«Увидел я громадного огненно-красного дракона с семью головами и десятью рогами, на головах его семь диадем было. Он смёл хвостом своим и сбросил на землю треть звезд небесных» (Отк. 12:3-4).
«И поклонились люди дракону, потому что он дал власть зверю, и зверю поклонились, говоря: «Кто равен зверю этому и кто может сразиться с ним?»» (Отк. 13:4).
От автора
Автор должен предупредить читателя: тема, затронутая в данной работе, настолько обширна и сложна, что в принципе не может уместиться в пределы не только статьи, но и целой книги или даже многотомного исследования. Более того, она вообще не под силу одному автору, а требует очень большого исследовательского коллектива. Тогда, спрашивается, зачем браться за груз, который не сможешь поднять? Приведу в свое оправдание довод, необходимый и, на мой взгляд, достаточный.
Дело в том, что в мире гуманитарного знания существует старинный жанр пропедевтики, или пролегоменов, или, проще говоря, введения в тему, в проблему. Мне, давно размышляющему над темой «Библия и тоталитарная картина мира», довелось соприкоснуться с гигантским по своим масштабам материалом по восточному, азиатскому тоталитаризму. Так, в частности, чрезвычайно интересной выглядит тема «Духовные основания китайского тоталитаризма». Она бездонна и в ней может легко потонуть множество ученых умов. Исследователю, сознающему эту опасность, важно отыскать такой проблемный аспект, при котором необъятная тема, сохраняющая свою смысловую сердцевину, в то же время резко сожмется и вместится в профессиональный «окоём» гуманитария. Это возможно благодаря верно избранной оптике. Для меня таковой является обычное для христианина-протестанта намерение рассматривать любой социальный материал в свете принципов библейско-христианского интеллектуального опыта.
Предлагаю читателю не столько введение в тему «Духовные основания китайского тоталитаризма», сколько описание результата своего вхождения в нее. Одновременно решается и другая задача: ознакомление с этой темой и читателя, которого беру в попутчики. Что-то мне подсказывает, что у этой темы большое и очень непростое, может быть, даже трагическое будущее.
Тоталитаризация мира как воздаяние за «убийство» Бога
Дототалитарная история человечества закончилась с XIX веком, вместе с классической цивилизацией, на закате которой Ницше объявил об «убийстве» Бога. Тех, кто поверил ему, оказалось неизмеримо больше, чем тех, кто категорически отверг эту абсурдную идею.
Как бы то ни было, но духовный перелом в культуре и массовом сознании совершился, и его последствия оказались катастрофическими. ХХ век сорвал запоры с ящика Пандоры, и из него вырвалась вереница национально-региональных тоталитарных режимов Европы и Азии. С разными степенями брутальности они заявили о себе в Италии, СССР, Германии, Испании, Португалии, во всех социалистических странах Европы, в Японии, Северной Корее, Китае, Камбодже, Вьетнаме, Иране, Ираке.
Тоталитарность, ставшая поистине навязчивой идеей мировой политики рубежа тысячелетий, продолжает находить приверженцев в самых разных частях земли и принимать различные национальные обличья. Создается впечатление, будто мир, основательно увязший в этой зловещей идеологеме, и в дальнейшем намерен становиться все более и более тоталитарным.
Историческое нашествие тоталитарных режимов в ХХ веке стало ответом Бога на шквал оскорблений в Его адрес со стороны человека, опрометчиво понадеявшегося, что все эти бесчинства сойдут ему с рук, и он будет беспрепятственно наслаждаться обретенной свободой от всякого контроля свыше.
Но люди просчитались. Бог не «умер», не удалился за пределы всего сущего, не замолчал, не погрузился в бездеятельное созерцание. Его ответ оказался сокрушителен. Миродержец снял все защитные механизмы, оберегавшие человеческий род от козней дьявольских сил, и предоставил последним возможности делать с людьми все, что угодно.
Он как бы объявил человеку-богоборцу: «Ты хотел свободы без Меня? Я тебе мешал? Ты мечтал о свободе от Моего благого, отеческого контроля? Что ж, ты получишь ее и увидишь, что из этого выйдет. Ты останешься наедине с мировым злом, с Моим лукавым антиподом, с «отцом лжи» и его бесовской армадой. А когда тебе станет очень плохо и ты пожелаешь узнать виновника всех твоих бед, то подойди к зеркалу и взгляни в него».
Идея «смерти» Бога означала обрушение всех классических, традиционных ценностно-нормативных структур. Она обернулась расползанием по миру всеобщего беззакония. Тотальная аномия не замедлила стать одной из важных предпосылок установления тоталитарных режимов. Появились химерические формы государственности, пронизанные агрессивной, жестокой, низменной дьявольщиной, сочетающие военно-технические новации с самой дикой морально-психологической и социально-политической архаикой.
Давно замечено, что после бурных переходных эпох обычно наступают времена жестких диктатур. Выныривающие из темных, демонических глубин узурпаторы все пресекают и замораживают, останавливают время и заставляют его потечь вспять. Так было в ХХ веке, когда после каждой из двух мировых войн в «черные дыры» тоталитарности проваливались сразу по нескольку вполне цивилизованных государств.
