В моем культурном пространстве два западных мыслителя все время живут в одной гостиной. Они спорят друг с другом, кидают между камином и книжными полками слова, ловят их, как теннисные мячи, преобразовывают в странные субстанции, хитро улыбаясь, словно ожидая новой словесной подачи оппонента. Зовут их Герберт Маршалл Маклюэн, о котором я уже писал в предыдущей статье, и Жан Бодрийяр.

Не удивительно, что они существуют вместе. О сходстве концепций этих двух мыслителей написано немало статей и монографий. Французского философа даже одно время называли «вторым Маклюэном».

Странное сравнение. Бодрийяр совершенно самодостаточный мыслитель, создавший свою галактику идей и ландшафтов мысли. Впрочем, Бодрийяр сам неоднократно обращался к идеям канадского мыслителя, но он никогда не был его последователем и не использовал их как базис для своей философии. Скорее они всегда находились в постоянном диалоге философского дискурса.

Как и в случае Маршалла Маклюэна, Бодрийяра при жизни мало понимали. Да и кто сказал, что сейчас его понимают лучше? Есть люди, о которых многие говорят, подробности их частной жизни обсуждают, но еще при жизни они уходят в тень и не оставляют на песке цивилизации ровно никакого следа. А бывают люди, имени которых при жизни мало кто, кроме специалистов, знает, но парадоксальный мир их идей, необыкновенный потенциал их гениальности влияет на все последующее развитие цивилизации.

Бодрийяра называли Диснеем современной метафизики и меланхоличным Ницше. Уж и не знаю, как еще хуже можно было бы охарактеризовать французского мыслителя.

Просто все, что он делал, не вписывалось в рамки академической науки. Его книги были написаны популярным языком (что может быть хуже для «серьезного» ученого?!) и читались с интересом не только профессионалами, но и обычными читателями, которым, по сути, они и были адресованы.

Его часто называли «гуру постмодерна», что самого философа жутко раздражало. В одном из своих интервью он сказал: «Постмодернизм, как мне кажется, в изрядной степени отдает унынием, а то и регрессией. Это возможность мыслить все эти формы через своеобразное смешение всего со всем. Я не имею с этим ничего общего. Это ваше дело».

Жан Бодрийяр родился 9 июля 1929 года, в городе Реймс, на северо-востоке Франции. Получил высшее образование в университете Сорбонны по специальности немецкий язык. Начал свою научную карьеру как германист, в 1958–1966 годах преподавал в учебных заведениях Франции и Германии, занимался переводами на французский язык работ немецких писателей.

Его первые публикации носили литературно-критический характер. Это были эссе, опубликованные в журнале «Les Tempes modernes» в 1962–1963 годах.

Во второй половине 1960-х годов интересы ученого сместились в сторону социологии под влиянием работ Ролана Барта и Анри Лефевра, который взял Бодрийяра ассистентом на свой факультет в университете Париж X — Нантер и стал его научным руководителем.

В 1967 году Бодрийяр году защитил диссертацию. Год спустя она была опубликована под названием «Система вещей». В конце 60-х годов сотрудничал с радикальными левыми журналами «Utopie» и «Traverses», принимал активное участие в политических событиях 1968 года, эпицентром которых был Нантер, однако по их завершении порвал с радикальным левым движением.

В 1972–1986 годах — профессор социологии в Нантере. В 1986 году занял пост научного директора Института социально-экономических исследований и информации при университете Париж — IX Дофин.

В 1970–1980-х годах много путешествовал по странам Западной Европы и Америки, в том числе США. Известность в Соединенных Штатах к Бодрийяру приходит на 80-е годы. Однако до этого он успел поездить по калифорнийским университетам и исследовательским центрам, где познакомился со многими близкими по духу и идеям мыслителями (Маршалл Маклюэн, Умберто Эко, Пауль Вацлавик) и даже водил дружбу с одиозным и непредсказуемым писателем-фантастом Филипом Диком.

В 1990 году Бодрийяр оставил преподавательскую карьеру и начал отходить от социологии как научной дисциплины в ее «классической» форме. Впоследствии он редко отождествлял себя с какой-либо конкретной дисциплиной, хотя до конца жизни оставался связан с академическими кругами.

Благодаря своим парадоксам и смелым высказываниям он привлек к себе внимание популярной прессы. А что может быть хуже для академического мира. В 80–90-е годы идеи Бодрийяра и его работы часто освещались на французском и английском языке. Это привлекло к нему внимание широкой аудитории, чего он, собственно, и добивался. Бодрийяр уже давно говорил о том, чтобы мысль вышла из «душных подвалов академического мира», с которым он, впрочем, не порывал.

