Caveat Lector

(лат. будь бдительным, читатель)

 

Чтение Библии может принести нам много неприятностей, если мы не читаем ее должным образом. Христианская община обеспокоена не только тем, чтобы мы в принципе читали  Библию, но и тем, как мы ее читаем. Недостаточно просто вручить человеку Библию с указанием: «Читай ее». Это так же безрассудно, как дать какому-нибудь недорослю ключи от «Хонды», подвести его к автомобилю и сказать: «Садись за руль и езжай». И так же опасно. Когда мы держим в руках какой-то механизм, опасность заключается в том, что мы можем воспользоваться им неграмотно, угрожая своей жизни и жизни людей вокруг; или же, опьяненные властью данной нам технологии, мы будем использовать ее безжалостно и насильственно.

Печатное слово — это тоже технология. Мы открываем Библию и обнаруживаем, что держим в руках Божье слово, в наших руках. Теперь мы можем им управлять. Легко предположить, что мы теперь властны над ним, можем употреблять его и по своему усмотрению решать, где, когда и по отношению к кому применять его, не обращая внимания на целесообразность этого или на обстоятельства.

Автомобиль «Хонда» представляет собой нечто большее, чем технология сборки. И Библия больше, чем просто технология печати. Машинную технологию «Хонды» окружает мир гравитации и инерции, показателей и скорости, поверхностей и препятствий, «шевроле» и «фордов», правил дорожного движения и дорожной полиции, других водителей — трезвых или пьяных, снега, льда и дождя. Для того чтобы управлять автомобилем, нужно иметь навыки, превосходящие умение повернуть ключ зажигания и нажать педаль газа. Те, кто не знает этого, либо быстро погибают, либо становятся калеками.

Точно так же и те, кто не осведомлен об условиях, скрытых в технологии Библии, представляют опасность для самих себя и для окружающих. Поэтому, раздавая Библии и побуждая людей к чтению, крайне важно говорить им caveat lector — будь бдителен, читатель.

 

Людей, покупающих на рынке овощи и мясо, ковры и юбки, лошадей и автомобили, из года в год предупреждали их опытные родители и родители их родителей: caveat emptor, что означает «будь бдителен, покупатель». Рынок изнутри не всегда такой, каким кажется снаружи. На рынке происходит нечто большее, чем простой обмен товарами. Продавцы и покупатели редко преследуют одни и те же цели и руководствуются одними и теми же принципами. К тому же продавцы не действуют в интересах покупателя. Caveat emptor — будь бдителен, покупатель.

И да будет осмотрителен читатель. Одних печатных страниц и умения отличать существительные от глаголов недостаточно. У меня может быть Библия в сафьяновом переплете, за которую я заплатил пятьдесят долларов, но это не значит, что я владею словом Божьим и волен распоряжаться им, как захочу, — Бог суверенен. Слова Бога — не моя собственность. Слова, напечатанные на страницах моей  Библии, свидетельствуют о живом и действенном откровении Бога о творении и спасении, Бога любви, Который стал Словом, воплотившемся в Иисусе, и я не должен об этом забывать. Если в своем чтении Библии я утрачиваю связь с этой жизненностью, если я перестаю слушать живого Иисуса, подчиняться Его власти и отвечать на Его любовь, я становлюсь высокомерным в своем знании и безличным в своем поведении. Ошибочное чтение Библии во имя христианской жизни причиняет колоссальный ущерб. Caveat lector — будь бдителен, читатель.

 

Вопрос, который задал Иисус религиозному учителю (nomikos), повстречавшемуся ему однажды на пути в Иерусалим и начавшему допрашивать Его, обращает наше внимание на этот момент: «как читаешь?» (pōs anaginōskeis, Лк. 10:26). Как читаешь?, а не что ты только что прочитал?.

 

Вот еще одно caveat, предостережение, которое необходимо сообщить: слова написанные — это мертвые слова. В них нет жизни — «буква убивает» (2 Кор. 3:6). Чтение как таковое, даже если речь идет о чтении Библии (может быть, даже особенно, если речь идет о чтении Библии), — не что иное, как благочестивая прогулка по кладбищу и снятие отпечатков с надписей на древних надгробных памятниках и плитах. Все эти написанные слова, спрятанные в книгах мира, похороненные в библиотеках мира, — мертвые слова. Но не всё так плохо: это не просто мертвые слова, это мертвые слова, ожидающие воскресения, потому что «дух животворит» (2 Кор. 3:6).

