Евангельский эпизод очищения Храма (изгнание меновщиков и торговцев) сегодня, после текстов Н.Т. Райта, понимается по-новому. Как он понимался прежде?
Предполагалось, что Иисус этим очищением порицает махинации, связанные с материальной наживой в рамках религиозной системы. В таком смысле очищение Храма является хоть и относительно важным, но все же рядовым эпизодом в служении Христа, который гипотетически можно было бы даже опустить, и носит частный характер.
Такое традиционное понимание, кроме всего прочего, плохо объясняет сам эпизод: он продолжает вызывать некоторое недоумение. Прежде всего, само поведение Иисуса выглядит странно: чего Он хотел достичь?
Н.Т. Райт выдвигает очищение Храма с периферии служения Иисуса практически в центр и усматривает в нем гораздо более глубокие смыслы. Для начала осознаем, чем же является очищение Храма в жанровом отношении.
Разумеется, это пророческое действие. А значит – символическое. Ведь понятно, что торговцы потом туда спокойно вернулись. Но если оно пророческое и символическое, то что же оно символизирует и о чем это пророчество?
И вот здесь нужно усмотреть принципиальную связь этого действия со словами «разрушьте храм сей». Фундаментальная ошибка при интерпретации эпизода заключается именно в том, что этой связи не видят. На самом же деле, пророческое действие призвано проиллюстрировать то, о чем эти слова: о разрушении Храма. Опрокидывая столы и размахивая бичом, Иисус символически инсценирует разрушение Храма, которое и произошло в 70-м году.
А вот теперь надо задуматься о том, что же, собственно, Иисус осуждает? Неправильный обменный курс у меновщиков или хитрую торговлю жертвенными животными? Весьма сомнительно!
Храм – центр духовности Израиля. Значит, речь должна идти о вещах центральных, фундаментальных. Нельзя в этом эпизоде усмотреть и заботу Иисуса о некоем уважении к «святому месту» (к чему также любят сводить весь смысл этого текста). А нельзя усмотреть потому, что весь контекст – как канонический контекст Нового Завета, так и исторический контекст – этому противоречит.
Храм действительно должен быть разрушен, и в Новом Завете мы находим все что угодно, но только не плач по этому поводу. Мы находим глубокое осмысление закономерности этого разрушения. Это и проповедь Стефана, и Откровение Иоанна, и слова самого Иисуса, сказанные в ответ на восторги учеников по поводу этих «камней и зданий». Усмотреть в очищении Храма нравоучение об уважении к святыне – значит ничего не понять.
И вот здесь ключевыми словами будут, конечно же, слова о «вертепе разбойников». Раньше их было принято понимать излишне метафорически: разбойниками тут называются именно менялы и торговцы. Но почему?
Основания для такого метафорического переноса чрезвычайно слабы. Вероятно, следует подумать о том, что мы поймем слова о вертепе разбойников, если увяжем их с самим разрушением Храма. Мелкие махинации не могут иметь непосредственной связи с ним. Разрушение Храма оказалось в ряду тех следствий, которые имело вооруженное восстание против Рима.
В контексте этого слово «разбойник» должно прочитываться в том смысле, в котором оно прочитывается, когда речь идет о разбойниках, распятых со Христом. Что это были за разбойники? Вспомним, что народ просил освободить Варавву (то есть со Христом распяли сообщников Вараввы). Но обычные уголовники не будут пользовать такой народной любовью. А пользуются ею народные освободители, идейные экстремисты и т. п. И именно их деятельность привела к краху 70-го года.
Итак, Н. Т. Райт предполагает, что «вертеп разбойников» – это метафора с гораздо более прозрачной мотивацией. Храм был идеологическим центром национального освободительного движения, в том числе и экстремистского!
Такое предположение не произвольно, а глубоко логично: религиозная идеология иудаизма подразумевала сознание своей исключительности как избранного Божьего народа. Но далее возникает одна проблема, которая в еврейской Библии была прекрасно осознана, что нашло выражение, в частности, в Книге пророка Ионы.
Проблема заключается в том, что миссия избранного народа – возвещать своего Бога другим народам, быть светом для них, а вовсе не замыкаться в своем религиозном самодовольстве, убегая от подлинной миссии, как бежал Иона от призвания Божьего.
Иона, как известно, был проглочен рыбой, что означает «проглатывание» Израиля языческой империей. И тогда Иона был ВЫНУЖДЕН нести слово Иеговы этим язычникам. По поводу же Своих современников Иисус, как мы знаем, говорит:
«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хоть одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас» (Мф. 23:15).
Иными словами, Иисус констатирует провал миссии, провал, осуществленный духовными лидерами нации. На этом фоне СИЛОВОЕ противостоянии Риму означает окончательное признание этого провала и полную отмену миссии как таковой, то есть окончательный отказ от призвания Божьего.
Как видим, все очень серьезно: речь далеко не о завышенной цене на жертвенную корову. Да, идея торговли в Храме интересна, но и торговлю нужно понимать шире – это торговля идеологией. Религиозная система предлагает некий идеологический продукт, который должен обслуживать те или иные политические интересы. В случае Палестины I века таким продуктом была непреложная вера в собственную духовную исключительность и чрезвычайная гордость за эту исключительность. (Что-то нам это напоминает, не правда ли?) Эгоцентрическая озабоченность собственной исключительностью – то, без чего немыслимы движения фарисеев, ессеев и, видимо, всех прочих группировок в иудаизме I века.