Его стали воспринимать как интеллектуальную знаменитость и звезду медиа. При этом Бодрийяр не оставляет научную деятельность на базе ряда европейских институтов, продолжает читать лекции в университетах Европы, США и Австралии. До последних дней жизни Бодрийяр сотрудничал с Институтом исследования социальных инноваций при Национальном центре научных исследований Франции, работал профессором медиа и культурологии в Европейской высшей школе в Заас-Фе (Швейцария).

Из этого состоят биографические ландшафты философа. Дальше есть лишь его идеи, до конца еще не понятые, не ставшие частью ментальности цивилизации. Слишком уж парадоксально он мыслил. И тут, я думаю, есть смысл вернуться к Маклюэну и родству этих двух мыслителей.

Интересно даже как меняется отношение Бодрийяра к идеям Маклюэна. В 1967 году Бодрийяр критиковал знаменитый маклюэновский тезис «medium is message» (средство информации является сообщением). Он эмоционально называл это «формулой отчуждения технического общества», критиковал канадца за натурализацию отчуждения и технологический редукционизм.

Но в 70-е годы маклюэновская формула становится базисным принципом его мысли. И тут начинает происходить межконфессиональный диалог двух мыслителей. Об этом писал ведущий теоретик культуры СМИ Дуглас Келлнер. Здесь вступают в диспут «вселенский католицизм» Маклюэна, который предложил новый тип глобального общества и универсального сознания.

Ему противостоит «пуританский протестантизм» Бодрийяра, который рассматривал масс-медиа и СМИ как идолов современного общества, материализующих сознание человека и во многом формирующих его потребности, заманивающих его во «вселенную изображения». В этом мире нет разницы между зрелищем и реальностью, человек, поддавшись влиянию масс-медиа, выбирает первое, предпочитая убегать от реальности. В своих ранних работах Бодрийяр критикует канадского философа, считая концепции последнего слишком примитивными и грубыми. Но в то же время он признает ценность многих идей Маклюэна.

Маклюен предвосхитил появление сетевой культуры, о которой много и пророчески точно писал и Бодрийяр. В своей работе «Понимание медиа» канадский философ пишет:

«Содержанием любого средства коммуникации всегда является другое средство коммуникации. Так, содержание письма — речь, а письменное слово — содержание печати. При этом «содержание» всякого средства коммуникации скрывает от наших глаз характер этого средства» (Маклюен М. «Понимание Медиа»).

Бодрийяр продолжает мысль своего канадского коллеги и утверждает, что «молчаливое большинство» заворожено зрелищем и совершенно игнорирует стоящее за ним «послание».

Но довольно о диалоге двух мыслителей. Важно то, что философская мысль Бодрийяра строится на религиозной модели мира. Отсюда, из его «пуританского протестантизма», и прорастает критическая масса многих его идей. Удивительно, но большой специалист современных масс-медиа до конца своих дней не пользовался интернетом, доверяя коммуникативные функции своему помощнику.

Конечно, широкому кругу читателей Бодрийяр, прежде всего, известен своими «симулякрами» - так он обозначал копию, не имеющую оригинала в реальности. Справедливости ради нужно заметить, что не он придумал этот термин. В современное употребление слово «симулякр» ввел другой французский философ и писатель Жорж Батай. Но именно Бодрийяр развил идею симулякра как особого символа современной культуры.

Он ввел понятие гиперреальности, основа которой составляет симуляция. Единицами гиперреальности являются симулякры — знаки или несамотождественные феномены, отсылающие к чему-то другому, а потому симулятивные.

Кстати сказать, Бодрийяр эпоху постмодерна и называет эпохой гиперреальности, так как ее характеризует чувство утраты реальности. Ну а «молекулярной» структурой гиперреальности и являются симулякры.

Симулякры — это своеобразные репрезентации не существующего в объективной реальности, при этом они же являются и ее продуктами. Гиперреальность — искусственная, виртуальная реальность, реальность, которая выступает в виде картинки самой себя, замыкаясь в себе. Основной ее целью является симуляция реальности, она не соотносится с реально существующими явлениями.

Жан Бодрийяр считал, что гиперреальность действует на настоящую реальность разрушающе. И отделить их друг от друга, на самом деле, просто - реальность производит, гиперреальность - симулирует.

Французский мыслитель считал, что личность и общество уже давно существуют в гиперреальности, когда в сознании людей происходит подмена реальности на гиперреальность. Он довольно резко заявлял, что именно масс-медиа создают поток информации (так называемый «белый шум»), уничтожающий реальность и создающий огромное количество копий и симулякров (так называемых «фейков»), которые и формируют гиперреальность.

Бодрийяр развил учение о трех порядках симулякров: копии, функциональные аналоги и собственно сами симулякры. К третьему порядку симулякров он относил все современные феномены, включая деньги, общественное мнение и моду. Они функционируют по принципу символического обмена.

