Недавно я задался вопросом, почему мне так близок кинематограф Тарковского? Я посмотрел множество кинокартин режиссеров, которые даже эстетически близки Тарковскому. Я посмотрел всего Ингмара Бергмана, которого Тарковский сам считал своим учителем и картины которого очень высоко ценил.
Я смотрел почти всего Сокурова, ученика Тарковского (кстати сказать, Андрей Арсеньевич только его одного называет своим учеником, не смотря на то, что вел режиссерский курс и читал лекции, которые потом издал другой режиссер Константин Лопушанский).
Я смотрел Феллини, с которым сотрудничал Тонино Гуэро, писавший с Тарковским сценарий «Ностальгии» и который считал Феллини очень близким Тарковскому по духу. Кстати, сам Тарковский ценил кино Феллини.
Но ни один из этих режиссеров так не полюбился мне, как Тарковский.
Я полюбил картины Тарковского очень рано - еще в школе. Мне повезло. Однажды я попал на ретроспективы его фильмов (был я тогда, кажется, в классе 8). Я посмотрел все фильмы Андрея Арсеньевича, начиная со студенческих работ, которые он снял со своим однокашником Александром Гордоном (это не тот, что ведет сейчас передачи на телевидении).
Сначала это были «Сегодня увольнения не будет» и «Убийцы» по Хемингуэю, потом его дипломная работа «Каток и скрипка». Потом пошли уже его абсолютные шедевры – «Иваново детство», который я до сих пор считаю самым сильным фильмом о войне. «Солярис» стал моим любимым фантастическим фильмом. «Сталкер» изменил мое мнение о фантастике в принципе, и я стал после него читать Стругацких.
Почему я люблю кино Тарковского? Он необычайно поэтичен и лиричен. Тарковский умел необычайно красиво снимать обычные вещи. Он был великим символистом и трагиком, но он видел и смешное, и красивое вокруг себя.
Его интересно смотреть всегда. Его кино необыкновенно красиво и гармонично, и у него нет чернухи, хотя есть драма, есть грязь, есть жестокость, есть зло, но в нем очень много добра. Именно поэтому с ним никогда не сравнится, например, кино того же Балабанова.
И еще, Тарковский научил меня любить красоту, любить и понимать ее, видеть ее. Он научил меня видеть Бога во всем, что вижу вокруг себя.
В моем культурном пространстве два великих художника так тесно переплелись, что отделять их друг от друга я даже не пытаюсь. Это художник Питер Брейгель (Старший) и Андрей Тарковский.
Культурный код самого Тарковского очень сложен и многослоен. Его творческий мир пронизывают самые разные художники разных эпох. Они составляют многослойную матрицу. Но Тарковский никогда и никого слепо не копирует, поэтому так сложны бывают его кинокартины для восприятия неподготовленному зрителю. Шифр к пониманию кода Тарковского находится в его культурном пространстве. Но когда ты подбираешь ключ к пониманию послания режиссера, все сразу становится ясно и понятно, пронзительно и прозрачно.
Приведу пример такого кодированного послания в фильмах Тарковского. Ни для кого уже не секрет, что концовку своего фильма «Солярис» Андрей Тарковский взял из картины гениального художника Рембрандта Харменса Ван Рейна «Возвращение блудного сына». Крис Кельвин, стоящий перед отцом на коленях у родного дома среди океана Солярис.
Но мало кто знает, что в середине фильма Тарковский использовал другую картину великого живописца – «Автопортерт с саскией на коленях» (1635). Эту картину он использовал в эпизоде невесомости на Станции. Кстати сказать, для понимания этого фрагмента Тарковский дает множество подсказок в кадре - от живописи Брейгеля до иллюстраций в книгах, летящих по воздуху.
Рембрандт изобразил на картине, как веселый кавалер с девушкой на коленях держит в руке бокал. На праздничном столе пирог с павлином. Пирующие сидели спиной к зрителям, теперь они повернулись лицом, чтобы выпить за наше здоровье.
Удивительно, но об этой работе известно доподлинно очень мало. Неоспоримо, в частности, авторство Рембрандта, есть сведения, что он хранил ее у себя, не желая продавать, потому, быть может, что картина была ему дорога.
Ее часто называют «Автопортретом с Саскией на коленях». Возможно, супруги устроили маскарад ради забавы, следуя моде на сцены из придворной жизни, а может, прославляя свой достаток.
Однако есть и другая версия: на картине будто бы изображен блудный сын, проматывающий наследство. В таком случае, глядя на веселую сцену, мы вряд ли можем догадаться, чем кончится эта история. Первоначальное название картины «Блудный сын в краю далеком».
И вот тогда становится понятен и прозрачен финал фильма – Тарковский проводит героя через все этапы духовного странствования блудного сына, приводя его домой, к Отцу. Это становится глубокой духовной притчей о человеке и Космосе, а скорее даже о Человеке и Боге.