Но здесь для нашего современника – ужасный скандал. Мы воспитаны на известных идеалах. «Народно-освободительное движение» для нас – ценность, на которую нельзя посягать. В последние века из Иисуса охотно делали революционера, но вдруг оказалось, что Он – «коллаборационист»!
Заметим, что именно в контексте изложенной логики становятся понятными призывы Христа подставить левую щеку, отдать последнюю рубашку и пройти «второе поприще»: это явная ссылка на РИМСКИЕ реалии. Например, римский солдат мог потребовать от иудея нести его поклажу одно поприще (полтора километра). И когда после этого говорится: «…любите врагов ваших» (Мф. 5:44), – эти враги уже вполне конкретно предстают перед нами в облике римской военщины.
Здесь надо сделать одно отступление. Мы привыкли думать, что Иисус обращается «к отдельной человеческой душе» во вневременном контексте. Но Иисус – пророк нации и Мессия Израиля. Он обращается к нации, к народу, и обращается в конкретной исторической ситуации. И только в свете этого мы можем правильно понимать Его слова и действия.
Мы уже сказали, что образ Иисуса-«коллаборациониста» нас смущает. Но попытаемся посмотреть трезво. Нас приучили к тому, что нужно с придыханием говорить о всяких народных восстаниях, даже в том случае, если они терпят крах, приводят к гибели многих тысяч и влекут за собою ужасающие последствия.
Сегодня для кого-то будет новостью, что Иисус проповедовал не высокие надличностные идеалы, а абсолютную ценность жизни конкретных людей и трезвый взгляд на мир. Когда мы читаем притчу о царе, идущем с десятью тысячами на войну против другого царя, у которого двадцать тысяч (Лк. 14:31), мы видим именно трезвый взгляд. Восстание против Рима обречено и будет иметь катастрофические последствия.
Наконец, обратим внимание на то, в каком контексте находится эпизод очищения Храма у Луки (19-я гл.):
«И когда приблизился к городу, то, смотря на него, заплакал о нем и сказал: «О, если бы и ты хоть в этот твой день узнал, что служит к миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих, ибо придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами, и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего».
И, войдя в храм, начал выгонять продающих в нем и покупающих, говоря им: «Написано: „Дом Мой есть дом молитвы“, а вы сделали его вертепом разбойников».
Как видим, очищение Храма идет непосредственно за обращением к Иерусалиму, не желающему МИРА. А это обращение соотносится с другим обращением (13-я гл.):
«Иерусалим! Иерусалим! Избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Вот, оставляется вам дом ваш пуст».
Собственно, Иисус здесь говорит о Себе как о пророке. В контексте же сказанного явно следует сделать вывод, что Его главное пророчество – именно о разрушении Храма.
Иногда полезно думать о том, чего нельзя представить в устах Иисуса. На самом деле – очень многого, что мы слышим из уст церковных лидеров. Но сегодня я скажу ужасную вещь: в устах Иисуса нельзя представить и привычных для нас красивых фраз о необходимости «умирать за государство»…
Но вот здесь нужно увидеть и другую сторону медали. Иисус ведь говорил о том, что придется и умирать. В частности – умирать за Него. За исповедание Царем и Сыном Бога Его (а не римского императора). Поэтому здесь мы приходим к сложнейшей теме, осознание которой сегодня напрочь отсутствует у многих христиан и целых церквей.
Да, пора забыть безграмотные лозунги о «Церкви вне политики». Первая Церковь свято хранила истину о том, что нельзя идти на компромисс с сатанинской властью, которая требует воздавать ей божественные почести (напомню: римский император требовал почитания себя как «сына бога», «спасителя» и «господа», то есть присваивал себе именно Христовы титулы). Церковь не может соглашаться с ложью, возвещаемой властями. Даже молчаливое согласие с ложью не может быть оправдано лозунгом «мы вне политики». Израильские пророки приходили к царям, чтобы говорить ПРАВДУ. Сегодня мы прекрасно видим, что борьба правды и лжи – это борьба, разумеется, ПОЛИТИЧЕСКАЯ.
Но есть и противоположная проблема – когда Церковь начинает обслуживать чью-то идеологию. И здесь неважно – идеологию властную или «народно-освободительную». Церковь не вне политики, потому что она не вне жизни. (А жизнь от политики неотделима.) Но Церковь не может превращаться в служанку как политики, так и – шире – идеологии. Она не должна становиться рупором идеологии.
Не должна она этого делать по понятным причинам: идеология призвана поработить человека, подчинить его себе, своим прагматичным целям. Но Господь не терпит такого подчинения человека всему тому, что оказывается в итоге обычным идолом. Христос призывает к разумному и осмысленному взгляду на жизнь, а именно разумного и осмысленного взгляда не терпит идеология, ибо она принципиально находится вне категорий разумности, представляет собой совокупность иррациональных ценностей, за которые в идеале всегда надо именно умирать (по возможности – не рассуждая).
Собственно, скандальность христианства именно в этом. Христианство не может выступать в роли департамента идеологии, а значит – христианством будут недовольны носители любых идеологий (в том числе враждующих). Иррациональные идеологические ценности – это ценности по определению мнимые.
Невозможно проповедовать об освобождении человека Христом, соединении человека со Христом, о жертве Христа за каждого конкретного человека – и при этом ставить человека в услужение мнимым иррациональным ценностям, за которыми стоят категории власти, государства, нации, корпорации и всех прочих структур, для которых человек всегда будет только средством.