Трактат, который существует, хотя и не был написан

Чем далее мы отодвигаемся от того момента, когда душа крупнейшего грузинского философа ХХ века Мераба Мамардашвили (1930-1990) перелетела из времени в вечность, тем явственнее ощущаем притяжение наследия крупной, яркой, воистину уникальной личности мыслителя.

Прочно связанный с теплым, благословенным грузинским югом и с холодным, немилосердным севером евразийской империи, а также с европейской культурной жизнью, он не оставил нам своей интеллектуальной автобиографии, которая имела бы вид единого авторского текста. Тем не менее, она существует. Из разрозненных автобиографических высказываний ММ складывается достаточно целостный текст-коллаж, изображающий непростую траекторию его интеллектуальной жизни.

Она, эта траектория, позволяет наблюдать, как ММ неуклонно приближался к формулировке своей главной идеи – идеи антропологической катастрофы, настигшей человека и человечество.

На этом пути определяющим моментом стало его выступление на философской конференции в Телави в 1984 году. Лаконичный доклад «Сознание и цивилизация» оказался в такой степени насыщен продуктивными идеями, что его можно рассматривать как добротный философский остов авторской концепции мировой антропологической катастрофы. В нем нет малосодержательной словесной шелухи, которой изобилуют публичные выступления современных гуманитариев. Не оставляет чувство, будто мы наткнулись на золотую жилу: многие тезисы доклада вполне можно разворачивать в отдельные исследовательские проекты.

На смысловой стержень доклада можно нанизывать, как на шампур, преобладающую часть тех идей, которые волновали философа на протяжении всей его творческой жизни. В одной из своих работ (см.: «Время и пространство») он высказал мысль о том, что есть немало известных писателей, каждый из которых, будучи автором многих произведений, писал, по сути, только один большой роман – роман своей жизни.

Можно сказать, что и сам ММ также оставил нам не россыпь разрозненных текстов, докладов и лекционных курсов, а один грандиозный философский трактат под названием «Антропологическая катастрофа». Это была презентация масштабной философской концепции всеобъемлющего бедствия, переживаемого историческим человеком и современным человечеством.

 

Четыре тезиса

Вот ключевые тезисы этой концепции.

1. Мировую цивилизацию настиг радикальный и загадочный духовный слом.

2. Главное направление цивилизационного слома – затяжная антропологическая катастрофа, имеющая вид повсеместно распространяющейся духовной порчи «человеческого материала», не выдерживающего испытания неумолимой напряженностью бытия и потому обреченного безвозвратно проваливаться в «черную дыру» небытия.

3. Формула исторического генезиса антропологической катастрофы имеет вид трех «К». Каждое из них обозначает ключевую фигуру эпох раннего (XVII в.), зрелого (XVIII в.) и позднего (XX век) модерна – Картезия (Рене Декарта), Иммануила Канта и Франца Кафки.

4. Самые мощные социальные фабрики жертв антропологических катастроф – тоталитарные режимы. Они распространяют опыт небытия, уничтожают свободную, самостоятельную мысль. Там, где должно быть царство мысли, культуры, нравственности, зияют провалы духовной тьмы и «черные дыры» беззакония. Внутри них копошатся существа, мало похожие на людей. Это «бесформенные недосуществования», производящие вместо осмысленных суждений «невнятные поскрипывания».

 

Демонические структуры

Из-под трескающихся и обваливающихся конструкций современного цивилизованного существования то грозно вздымаются, то безобразно топорщатся некие темные глубинные структуры, похожие на противотанковые «ежи», угрожающие цивилизованной циркуляции всего живого и человечного. Их духовная природа неясна, но совершенно очевидно, что они перегораживают пути к созидательному, одухотворенному существованию как отдельным индивидам, так и целым народам. Они пугают своей непроницаемой загадочностью, указывают на вопиющие пробелы и шокирующие провалы в нашем понимании того, что происходит с миром и с нами.

Сам ММ сознает, что ему не достает для описания этих злых инфернальных монстров привычных философских понятий и потому он регулярно прибегает к нефилософскому языку поэтических образов, метафор, символов.

 

Динамика расчеловечивания во вселенной Картезия-Канта-Кафки

Принцип трех «К» позволил ММ обозначить динамику катастрофического погружения мыслящего «я» в «черную дыру» разрыва, образовавшегося в ткани мертвеющего бытия. Картезий-Декарт поставил мыслящее «Я» человека выше Бога и начал философское разрушение мира абсолютных смыслов, ценностей и норм. Кант, ратовавший за полную автономию разума от власти Бога, довершил философскую деструкцию, начатую Декартом.

Всё прочнее утверждается умонастроение, согласно которому за мыслящим «Я» признается право не считаться с исходящими от Бога абсолютно истинными смыслами, абсолютно добротными ценностями и абсолютно надежными нормами. В результате прокладывается широкий философский тракт туда, где нет ничего абсолютно прочного и надежного, нет ясных границ между добром и злом, истиной и ложью, красотой и безобразием, правом и неправом. Перед человеком расстилается топкая зыбь относительности, недостоверности, ненадежности всего сущего и должного.