Так может случиться и в XXI столетии. После общего «бесовского хаоса» эпохи постмодерности и пандемийной раскачки всего и вся, возможно немало мрачных глобальных сюрпризов. Не исключено, что в совсем не далеком будущем сможет утвердиться планетарная сверхдиктатура мирового тоталитаризма. Тем более, что социальная сила, способная взять на себя функции мирового узурпатора, уже существует в состоянии высокой степени готовности к исполнению глобальных жандармских обязанностей.
Негативная футурология
Шквал глобальных эксцессов, не поддающихся удовлетворительному осмыслению, поневоле вводит нас в область негативной футурологии. Одно из ее самых тревожных направлений связано с прогнозами касательно фантастической скорости роста экономической, технической, политической и военной мощи тоталитарного Китая. Высокотехнологичное государство с гигантскими человеческими ресурсами, мощнейшей экономикой и промышленностью, крупнейшим золотовалютным резервом, самой большой в мире армией, тотальным цифровым контролем за поведением населения, изощренной системой «промывания мозгов» выглядит весьма внушительно и все более угрожающе на фоне стран западной цивилизации.
Если сложить вместе цифры населения США и Евросоюза, а затем полученную сумму увеличить в два раза, то получится цифра, близкая к почти полуторамиллиардному населению Китая. Если у стран Запада практически нет никаких собственных демографических резервов для роста населения, а усугубляющаяся гендерно-гомосексуальная революция еще более подрывает их скромный детородный потенциал, то китайцы, живущие в соответствии с властной директивой «одна семья – один ребенок», ждут не дождутся ее отмены государством. Если сейчас почти каждый пятый житель земли – китаец, то после полного снятия демографической узды с Китая, планетарная статистика народонаселения еще более изменится в его пользу.
Неисчислимые подтверждения растущего не по дням, а по часам экономического, политического, военного могущество современного Китая ни у кого не вызывают сомнений. Возникают вопросы другого рода: куда намерена двинуться эта гигантская военная машина?
Другой вопрос навеян известной чеховской мыслью о ружье, висящем на театральной сцене. Оно не может висеть просто так. В спектакле непременно должен наступить такой момент, когда оно выстрелит. Спрашивается, какая же сверхцель приготовлена для китайского сверхружья, выжидательно присутствующего на мировой политической сцене?
Третий вопрос имеет вид опасения: а не станет ли третье тысячелетие эпохой планетарного господства красного китайского дракона, то есть эрой глобального тоталитаризма?
Мнения современных аналитиков на этот счет сводятся к признанию за китайским государством реальных возможностей по трансформации в тоталитарную сверхдержаву нового уровня, способную реализовывать геополитические амбиции планетарного масштаба. Тем более, что власти Китая утверждают, будто китайская модель государственности вполне может быть экспортирована. По мнению крупнейшего американского политолога Френсиса Фукуямы, амбициозный режим Си Цзиньпина обладает достаточно мощным военно-репрессивным потенциалом и при необходимости не побоится использовать его, то есть бросить вызов цивилизациям либерально-демократических ценностей.
Апокалиптическое пророчество о мировой тоталитарной диктатуре
В этих прогнозах нет ничего утопичного или, тем более, абсурдного. А если ввести все вышесказанное в контекст пророческой книги Апокалипсис, то общая картина не только не затуманится, но еще более прояснится.
Долготерпеливый Бог продлил «последние времена» (о которых давно предупредил людей) на целых два тысячелетия. Все это время Его серп лежал наготове, жатва созревала, но Божий суд не наступал. Разумеется, люди, обладающие ограниченными умами, не могут судить о том, насколько к сегодняшнему дню нивы побелели, а растлившееся человечество, пренебрегающее Божьими заповедями и проявляющее патологическую страсть к вседозволенности, созрело для воздаяния. Определение времен и сроков Божьего суда над миллиардами грешников – прерогатива Бога.
А пока «верующим (тем, кто познал истину)» (1 Тим. 4:3) дано наблюдать, как из бездны небытия начинает медленно вздыматься нечто чудовищное: как будто между двумя материками, двумя мирами, современным и тем, что описан в пророчестве библейского Апокалипсиса, всплывает гигантский дракон. Он услужливо подставляет свой хребет, чтобы по нему, как по мосту, человечество двинулось туда, где его ожидает Божий суд. При этом речь идет уже не столько о видениях, сколько о вполне осязаемых реалиях.
Секулярная мысль теряется в догадках касательно сущности этих реалий. Верующий же разум констатирует, что, по сути, на его глазах разворачивается библейский сценарий, о котором он осведомлен: на мировую арену готовятся выйти силы и субъекты, знакомые ему по книге Откровение Иоанна Богослова. Они таковы, что вполне способны сыграть все описанные в Библии сцены финального акта мировой исторической драмы.