Он вообще считал, что гиперреальность поглощает реальность и подменяет все фундаментальные надстройки нашего мира. Вся наша эпоха, по мрачному определению французского мыслителя, характеризуется чувством тотальной утраты реальности. Этому подвержено абсолютно все.

И лишь последним бастионом реальности является смерть («смерть, пожалуй, единственное, что не имеет потребительной стоимости»). На смерти основана любая власть и экономика. Но в этом случае смерть выступает не сама по себе, а как фантазм (представление). Интересно, что спасение общества от гиперреальности Бодрийяр видит в... искусстве, которое должно помочь вернуться к реальности, используя свою критическую и терапевтическую функции.

Современную эпоху Бодрийяр называет эрой гиперреальности — надстройка определяет фундамент; труд не производит, а социализирует; представительные органы власти никого не представляют. Современную эпоху характеризует чувство утраты реальности. Философ и писатель Умберто Эко очень остроумно охарактеризовал подобное состояние как «подлинную подделку» (authentic fake).

Бодрийяр подчеркивал особую значимость логики символического обмена, так как именно ее нарушение способствует «абстрактной рационализации» объектов и превращению их в товар или знак. Этот процесс означает сведение качественного разнообразия объектов обмена к единой форме стоимости, сочетающей в себе потребительскую, меновую и знаковую формы и обращающей сами объекты в товар. Бодрийяр утверждал, что современный мир - это мир промышленных моделей «симулякров», которые производят сами себя, функционируют по принципу символического обмена, существуют только в условности своего бытия и апеллируют лишь к своей собственной реальности.

Чтобы более понятно объяснить, как в нашем мире работает симулякр, можно вспомнить, как это делал сам Бодрийяр. Подобным симулякром является искусственно созданная цифровая фотография, но то, что она изображает, на самом деле не существует и не существовало никогда, это всего лишь плод работы художника в программном обеспечении. Некоторые направления изобразительного искусства тоже пытаются повторить симуляцию реальности, приближаясь к точности фотоснимка. Например, гиперреализм, в котором нет особого смысла, кроме точного, «фотографического» воспроизведения художественной композиции. И зрителю кажется, что это просто запечатленная реальность.

Жан Бодрийяр продемонстрировал, как современные медиа создают гиперреальность и заставляют в нее верить большое количество людей. Он назвал симулякром войну 1991 года в Персидском заливе, в том смысле, что у наблюдающих за этой войной по телеканалу CNN не было никакой возможности знать, было ли там что-нибудь на самом деле, или это просто пляска картинок и взволнованных пропагандистских репортажей на экранах их телевизоров.

Но, следуя этой логике, можно предположить, что любой вымысел, ложь — симулякр. На самом деле это не так. Именно в процессе имитации, симуляции реальности (пример — недобросовестное отображение CNN ситуации о войне в Персидском заливе) получается продукт гиперреальности — симулякр.

Об этом он написал в статье, которая была опубликована 4 января 1991 года в газете «Libération» «Войны в Заливе не будет». В ней он анализировал тактику действий масс-медиа в ходе подготовки войны в Персидском заливе 1991 года. Эта публикация продолжилась серией статей на ту же тему. 28 февраля вышла заметка Бодрийяра «Война в Заливе на самом деле происходит?», а 29 марта — «Войны в Заливе не было».

Вскоре переработанный вариант статей лег в основу книги Бодрийяра «Войны в Заливе не было», которая сделала Бодрийяра по-настоящему знаменитым. Такой провокационной постановкой вопроса философ привлекает внимание читателей к феномену современных средств информации, осуществляющих распространение сведений о событиях в реальном времени. Изображение события на телеэкране как бы заменяет собой саму реальность, делая «излишним» само событие.

На этом принципе симулякра строится вся идеология общества потребления, которому философ посвятил многие свои работы. Наиболее примечательной из них является «Америка» (1986). Это философско-художественное эссе о современности, главной особенностью которой является создание все более искусственной среды обитания, в которой человек уже не страдает от тяжелого труда, болезней, голода, насилия, войн и даже не переживает тяжелых душевных конфликтов.

В Америке все молоды, здоровы, непрерывно едят и широко улыбаются, по ночам там не гасят огни, мир круглосуточного вещания масс-медиа и империи развлечений. Американцы совершенны: благодаря спорту, аэробике, медицинским препаратам, лицевой хирургии они могут конструировать свою внешность. Просто рай по Бодрийяру. Но… восхищается ли этим Эдемом сам философ?