Но и Брейгель, его эстетика и идеи, очень сильно пронизывают все творчество Андрея Тарковского. У каждого человека чувство прекрасного свое, глубоко внутреннее, я бы даже сказала интимное. Но ведь красота - это абсолют, это наше восприятие ее разнится.
Моя любимая картина - это «Охотники на снегу» Брейгеля. Как объяснить человеку, что эта картина не просто прекрасна, а гениально прекрасна?
И действительно, как сказать о том, что в этой картине Брейгель через обыденность, через бытовые детали передает гармонию взаимоотношений с Богом? Ведь эта картина была иллюстрацией к «Часослову».
В этой картине все прекрасно - птицы, летающие в небе, люди, весело катающиеся по зимнему льду, охотники, возвращающиеся с охоты, кузнецы, раздувающие меха в кузнице. Для Брейгеля нет неважных деталей. Он считает, что все, что мы видим и чувствуем вокруг, является лишь отражением нашего внутреннего мира - либо покоя и умиротворения, либо хаоса и безобразия.
У Брейгеля эстетические критерии бытия доминируют над всеми другими его измерениями. Истина, Добро и Бог оказываются производными Красоты. Другими словами, идеал для Брейгеля — Красота (конечно же, со своими ипостасями: Прекрасным, Великим, Трагическим, тенями и полутенями, безобразным, комическим, низменным, уродливым, болезненным).
Пожалуй, от Брейгеля, через его творчество, идет вечное: «красота спасет мир», вернее, «красота творит мир». У Брейгеля не было ни предшественников, ни последователей, если иметь в виду те основополагающие параметры пространства и времени, которые только эстетически реальны, в пределах которых разворачивается и существует брейгелевский мир.
Кстати, пространство и время произведений Брейгеля абсолютно статичны, как фотокадр под мгновенной вспышкой. Поэтому они (эти параметры эстетического бытия) предельно напряжены с очень четкими, до пестроты и ряби в глазах, контурами.
Обычно о Брейгеле принято говорить, что он «творчески переработал уроки итальянской живописи», он «глубоко национальный художник», опирающийся на нидерландские национальные традиции и фольклор. В его произведениях сквозят юмор, гротеск; они и лиричны, и эпичны одновременно.
Андрей Тарковский, восхищавшийся Брейгелем, одной из мизансцен «Зеркала» сделал брейгелевских «Охотников на снегу», развив деталь картины Брейгеля — доска, готовая вот-вот оборваться с крыши дома — до завершения (через целый ряд логической цепочки вероятностных событий). На переднем плане этой мизансцены у Тарковского находится мужчина. Видно, как пульсирует мозг через костный дефект черепа. Брейгелевское напряжение у Тарковского становится в один психопатологический ряд тревоги и скрытого ужаса, так часто охватывающих героев Достоевского: в «Зеркале» идиот органически вписывается в брейгелевскую атмосферу.
Из частных бесед с Андреем Тарковским известно, что Брейгель и Достоевский стояли для него рядом. Достоевский («Бесы») невольно вспоминается при созерцании «Битвы Масленицы и Поста».
В брейгелевском мире уютно, даже когда он предстает таким, как на полотнах «Пасмурный день» и «Возвращение стада». Там и там неминуемая гроза, гром, молнии, дождь, возможно, что и бури грянут. Ну и что? Это жизнь! Так утверждает Брейгель. Это — реальная жизнь и потому она — прекрасна. Нужно адекватно, без суеты и истерии, по-деловому (как делают на указанных полотнах персонажи Брейгеля) быть готовым к любым природным катаклизмам.
Андрей Тарковский в одном из интервью как-то сказал о своем творчестве: «Я полагаю, что все мои фильмы говорят, в сущности, об одном и том же: люди не одиноки в этом мире и не брошены в пустом мироздании на произвол судьбы. Напротив. Они связаны бесчисленными нитями с прошлым и будущим, а всякая отдельная судьба так или иначе вписана в контекст развития всего человечества».
Чувство прекрасного и правда у каждого свои, но есть и абсолюты. Для меня фильмы Тарковского и картины Брейгеля (особенно его работы на евангельские сюжеты) - творческий абсолют красоты, воплощение медитативной гармонии. И главное - чувство прекрасного не дается просто так. Оно воспитывается в самом себе и это очень важно.
«Истина, выраженная красотой, загадочна, она не может быть ни расшифрована, ни объяснена словами, - считал Тарковский. - Но когда человеческое существо, личность оказывается рядом с этой красотой, сталкивается с этой красотой, стоит перед этой красотой, оно ощущает ее присутствие, хотя бы по мурашкам, которые пробегают по спине. Красота — словно чудо, свидетелем которого невольно становится человек. В этом все дело».
Воспитывая в себе чуткость к красоте, переживая ее влияние на свою душу, важно иметь этот навык к прекрасному, навык к неспешности. Для этого нужно время и труд над собой, но это всегда воздается сторицей.