Те страницы книги Апокалипсис, которые прежним поколениям читателей казались чем-то невероятно диковинным, не имеющим убедительных аналогов в реальной жизни, ныне перестают выглядеть красочными метафорами и обретают материальную осязаемость. Сила и масштабы этих осязаемых реалий таковы, что надеяться, будто они со временем сами тихо и незаметно растворятся в окружающем мире, не приходится. Совокупная масса факторов и обстоятельств столь внушительна, а дело принимает столь серьезный оборот, что исчезают всякие сомнения касательно тех связей между настоящим и тем будущим, о котором нас предупреждают апокалиптические пророчества.
В них идет речь идет о последнем сверхгосударстве-гегемоне на планете. Получившее полную власть над человечеством из сверхъестественного источника – от дракона-дьявола, не допускающее никаких проявлений свободы, оно устанавливает мировую тоталитарную диктатуру.
Полчища адептов тоталитарности, неисчислимых, как песок морской, покрывших всю землю (Отк. 20:8), отверженных Богом, но принятых драконом под свое драконье крыло, становятся под знамена сатанинской силы.
Обнаруживается планетарная антропологическая катастрофа: бесчисленные множества людей не находят в себе ни духовных сил, ни трезвости рассудка, ни зрелости понимания, чтобы постичь суть открывшегося перед ними зла, отвергнуть его, занять позицию твердого, непреклонного сопротивления. Напуганные, сломленные, они способны лишь склониться и перед драконом-дьяволом, и перед бестиарным государством.
Дьявольская сущность тоталитарного сверхгосударства является одновременно и сущностью богоборческой. Оно – непримиримый враг Господа. Его слова и дела – это хула в адрес Бога.
«Дано было зверю говорить надменно и богохульно, дано было и властвовать сорок два месяца. И стал он извергать из пасти своей хулу на Бога, стал поносить имя Его, и место обитания Его, и тех, кто на небе живет» (Отк. 13:5-6).
Главное направление практического богоборчества зверя – жестокие преследования и уничтожение верующих. «Позволено ему было воевать с народом Божиим и победить их, и властвовать над всяким коленом, народом, языком и племенем дано было ему» (Отк. 13:7).
За первым апокалиптическим зверем является второй – зверь из бездны земли, символизирующий идеологическую личину тоталитарной диктатуры и занимающийся тем, что в наше время называется «промыванием мозгов».
Этот зверь не столько действует, сколько говорит.
«Но говорил он, как дракон» (Отк. 13:11). То есть, подобно дьяволу, «отцу лжи», он говорит ложь. И отсюда сатанинская суть всего, что исходит из нечистых уст этого темного существа. «Обманывал он жителей земли всеми чудесами, какие дано ему было совершать на глазах первого зверя, и склонял живущих на земле сотворить образ этого зверя, который смертельно был ранен мечом, но ожил. Дано ему было оживить образ зверя, дабы заговорил он и сделал так, [чтобы] все, кто ему не поклонится, были убиты» (Отк. 13,14-15).
Зверь-идеолог запугивает и растлевает народы не столько делом, сколько словом, заставляя всех под угрозой смерти поклоняться, подчиняться и служить дьявольской власти зверодиктатуры. Изобретательный на зло, он придумывает способ отличать верных режиму драконопоклонников от непокорных сопротивленцев. «Настоял он на том, чтобы всем: малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам — всем ставили на правую руку или на лоб клеймо и чтобы никто уже после этого не мог ни купить ничего, ни продать, если нет на нем клейма — имени первого зверя или числа этого имени» (Отк. 13,16-17). Все его высказывания нацелены на тотальную деморализацию населения, большинство которого охотно позволяет сбивать себя с толку и запугивать и демонстрирует готовность действовать по указке дьявола, наперекор Божьим повелениям, мирясь со злом и творя зло. Их устраивает существование внутри тоталитарной реальности, предпочитающей всем социокультурным полифониям и контрапунктам унисонность коллективной воли ко злу, лжи, смерти и аду.
Предрасположенность китайцев к тоталитарному мировосприятию
Опасное свойство китайского цивилизационно-этнического генотипа – предрасположенность к «роевому», тоталитарному мировосприятию. Так, китайское сознание отличается готовностью индивидуального «я» растворяться в общем «мы». Со времен глубокой древности склонность человека проявлять свои способности в рамках группы является традиционной нормой и общепризнанной ценностью. Эти факторы проливают свет на странное в глазах западного человека традиционное равнодушие китайцев к темам индивидуальной свободы, личностной автономии, гражданских прав.
Жителю Поднебесной не свойственны ни повышенное внимание, ни трепетное отношение к проблемам своей идентичности и экзистенции. Индивидуальной идентичности он предпочитает идентичность коллективную, общенациональную, которая легко принимает вид идеи общенациональной самодостаточности. Именуемая западным сознанием автаркией, эта идея всегда помогала китайцам защищать Китай от насильственной вестернизации, от наскоков западных цивилизаций и их попыток разрушить его национальную самобытность.
Способность ценить созерцательное отношение к жизни оборачивается готовностью предпочитать выжидание торопливости, покой — суете. Китайское «я» всегда готово раствориться в сверхличной стихии естественного мира, подобно капле в океане. А это порождает его более спокойное, по сравнению с западным, отношение и к смерти, и к жизни.
Эти и другие этнопсихологические особенности китайской души позволяют предположить, что «вирус» тоталитарности, способный то дремать, то пробуждаться, пребывает не только внутри нее, но и в каждой клеточке организма китайского общества.