 

Еще одно caveat lector. Написанные слова резко вырваны из своего первоначального контекста, то есть живого голоса. А в слушании живого голоса заключено гораздо больше, чем в чтении написанного слова. Слова сказаны и услышаны до того, как они записаны и прочитаны. Язык использовался в устной речи намного раньше, чем в письме. До сих пор существуют народы, которые вполне сносно обходятся без письма, но ни один народ не выживает без устной речи. Слова в первую очередь  — это устный/слуховой феномен. Большинство слов в нашем Писании изначально не было сформировано в письме — их произносили и слышали. Так называемый библейский мир, в котором мы ориентируемся посредством Библии, не имел Библии, которую мог читать. Многие и многие поколения наших библейских предков верили, повиновались и поклонялись Богу без манускрипта. Да, у них было слово Божье, но они его слышали и слушали. Слово Бога приходило к ним посредством голоса. Нам нужно периодически напоминать себе об этом, чтобы мы не утратили связи с первоначальной устностью Божьего слова в нашей жизни.

 

Однако в письме исчезают не только тембр, тон и ритм личного живого голоса, в нем пропадает всё сложное хитросплетение других голосов, гудящих как фон: детей, встревающих в разговор с просьбами и вопросами, пения дроздов, звука дождя, барабанящего по крыше, аромата можжевельника, пылающего в очаге, аромата вина и хрустящей корочки хлеба, сопровождающих беседу за столом. Как только слово и предложение записываются, они оказываются оторванными от своего источника и ложатся на страницу так же изолированно, как экспонат в музее или образец в лаборатории. В музее и лаборатории мы считаем такое выделение предмета из контекста преимуществом: теперь мы можем прикрепить к нему ярлык, обозначить его свойства, взять в руки, повернуть так и эдак на свету, взвесить его, измерить и всё записать. Когда речь идет о камнях и костях, керамических осколках и компьютерных чипах, образцах крови и мочи, то есть о вещах, то чем меньше контекста, тем более точным будет наш анализ. Контекст загрязняет и препятствует точности. Но со словами всё иначе. Поэтому caveat lector.

Слова по своей природе неоднозначны. Они никогда не бывают  абсолютно точными: характер говорящего человека влияет на то, как его слова будут истолкованы; внимательность и ум слушающего влияет на то, как эти слова будут осмыслены; место, погода и обстоятельства вместе взятые оказывают влияние и на речь, и на ее восприятие. Чем больше у нас «контекста» в использовании языка, тем вероятнее, что мы поймем его правильно. Едва скрываемое раздражение, нервное постукивание пальцами по столу, заминки и паузы, жесты, улыбки и гримасы являются неотъемлемой частью этого процесса. Но как только слова перекладываются на бумагу, всё это или, по крайней мере, львиная доля этого, пропадает. Даже если контекст описан, сложная спонтанность и замысловатость взаимодействия оказывается утрачена. Это значит, что записанное слово — слово умаленное. Записанное слово меньше слова сказанного, а иногда и вовсе другое слово. Уолтер Онг дал тщательную оценку колоссальной разницы между слышанием слова и его прочтением:

 

«Мы самые неприкаянные пленники образованной культуры, в которой выросли. Даже прилагая неимоверные усилия, современный человек с большим трудом может, а во многих случаях и вовсе не может, почувствовать, что есть устное слово. Он воспринимает его как видоизменение чего-то, что обычно написано или должно быть написано».

 

Именно поэтому многие из нас предпочитают написанные слова словам сказанным. Так проще: мы в большей степени ощущаем свою власть, и нам не нужно иметь дело с проблемами трудных, нервных или несносно скучных людей. Если нам не нравится то, что мы читаем, мы можем захлопнуть книгу и взять другую — или вместо этого пойти в магазин, прогуляться или час покопаться в саду.

Но caveat lector: мы не читаем Библию для того, чтобы превратить свою жизнь в то, что удобно для нас и с чем нам легко управится — мы хотим приобщиться к великим невидимым сферам Троицы, парящему благоговению ангелов, причудливой шероховатости пророков и... к Иисусу.

