У Цветаевой, конечно, «имя твоё – птица в руке». Но, если говорить об имени Божьем, то, скорее, птица на далеко высунутом языке. Коготочки вонзаются в язык, клювом в нос, в нос, в нос, чтобы не царствовал, лёжа на боку.

С первых же строк Евангелия с именем Божьим такое противоречие, что всякие там разночтения с воскресением меркнут. В первой главе первого евангелия сперва – «наречешь имя Ему Иисус», а через фразу – «нарекут имя Ему Еммануил».

Место человека в мире выражено библейским рассказом о том, как Бог приводит к Адаму животных, чтобы тот нарёк им названия. Еще не одошманены козы и кошки, а Адам уже в поте лица придумывает: мэнские енотовидные, шотландский терьер, русские борзые, тираннозавр рекс… Бог в удивлении качает головой – откуда только у Адама такие словосочетания в голове берутся…

А вот чего Адаму не поручалось – так это дать имя Богу.

Граница между культурой и бескультурьем, то есть, собственно, между Адамом и обезьяной, пролегает именно по имени. Обезьяна называет все так, как ей удобнее, – поэтому остаётся обезьяной, чьи знакомства не простираются дальше небольшой стаи. Человек называет все так, чтобы было удобнее ближнему, – поэтому ближних у человека в потенции весь мир. Только все, чему даются имена, делится на три очень разных разряда.

Точные – естественные – науки дают имена, не спрашивая тех, кому и чему дают. Эти имена должны быть максимально точными – поэтому эти науки точными и называются. Точность обеспечивается человеческим согласием относительно терминов.

Гуманитарные науки никаких имен не дают, они изучают имена, которые люди дают самим себе и окружающему миру. В этом отношении гуманитарные науки – гуманисты, то есть нормальные современные люди, которые определяют вежливость как обращение к другому в соответствии с его, другого, пожеланиями. Хочет человек, чтобы я его называть Великим Демиургом Неба и Земли – я его права на такое называние не отрицаю, но сам молчаливо удалюсь и не буду ему говорить, как я бы его назвал. Впрочем, если этой мой сын или отец сошел с ума, куда я денусь! Буду его так называть, мир от этого не рухнет, с ума никто не сойдёт, кроме тех, кто уже сошел.

В древнем мире сменить имя – это как второе рождение. Это даже несколько обидно для биологических родителей – принял человек монашество и имя сменил, от них отрекся, Бог теперь у него и отец, и мать. В современном мире сменить имя – как сменить квартиру, город, страну. Никто не обижается – ну, захотел человек, это его личное, внутреннее дело, он же все равно остается моим другом, родственником и т. п.

Третий разряд состоит из одного-единственного предмета – не предмета, существа – не существа, а, откровенно скажем, из Бога.

Почитание имени Божьего – явление древнейшее. Настолько древнее, что евреи, поскольку не записывали имени Ягве с гласными, утратили в ходе всяких катастроф знание того, какие это были гласные, так что «Ягве» - это очень гипотетическая реконструкция.

Взгляд на Бога как нечто, что может и должно быть названо одним-единственным образом, есть взгляд ученого на неодушевленный предмет. Так на Бога глядят многие богословы – не из лучших, скажем прямо. Эти богословы щедры ругать тех, кто не почитает правильного имени Божьего, отклоняется в произношении и написании онаго и вообще либеральничает.

Есть противоположная крайность – вера в то, что у Бога бесчисленное множество имен, так что если когда-нибудь удастся все эти имена узнать и перечислить, наступит конец света. В смысле, нельзя их все перечислить.

Истина лежит не посередине, истина лежит в хлеву, «яслях» по-церковнославянски. Как хлев остается хлевом, хоть яслями его назови, хоть вертепом, так Бог остается Богом – непознаваемым, невыразимым, необозначаемым – хоть Богом назови Его, хоть нет.

Бог не разрешает человеку давать Себе имя, но Бог побуждает человека в каждом слове открыть Имя Божьее. Даже Иуда? Даже. «Иуда» - «Лев», а «лев» - одно из имен, которые издревле прилагали к Богу. Так что Бог – и Иуда, и Владимир Ильич Ленин, и Пол Пот с Гитлером, и даже баба Маня из соседнего подъезда, пьяница, матерщинница и садистка. У нее возможностей нет, какие у классиков деспотизма были и есть, а то бы слава Сталина померкла. Но и она – Бог, и ее имя – Божье Имя, единственное и неповторимое.

А вы думали, «образ и подобие Божие» - это так, лирика-мирика? Это вот именно что открываешь паспорт – а с фотографии на тебя смотрит Бог. Человек есть паспорт Божий, - вот как надо переводить «образ и подобие».

Ищешь Бога, находишь – а иногда Он тебя дергает и находит, неважно, это чередуется как правая нога и левая нога – и протягивает тебе Бог Свой паспорт, и ты изволь перед каждой дрянью благоговеть. Ну, благоговеть дело нехитрое и не мешает морду набить, так ведь про морду Бог отдельно сказал – не набей! Точно такой заповеди среди Моисеевых, правда, нет, но по совокупности они же именно об этом.

Имя Божье открывается в именах тех, кого мы любим, и тех, кого ненавидим. Имя Божье открывается по-разному и по-разному должно быть произносимо утром и вечером, в бедности и в богатстве, в здоровье и в болезни. Не обязательно каждый раз по-разному, но обязательно – всегда, постоянно и во веки веков, чтобы не было скотства и бесчеловечности, а были эти самые веки веков вечные и превечные.

https://www.facebook.com/james.krotov