Данную ситуацию можно проиллюстрировать древнегреческим мифом об Афине Палладе, родившейся из головы Зевса и явившейся миру в полном боевом облачении. Так и Китай, пребывавший много веков в добровольной самоизоляции, предстал перед мировым сообществом рубежа тысячелетий в качестве сверхдержавы сразу же во всеоружии. Все необходимые морально-психологические, духовно-экзистенциальные, идеологические и прочие предпосылки для его тоталитаризации уже имелись внутри него. И стоило агрессивной марксистско-коммунистической, маоистской закваске попасть в это социальное тесто, как оно начало превращаться в тоталитарный продукт высокой степени готовности.
У европейских тоталитарных режимов не было подобных национально-этнических предпосылок для ускоренной тоталитаризации государства и общества. Поэтому им приходилось прилагать немалые усилия для преодоления сопротивления большого числа развитых, свободолюбивых индивидуальностей, для подавления и приведения их личностных начал в роевое состояние.
Архитекторам китайского тоталитаризма практически не было нужды придумывать что-либо новое. Все, что им требовалось, имелось у них под рукой, было уже давно апробировано, обкатано, отшлифовано. Требовалось только подвести под систему тоталитарных практик новую идеологическую и технологическую базу. Первую задачу решили коммунисты во главе с Мао Цзэдуном, вторую успешно решает нынешнее руководство КПК (Коммунистической партии Китая) во главе с председателем Си Цзиньпином.
В традиционной картине китайского мира свобода и соответствующие ей права человека никогда не считались ценностями. Китайские власти занимают в этом вопросе позицию, противоположную той, на которой стоит современное международное сообщество. Они видят в свободе экзистенциальную «бомбу», способную подорвать традиционную устойчивость китайской картины мира и привычную стабильность китайского мироощущения.
Аналогичным образом обстоят дела и с правами человека. Китайские власти видят в них только фактор дестабилизации внутреннего социального порядка. Отсюда их пренебрежительное отношение к теме гражданских прав и нежелание гарантировать их соблюдение как в самом Китае, так и за его пределами.
Комфортность тоталитарности
Для типичного, среднего китайца его внешнее, социально приемлемое, конформное поведение важнее собственной внутренней жизни. В его глазах требования общества значимее внутренних мотивов, особенно если они тяготеют к нонконформности. Чувство стыда перед окружающими действует на него сильнее переживаний совести. Тоталитарная психологическая, моральная, социальная слиянность с общим «мы» для него гораздо комфортнее собственной свободы, нравственной автономии, социальной независимости, с которыми он, как правило, даже не знает, что ему делать, как ими распорядиться.
Давние традиции, предрасполагающие китайцев к тоталитарному мировосприятию, а также современная идеологическая обработка массового сознания («промывка мозгов») приводят к тому, что тоталитарность с присущим ей отсутствием духовной автономии не воспринимается ими как нечто недолжное, как иго, насилие над личностью. Люди легко привыкают дышать ее воздухом и видеть в ней больше преимуществ, чем недостатков. Китаец в этом отношении подобен библейскому Исаву, отдавшему свое право первородства за чечевичную похлебку. Он с готовностью отчуждает фундаментальные ценности подлинно человеческого существования, свои основные гражданские права и свободы в обмен на пакет скромных социальных благ и чувствует себя при этом вполне комфортно.
Надо отдать должное китайским властям: они умело и гибко регулируют меру социальной комфортности индивидуального существования граждан – увеличивают ее для тех, кто не нарушает общего порядка, и понижают для нарушителей.
Разумеется, в идее общественного порядка нет ничего дурного. Однако он не должен достигаться посредством тотальной дрессуры живых душ, грубых упрощений, коварных подмен и циничных деформаций основополагающих смысловых, ценностных и нормативных структур человеческого существования. Если же цветущая сложность живой жизни, попавшей под пресс тоталитарной диктатуры, обстругивается, унифицируется, то люди начинают превращаться в подобия содержимого спичечного коробка.
В обстановке беспрекословного повиновения неправовому диктату ничего не остается от вкуса, цвета, запаха этой жизни. В атмосфере дозированного довольства, нормированного по разнарядке властей счастья все по-настоящему живое и творческое вытесняется мертвящей регулярностью, которая не радует, а вызывает тоску, порождает уныние.
Но гнетущий, унылый дух сушит кости, затмевает высокие смыслы, превращает жизнь в выживание, а бытие в существование. Но разве Бог сотворил его для жалкой и мрачной участи духовного прозябания в темном экзистенциальном тупике? Божьему замыслу не соответствует судьба личности, зажатой в спичечном коробке убогого тоталитарного порядка без воздуха и свободы. Разве это правильно, когда лучшее из Божьих творений принуждено принять позу, напоминающую положение мертвеца в гробу, когда у него отняты возможности свободно мыслить, любить истину, искать смысл жизни, вдохновенно творить, горячо веровать?