В ХХ веке Кафка изобразил эту гибельную хлябь как глобальную ситуацию беспросветного абсурда. Современный человек, жертва антропологической катастрофы, вынужден жить во вселенной Кафки, где нет Бога, и неуклонно деградировать. И вот уже мир кишит человекообразными существами, которые безнадежно заблудились в смыслах бытия, не способны отличать добро от зла, истину от лжи, не приучены пользоваться понятиями этики и права, категориями свободы и личного достоинства.

Кафкианство – это не только трагедия заблудшей души. Это еще и особое состояние цивилизации и государственности, когда те делают все, чтобы способность людей к самостоятельному мышлению пришла в полную негодность, чтобы они не могли ни собирать воедино разрозненные смыслы, ни доходить своим умом до сути происходящего, а барахтались бы в зыбкой топи хаоса случайностей. Человек обречен не двигаться к истине, справедливости, общему благу цивилизованными дорожками гражданственности, гласности, взаимотерпимости, правопорядка, законопослушания, а вынужден брести наугад извилистыми звериными тропами в лесах смутных понятий и образов, снабжающих его энергией зла, возбуждающих в нем эгоизм, бездушие, невежество, алчность и свирепость. Даже наиболее цивилизованные из этих странных людей ведут «зазеркальное существование» и, несмотря на еще не совсем атрофировавшуюся способность к размышлениям, обречены искать истину там, где по законам бытия ее просто не может быть.

Время Кафки и последующая посткафкианская эпоха позднего модерна ХХ века позволяет констатировать вхождение мировой антропологической катастрофы в предфинальную, предапокалиптическую, чрезвычайно разрушительную фазу, когда в «человеческом материале» происходят уже совершенно необратимые отрицательные мутации.

Возникает вопрос, почему степень неразумия «человека разумного» так катастрофически возрастает вопреки благодушным прогнозам Картезия и Канта? Почему принципы К-1 и К-2, обещавшие человечеству благие перспективы, не срабатывают? Получается, что в них присутствуют определенные изъяны, лишающие их практически-духовной действенности. Однако на вопрос о сущности этих изъянов мы, к сожалению, не находим у ММ ясного ответа.

 

Мыслитель внутри демонической реальности

Тоталитарные режимы нацелены на производство человеческих существ особого типа – «кафкианскрого человека», «человека странного», «человека неописуемого». Вокруг этого типа образуются клубки обстоятельств, подобных кошмарам дурных снов, где тотально господствует зло в виде дикой бессмыслицы.

В завершении ММ приводит убийственную метафору:

«Представим, что волосы у человека растут на голове внутрь (вместо того чтобы, как полагается, расти наружу), вообразим мозг, заросший волосами, где мысли блуждают, как в лесу, не находят друг друга и ни одна из них не может оформиться. Это первобытное состояние гражданской мысли».

Важная особенность аналитики антропологической катастрофы состоит в том, что она не остается у Мамардашвили на уровне сугубо абстрактных «рассужденческих рассуждений», а обретает ярко выраженную личностно-экзистенциальную окраску. Он, проживший почти всю свою жизнь в неправовом, тоталитарном государстве, делится опытом «зазеркального существования». Его судьба оказалась встроена в реальность кафкианского зазеркального «антимира» с перевернутыми смыслами, извращающими все сущее и должное. Он вынужден был существовать внутри «глухой жизни», среди насильственно насаждаемой бессмыслицы, где все препятствовало намерениям людей глубоко и серьезно мыслить, иметь зрелые верования и убеждения.

«Основы цивилизации были подорваны настолько, что невозможно было вынести наружу, обсудить, продумать собственные болезни. И чем меньше мы могли вынести их наружу, тем больше они, оставшись в глубине, в нас прорастали, и нас уже настигало тайное, незаметное разложение, связанное с тем, что гибла цивилизация».

Насаждались «ужас и оцепенение непроясненного морока». Совершалась самая зловещая из всех катастроф в том мире, где все прочие катастрофы становились всего лишь ее следствиями.

Если говорить языком Евангелия и классической христианской теологии, то «зазеркальный антимир» антропологической катастрофы – это область демонического. Однако само понятие демонического встречается у ММ редко. Он практически не пользуется языком богословия и его интеллектуальными ресурсами.

Между тем, потребность в них у него заметна. Она, как правило, заявляет о себе там, где заходит речь о глубинных смыслах и «неописуемых» сущностях разломов и провалов бытия. В подобных случаях Мамардашвили склонен был прибегать к художественному языку искусства, к образам поэзии и романистики. Эта паллиативная полумера на краткие моменты выручала его. Изысканные художественно-эстетические арабески заполняли пробелы понимания и позволяли связывать разрозненные фрагменты в смысловые целостности. Однако к необходимой и достаточной полноте постижения причин и сущности антропологической катастрофы, как в ее индивидуальных проявлениях, так и в глобальном масштабе, этот изящный прием, увы, не приводил.

И все же следует отдать должное глубокому уму грузинского мыслителя – он, несмотря ни на что, выводит нашу мысль на важную поисковую траекторию, призывает исследовать тяжелую духовную болезнь, поразившую человечество.

Телеграм канал газеты "Мирт": https://t.me/gazetaMirt
Поддержать газету: https://gazeta.mirt.ru/podderzhka