не похвала мира, а следование Его заповедям для нас важнее всего. Но служим-то мы в миру, и реакция мира нам тоже небезразлична. Как выполнить Великое поручение, если игнорировать эту реакцию? Не самодовольное ли это фарисейство?