Здесь мы подходим к важному выводу о существовании двух типов людей. Одни чувствуют себя крайне некомфортно в условиях тоталитарного сверхпорядка. Другим, напротив, вполне уютно внутри него. И это расхождение, укорененное в самом строе разных типов человеческих душ, психологий, умов, характеров, не поддается устранению. Абсолютное большинство людей первого типа – это представители западных цивилизаций. Преобладающее большинство вторых составляют народонаселения тоталитарных государств.
Глубинная предрасположенность китайцев к тоталитарному мировосприятию обусловлена во многом тем, что они не знают истинного Бога, Ему не поклоняются, предпочитают традиционный языческий пантеизм, упорно противопоставляют себя всему христианскому миру, не позволяют христианским миссионерам проповедовать Слово Божье, распространять Благую весть.
Это не обещает им ничего хорошего, поскольку «сполна расплатится Бог с теми, кто не хочет знать Его и не внемлет Благой вести Господа нашего Иисуса. Наказание им — вечная гибель: удалены они будут от лица Господа и славы величия Его в тот День, когда Он придет и будет прославлен среди святых Своих» (2 Фес. 1:7-10).
Прошлые контакты католических, православных, протестантских миссий с китайским населением не были успешными. Но и они фактически прекратились в середине ХХ столетия. В начале 1950-х гг. из КНР были высланы все христианские миссионеры. Ни о каких евангелизациях не могло быть и речи. Маоистская «культурная революция» ликвидировала немногие христианские церкви, основанные прежними миссионерами. Библия попала под запрет.
Среди западных религиоведов-синологов утвердилась мысль о том, что, несмотря на усилия прошлых миссий, христианство в Китае потерпело поражение, которое еще более усугубилось после возникновения тоталитарного государства КНР.
Китайский тоталитарный человек
Судьба Китая говорит не просто о блестяще удавшейся попытке древней цивилизации быстро модернизироваться и встать вровень с современностью в качестве новейшей сверхдержавы. Это слишком упрощенная трактовка фантастического рывка. Сквозь библейскую оптику видится иная картина происходящего. Налицо динамика реализации Божьего плана обещанного воздаяния. Бог готовит для всех, кто утверждает, будто Он «умер», планетарное орудие такого воздаяния – необоримую, холодную и жестокую машину сверхмощного тоталитарного государства, способного установить тот самый режим планетарной тоталитарности, о котором рассказала книга Апокалипсис. То есть совершается нечто более значительное, чем все, о чем вещают современные секулярные СМИ и секулярные аналитики. Владеющие фактографией, описывающие явления, они не способны увидеть за ними сущностное, то есть самое главное измерение глобальной динамики, проникнуть на тот ее смысловой уровень, который говорит о готовящемся орудии Божьего воздаяния.
Западный человек тщетно рассчитывал на успешное покушение на Бога. В действительности он Богу ничем не повредил, а убил самого себя, убил в себе все то лучшее, что делало его образом и подобием Божьим. Более того, он активно способствовал возникновению серию машин, специализирующихся на таких убийствах: тоталитарных государств, которые стали «мертвыми домами», гигантскими кладбищами всего человечного, одухотворенного, высокого – культуры, свободы, права, нравственности.
Китайскому тоталитарному человеку не потребовалось «убийство» Бога-Отца, поскольку он о Его существовании фактически не знал. Более того, за два тысячелетия истории христианства он не только не узнал истинного триединого Бога, но и по сей день продолжает существовать так, будто Его никогда не было. Восточный тоталитарный человек упорствует в этом своем пренебрежении и совершенно не ощущает ни ущербности такого существования, ни порочности и опасности подобной формы богоборчества.
Правосознание планетарного Голиафа
Двести лет тому назад Г.В. Гегель ввел в социогуманитарный обиход понятие неправа и стал им пользовался в своих трудах и прежде всего в «Философии права» (1826). Неправо означает:
1) пренебрежение универсальными нормами естественного, общечеловеческого права;
2) несоответствие юридических актов общепринятым критериям законности и справедливости;
3) систематическую демонстрацию произвола.
Неправо – это лжезаконность, социальная фальшивка, подменяющая систему цивилизованной правовой регуляции. И хотя она имеет видимость права, но, по сути, является средоточием беззакония, облекаемого в декоративные формы юридической риторики.
Тоталитарное государство, не питающее ни малейшего уважения к праву, спокойно существующее в созданной им атмосфере всеобъемлющего неправа, намеренно культивирует все разновидности неправа. Одновременно оно целенаправленно тиражирует антропологический тип их носителя – массового человека беззакония, невежественного обладателя неразвитого правосознания, не отличающего законность от беззакония
В настоящее время Китай объявил войну всему, что имеет хотя бы малейшее отношение к столь ценимым на Западе либерально-демократическим институциям: гражданскому обществу, независимым СМИ, свободе слова, правам граждан, свободе вероисповеданий. Подавляется способность людей к критическому мышлению. Расширяются практики контролирования частной жизни граждан. Работают механизмы подавления всех несанкционированных инициатив. За повседневной жизнью китайцев ведут круглосуточное наблюдение более полумиллиарда видеокамер.