Первая притча Иисуса в каждом из трех первых Евангелий подчеркивает, что  центральное положение слова Божьего в нашей жизни выражается не в чтении, а в слышании: «Кто имеет уши слышать, да слышит!» (ср.: Мф. 13:3–9, Мк. 4:3–9, Лк. 8:5–8). Подобным образом заканчивается каждая проповедь Иоанна с Патмоса, обращенная к семи церквям: «Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам» (Отк. 2:7,11,17,29; 3:6,13,22). Мы слушаем, когда кто-то говорит с нами; мы читаем, когда кто-то нам пишет. Сначала имеет место разговор. Письмо — производное устной речи. И если мы стремимся ощутить полную силу слова, слова Божьего, мы должны возродить атмосферу его устности.

Несколько лет назад я был руководителем одной из молодежных групп в летнем палаточном лагере. Директор лагеря купил по скидке огромное количество дегидратированных продуктов в магазине армейских излишков. Однажды вечером я в кладовой выбрал на ужин свиные отбивные, тонкие, как бумага, высушенные отбивные, достаточное количество для того, чтобы накормить изголодавшихся четырнадцатилетних ребят, при том что вся упаковка весила всего пару сотен граммов. В инструкции было сказано, что нужно их замочить в ведре воды на один час, что мы и сделали. Мы с изумлением наблюдали, как они впитывали в себя воду и преображались в крупные, сочные отбивные. Все ожидали прекрасного заключения утомительного, проведенного в пути дня. Мы все сгорали от нетерпения. Уже был готов костер, и тлели горячие угли. Мы разложили шесть отбивных на большую сковороду и поставили на угли. Как только жар проник через дно сковороды, отбивные на ней буквально исчезли — за две минуты вся вода испарилась, и перед нами остались лежать тонюсенькие, как бумага, ломтики свинины в том виде, в каком мы достали их из упаковки.

В каком-то смысле Писание — это иссушенное, обезвоженное слово Бога, из которого извлечен весь первоначальный контекст: живые голоса, звуки города, фырканье верблюдов на базаре, несущих пряности из Шебы и золото из Офира, аромат чечевичной похлебки, медленно кипящей на кухне, — всё это сжато до знаков на тонкой, как луковая шелуха, бумаге. Мы пытаемся снова напитать их водой; мы берем это Писание и проводим час в библейском изучении с друзьями или наедине в молитвенном чтении. Но проходит пять минут, и мы уже идем на работу, погруженные в дела дня, которым эти слова, казалось, обещали быть поддержкой, однако от этих слов уже мало что осталось — только чернила на тонкой бумаге. Мы обнаруживаем, что у нас есть слова Библии, но нет мира Библии. И в словах как таковых нет ничего плохого, просто без библейского мира — переплетенных историй, звучащих эхом молитв и поэзии, искусного грома Исаии и причудливых видений Иоанна — слова похожи на семена из притчи Иисуса, которые, упав при дороге, на каменистой почве или среди терния, не пускают корней в нашей жизни.

Lectio divina — это напряженное усилие, направленное христианской общиной («суровая дисциплина» Остина Фаррера) на то, чтобы пропитать Писание водой, чтобы оно могло сохранять свою изначальную силу и форму на солнцепеке, достаточно долго удерживать свой контекст, чтобы он мог проникнуть и впитаться в наш контекст — в мир, который мы населяем, в шум голосов погоды и повседневной работы, который наполняет нашу жизнь. Но для этого нужно больше, чем один час в ведре. Lectio Divina — это метод жизни, которая развивается «по Писанию». Это не просто навык, который мы совершенствуем, открыв перед собой Библию, — это жизнь, соответствующая Слову, ставшему плотью, о котором свидетельствует Писание. Послание к Евреям сообщает нам, что слово Божье появилось, когда «Бог, многократно и многообразно говоривший издревле отцам в пророках, в последние дни сии говорил нам в Сыне... Посему мы должны быть особенно внимательны к слышанному...» (Евр. 1:1–2; 2:1; курсив автора. — Примеч. пер.). Эти произнесенные слова переданы нам «таким облаком свидетелей» (Евр. 12:1) и теперь записаны в нашем Священном Писании. Задача lectio divina — добиться того, чтобы эти слова, изначально написанные чернилами, а теперь переписанные кровью, были услышаны и выслушаны.

 

Из книги «Искусство духовного чтения», Мирт, 2015