Бодрийяр видит настоящую опасность подобной идеологии. Она связана с тем, что созданное усилиями многочисленных специалистов общество, в котором, на первый взгляд, уже не место никаким формам зла, на самом деле очень уязвимо. Не только внешняя угроза может нарушить равновесие (от этого, как раз, общество защищено целыми охранными институтами). Внутри самой системы зарождаются болезни, перед которыми бессильны люди, вскормленные искусственной пищей. За фасадом красивых лозунгов, пацифизма, демократии, экологии, здоровья и свободы скрываются реактивные формы зла. В обществе ощущается явный дефицит сострадания. Автономные, самодостаточные, эгоцентричные, самодовольные индивиды проявляют неожиданную жестокость и даже тягу к особым формам убийства.

Общество, во главу угла поставившее удовлетворение индивидуальных потребностей, обречено на вымирание и деградацию. В другой своей работе «Забыть Фуко» (1977) Бодрийяр очень умело высмеивает миф о так называемой «сексуальной свободе». Философ утверждает, что отказ от ограничений и запретов привел к тому, что все стало сексуальным, и от этого секс как бы растворился, потерял свой истинный, исконный смысл. Мы постепенно превращаемся в бесполое сообщество, занимающееся сексом знаково и механически.

Все в этом мире становится символом и при этом теряет свое истинное назначение, теряет свой смысл. И поэтому, стремясь к полному и абсолютному освобождению личности, мы теряем… личную свободу. Свобода выбора нет, ибо нет самого выбора. Постмодернизм, доведенный до абсурда.

Извечный вопрос русской интеллигенции «что делать?» оказывается актуальным и в пространстве иной культуры, в пространстве общества потребления, лишенного, казалось бы, поиска ответа на подобные вопросы. Раньше человек испытывал влечения, имел натуральные потребности и сталкивался с сильными препятствиями на пути их реализации в форме простой нехватки или запрета. Сегодня порядок проник на уровень самих потребностей, при этом они не подавляются, а стимулируются.

Но в том вся парадоксальность ситуации, что раз нет запретов, то человек уже не испытывает влечений. Нет никакого конфликта между «хочу» и «можно», и, таким образом, пропадает очевидный опыт противостояния и борьбы. Бодрийяр считал, что три формы болезни современного общества – терроризм, сексуальное освобождение и органические болезни (рак, СПИД и т.д.) возникают из-за ослабления самого общества, превращение людей в сообщество безвольных животных, не способных к сопротивлению, а, следовательно, обрекают современную цивилизацию на деградацию и вымирание.

В одном из своих интервью Бодрийяр довольно точно дал характеристику современных общественных процессов:

«Наша система достигла стадии предельной насыщенности и теперь начинает опошляться - в вашей трактовке это фаза вторичного упрощения: происходит нивелирование ценностей. Это мне напоминает известное высказывание Хайдеггера о том, что падение человека происходило дважды: первый раз - в грех, второй - в банальность. И то, что происходит с модернизмом, это не упадок, это опошление. И это происходит на мировом уровне: все культуры упрощаются, делаются всеобщим достоянием, поскольку идет широкий обмен. Все становится равноценным, эквивалентным, и в этот момент всеобщего упрощения окончательно уходят страсть, идеал. Упадок ли это - не знаю. Скорее речь идет о движении к тотальной банальности».

Жан Бодрийяр преподавал в Парижском университете, читал лекции во многих университетах Европы, США и Австралии. Написал в общей сложности около 50 работ, наиболее известными из которых являются: «Система вещей» (Le Systeme des Objets, 1968), «Общество потребления» (La Societe de Consommation: Ses Mythes et Ses Structures, 1970), «К критике политической экономии знака» (Pour une Critique de L’economie Politique du Signe, 1972), «Символический обмен и смерть» (L’echange Symbolique et la Mort, 1976), «О соблазне» (De la Seduction, 1979), «Симулякры и симуляция» (Simulacres et Simulation, 1981), «Америка» (Amerique, 1986), «Прозрачность зла» (La Transparence du Mal, 1990), «Невозможный обмен» (L’echange Impossible, 1999), «Пароли. От фрагмента к фрагменту» (Mots de Passe. D’un Fragment L’autre, 2000). Его работы повлияли как на целые направления как в философии, так и на искусство.

Великий мыслитель конца XX века, часто описывавший «вирусные» процессы в обществе, умер от рака 6 марта 2007 года.

Сбудутся ли пессимистичные пророчества французского мыслителя, считавшего, что современное общество скатывается к банальности? Во многом сам Бодрийяр видел выход в возврате к исконным ценностям и обретении личности своего собственного «я» в пространстве единого целого. Парадокс, но свобода заключена в самоограничении и жертвенности, в служении не личному благу, а благу своего ближнего.

Но самая важная ценность его философии — это самостоятельный поиск ответов, уход из мира гиперреальности, симулирующей свободы выбора, в пространство исконного «знака», дарующего возможность этого выбора.