Масштабы неправа расширяются и приобретают международный характер. Китай становится субъектом глобального неправа, выступающим за повсеместный демонтаж международной правозащитной системы. Для этого он использует принцип приоритета национальных правовых норм над международными. Если на уровне дипломатической риторики он может имитировать лояльное отношение к международно-правовым инициативам, то на деле осуществляет систематический саботаж всей работы в этом стратегическом направлении, создает различные помехи правозащитным инициативам ООН, предоставляет ложную информацию о правах и свободах человека в КНР, практикует отказы осуждать нарушения прав человека в Сирии, Иране, Венесуэле, Беларуси и др. странах.
Китай все чаще прибегает к открытому давлению на власти других государств, требует присоединиться к нему и совместно продолжать подрыв мировой системы международных гарантий прав и свобод человека. К сегодняшнему дню ему удалось привлечь на свою сторону уже более пятидесяти государств.
В мире становится все меньше крупных политиков, способных прямо заявлять китайским дипломатам о недопустимости их имморально-неправовых стратегий. Растет число государств, крупных организаций и корпораций, которые уже не скрывают своего страха перед китайской государственной машиной и которые предпочитают во взаимодействиях с ней избегать щекотливых тем. Это устраивает Китай, поскольку свидетельствует о его приближения к заветной цели – полной безнаказанности. Таким образом Китай фактически отвоевал себе позицию недосягаемости и невменяемости, когда уже почти никто не может вменить ему в вину его деструктивную волю к неправу.
Почему Китаю так важен курс на уничтожение международной правозащитной системы? Ответ очевиден: она является одним из препятствий на его пути к безраздельной мировой гегемонии. Китайская государственная машина намерена двигаться своим путем, ни на кого не оглядываясь, «добру и злу внимая равнодушно», легко переступая через любые моральные и юридические нормы.
Перед тоталитарным Китаем расчищается политическое пространство для самоуправных и безнаказанных действий. Он уже близок к полному отказу от имитаций, масок, камуфляжа, декоративной риторики и прочей дипломатической мишуры. Сознавая свою растущую мощь, он готовится начать свой разговор с миром с позиций архаичного кулачного права, предполагающего, что сильнейшему все дозволено.
Дракон как символ мирового зла
В размышлениях о судьбе китайской цивилизации и об ен отличиях от цивилизации западной невозможно обойти молчанием одно крайне важное обстоятельство символического характера. Речь идет о драконе, главном символе китайского мира. Вопрос же в том, как христианскому сознанию относиться к образу дракона, служащему в Библии обозначением дьявола?
Можно ли считать подобное смысловое соприкосновением двух сравнительно автономных цивилизационно-культурных миров – языческого с библейско-христианским – чем-то малосущественным? При желании, конечно, можно. Именно так поступает секулярное сознание, высокомерно взирающее на библейскую символику и снисходительно оценивающее давнюю привязанность китайцев к образу дракона как сугубо эстетическую причуду.
Но как вести себя христианскому культурному сознанию, для которого невозможна позиция напускного библейского невежества. Для него смыслы, которые несет с собой Слово Божье, – это не бирюльки, с которыми можно играть в какие угодно игры. У верующих нет права делать со Словом все, что им заблагорассудится. Спасительная вера, словно крепкая узда, наброшенная на своевольный разум, оберегает мысль, движущуюся по пересеченной местности среди нагромождений ложных смыслов, от опрометчивых движений и роковых ошибок. Мысль обязана быть бесстрашной. Ей не к лицу боязнь пускаться в рискованные предприятия и посещать территории с опасными смыслами и коварными ценностями. Но важно, чтобы она при этом была предельно осмотрительна. И для этого Бог дает ей мудрого и надежного проводника – веру.
Если китайцам Библия не знакома, если они в силу исторических и политических обстоятельств не имеют представления о значениях большинства библейских образов и символов, то это не значит, что на территории Китая Слово Божье лишено смысла и бездействует. Бог – один для всех народов, и Слово Его обращено ко всем людям земли, где бы они ни находились. Главный враг Бога тоже один, и козни его тоже направлены против всех, без исключения, потомков Адама и Евы.
Когда мы вступаем в область толкований архетипа-образа-символа дракона, то приходится учитывать целый ряд сложных и противоречивых культурно-исторических факторов, образующих контекстуальное пространство этого самого архаичного образа. Истоки его генеалогии берут начало в незапамятных глубинах древнейшей истории. О погруженности в нее свидетельствуют сочетания таких пугающих внешних признаков, как чешуйчатое тело рептилии, когтистые лапы, звериная рогатая голова, зубастая пасть, дикие навыкате глаза и проч.
Обращает на себя внимание двойственность, даже поляризованность смыслов образа дракона. Так, в библейско-христианском мире дракон – символ мирового зла. А в китайской картине мира он символизирует доброе вселенское начало ян. При этом его устрашающие черты и свойства как бы отодвигаются на задний план. Однако при всей кажущейся «доброте» дракона, приписываемой ему китайским сознанием, многое в нем указывает на то, что это источник нешуточных опасностей для человека, реальная причина многих бед и катастроф. На них указывает древняя мифологема о том, что из отложенных самками драконов яиц детеныши могут являться на свет через тысячу лет. Рождению же их сопутствуют вулканические извержения, раскаты грома, сильнейшие грозы, падения метеоритов, крупного града и т.д. То есть дракон – это чреватость будущими потрясениями.
Китайский дракон и библейский дьявол
У китайского дракона немало свойств и признаков того же рода, что и у дьявола. Он так же вездесущ, способен проникать сквозь стены, опускаться в любые земные бездны и морские глубины, подниматься в небесные выси. И дракон, и дьявол могут изменять свой внешний вид и приобретать человеческий облик.
И тот, и другой располагают огромной силой и властью. Китайский дракон – древний символ императорского могущества. Трон властелина назывался троном дракона. Вряд ли можно считать простым совпадением то, что на государственном вымпеле династии Цин, одной из самых жестоких, изображался дракон. В книге Откровение могучий зверь, явившийся из бездны и символизирующий жесточайшую форму государственности, – вассал дракона-дьявола. «Дал ему дракон свою силу, престол и власть великую» (Отк. 13:2).
Традиции помещать над входами в китайские тюрьмы и на рукоятки холодного оружия, предназначенного убивать людей, изображения дракона, также не дают оснований считать чудовище символом чего-то доброго. Таким образом, слишком многое говорит о том, что образ змееподобного пресмыкающегося обозначал чаще всего злую, враждебную людям силу.
Эстетизация образа дракона
Развитие языческой китайской цивилизации в условиях длительной культурно-исторической самоизоляции привело к своеобразной «консервации» чувств психологической привязанности китайцев к образу дракона. Но поскольку его внешние черты, как правило, не производили приятного впечатления, то в народном мифологическом сознании произошла некоторая трансформация этого образа, его своеобразное «одомашнивание» и смягчающая эстетизация. Зловещие внешние черты и пугающие внутренние качества оказались заслонены различными художественно-эстетическими придумками. Внешняя отталкивающая безобразность превратилась в изощренную причудливость. Приукрашенное зло стало до такой степени походить на добро, что его изображениями стало можно безбоязненно украшать жилища, повсеместно использовать их как элементы архитектурного декора.
Тщательно скрываемый китайцами страх перед драконом обнаруживается лишь опосредованно, косвенным образом. Если бы китайцы были уверены в изначальной доброте дракона, в его непричастности к мировому злу, то вряд ли в глубокой древности возникли и просуществовали бы до наших дней ритуальные праздничные танцы с фигурами дракона, имеющие своей целью задабривание злого чудовища, выпрашивание у него различных жизненных благ.
И опять возникает немало вопросов: перестает ли зло быть злом, если его изображения задекорированы и разукрашены, если низменному и свирепому существу приписаны благообразные и возвышенные признаки? Является ли для человека благом каждодневное соседство с всюду встречающимися образами и символами закамуфлированного мирового зла? Не является ли опасной иллюзией уверенность в том, будто подобные эстетические игры дают человеку гарантии истинной экзистенциальной безопасности?
Христианская цивилизация не пошла по пути подобного наивного самообмана. В библейском откровении триединый Бог все расставил по своим местам и назвал своими именами, устранив всякую возможность двусмысленных толкований. Был точно и однозначно определен статус образа дракона как символического обозначения главного Божьего врага, сатаны.
Христианство категорически отмежевывается от дракона-дьявола, не приемлет никаких попыток эстетизации его облика, считает все формы связей людей с ним несчастьями, преступлениями, трагедиями.
Китайское сознание в этом отношении не просто безмерно толерантно, но глубоко привязано к образу дракона. В нем прочно утвердилась идея, возводящая дракона в статус прародителя китайской нации. В китайской традиции выражение «потомки дракона» не несет в себе ничего негативного, в отличие от христианского лексикона, где фразы такого рода, как «дети дьявола» или ругательства вроде «сатанинского отродья» означают обвинения в тягчайших грехах и преступлениях.
Подобные миросозерцательные расхождения проливают дополнительный свет на известную тему категорического неприятия китайскими властями любых проявлений христианства, христианской веры. Позиция антихристианского негативизма позволяет им защищаться, по мере возможностей, от любых нелицеприятных оценок образа дракона. Так они, вольно или невольно, стремятся удержаться отнюдь не на Божьей стороне.
Многовековая самоизоляция Китая от всего мира и, в особенности, от христианства привела к тому, что китайское сознание так и осталось на ступеньке языческого пантеизма и политеизма, не поднявшись до монотеизма. Соответственно вся языческая символика сохранила для него свою древнюю значимость. Утвердившаяся и затянувшаяся автаркия избавила его от потребности в пересмотре архаичного культа дракона. Когда же пришли времена атеизма-секуляризма, то привязанность массового китайского сознания к культу дракона не только не ослабла, а еще более укрепилась, что было вполне логично.
Великая китайская стена лжи
Сказываются ли на жизни современного Китая столь неординарные духовные привязанности его народонаселения? Разумеется, сказываются и при том самым непосредственным и отнюдь не положительным образом. Вот одна из иллюстраций.
Сегодня критики китайского тоталитаризма говорят не просто о склонности китайских СМИ к тотальной лжи, но о создании «великой китайской стены дезинформации». Действительно, государство, которое издавна находится внутри пространства, образованного древней стеной, похожей на свернувшегося кольцом дракона невероятной длины, ныне оказалось в аналогичном морально-политическом кольце самоизоляции информационного характера.
Великая китайская стена издавна является символом автаркии, самодостаточности, самозамкнутости, самоизоляции древнего государства. Принцип автаркии сохранил свою действенность и в условиях тоталитаризма. Он обеспечивает привычную для китайцев психологическую и культурную обособленность, поддерживает их стремление к экономической независимости от кого бы то ни было, обеспечивает твердую неуступчивость в противостоянии западным системам либерально-демократических ценностей, защищающих права человека (в том числе право на правдивую информацию) и гражданские свободы (в том числе свободу слова и совести).
С «драконической» метафорой «великой китайской стены дезинформации», опоясывающей современное тоталитарное царство лжи, перекликается библейское определение змия-дьявола как «отца лжи». Для нынешних «потомков дракона» ложь – не криминал. Китайские СМИ, зависимые от лгущих властей, побуждаемые ими к систематической лжи, не обладающие правом независимых суждений, не видят ничего предосудительного в своем подневольном положении вынужденных лгунов. Они не воспринимают навязываемый им имморализм как экзистенциальную драму духовного рабства, как что-то недолжное, недостойное, заслуживающее осуждения и нравственного протеста. Власти насаждают, а СМИ распространяют среди населения дух рабского повиновения «отцу лжи», привычку служения не добру и свету, а злу и тьме.
Отрицательная герметичность, дьявольская автаркия политической системы, отданной в полное распоряжение «отцу лжи», руководимой лжецами, производящей лжецов, отрицательно влияет на духовно-нравственное здоровье народа и интеллигенции, общества и государства. Ложь лжецов, либо не сознающих себя лжецами, либо не чувствующих за собой вины за собственную лживость, оправдывается как необходимость и преподносится как правда. И только их духовное невежество не позволяет им понимать, что это ложь не «во спасение» чего бы то ни было, а на погибель, потому что «отец лжи» не способен спасать, а может только губить, разрушать, убивать.
Бог лгать не может
Хотим мы того или нет, но культ дракона является, по сути, культом дьявола. Архивраг издавна, еще в доисторические времена взял под свою опеку огромную нацию и обеспечил ей относительно изолированное существование. В течение последних двадцати веков он препятствовал проникновению в Китай христианства и Слова Божьего. В результате разросшаяся до гигантских размеров нация так и осталась в состоянии духовного младенчества. Древне языческой культуре суждено было стать для нее духовным потолком, выше которого она так и не поднялась. Дьявол легализовал в ней свое присутствие, принял в массовом сознании вид дракона, стал в нем центральной фигурой, заселил своими скульптурными, живописными и графическими изображениями все пространство Поднебесной, весь ее культурный мир. Он побудил нацию устраивать регулярные празднества в свою честь, утвердил множество обрядов, ритуалов, традиций, заставляющих поклоняться ему, превозносить его.
Огромные силы изобретательного и трудолюбивого народа издревле и по сей день направлены на то, чтобы облечь культ звероящера в привлекательные художественно-эстетические формы, скрывающие его отталкивающую, вселяющую ужас, дьявольскую сущность. И по сей день народы мира в своем большинстве еще не ведают, с чем они будут иметь дело, когда надобность в эстетических декорациях отпадет, и эта сущность откроется в своем истинном виде.
Все эти констатации и предположения ни в малой степени не противоречат тому, что говорит о конце мировой истории Священное Писание. Божье пророчество о последнем акте исторической драмы указывает на демонический тандем двух устрашающих звероподобных существ, символизирующих мировой тоталитарное государство, которое получит огромную власть от дракона-дьявола. Спрашивается, откуда это государство возьмется? Думается, что имеются достаточно веские основания предполагать, что на эту роль вполне может быть назначен тоталитарный Китай. Дьявол издавна готовил эту силу для войны против Бога и детей Божьих. Ныне этот «засадный полк» глобальных размеров находится в состоянии полной боевой готовности.
Однако архивраг заблуждается, считая себя полновластным хозяином этой силы. Несостоятельна и его уверенность, будто эта боевая армада предназначена исполнить лишь то, что ему требуется, – истребить тех, кто верен Богу, и утвердить на земле власть тьмы и абсолютный тоталитарный сверхпорядок. В действительности финальная задача тоталитарного сверхгосударства иная – послужить в последние времена инструментом Божьего воздаяния, исполнить Его волю в соответствии со сценарием, описанным в Откровении Иоанна Богослова. У этого исторического субъекта, под чьей бы властью он ни находился, не может быть никаких иных целей, помимо Божьих. Все, на что рассчитывают дракон-дьявол и его вассалы, Господь обещает в Своем пророческом Слове решительно пресечь. А «обещание Его и клятва Его непреложны, ведь Бог лгать не может» (Евр. 6:19).
Автор - Владислав Аркадьевич Бачинин - доктор социологических наук, профессор
Телеграм канал газеты "Мирт": https://t.me/gazetaMirt
Поддержать газету: https://gazeta.mirt.ru/podderzhka