В украинском языке есть одно слово, которое мне очень нравится, но, к сожалению, русского эквивалента не имеет. Я услышал его впервые от эмигранта, но потом замечал и у живущих на родине. Нет, вру. Тётя Ксана это слово говорила.

Ненька.

Я не знаю, как это перевести, у меня только стойкая ассоциация с чем-то тёплым, к чему можно прижаться мокрой небритой щекой, а оно даст тебе большое красное яблоко, обнимет и споёт весёлую колыбельную на языке, придуманном специально для таких песен.

Нет, на русский это не перевести. Родина, отчизна, мать-земля — эти слова там тоже есть, пусть и по-другому звучащие, но все они — не то. Можно сравнить разве что с образом русской берёзки, как символом красоты и чистоты, но красоты и чистоты чего-то по-русски неназываемого, потому что стоит употребить слово из ряда «родина, отчизна, мать-земля», как берёзка из шукшинской невестушки превращается в охапку поленьев для паровоза на запасном пути меж двух тупиков. А того слова, при котором берёзка осталась бы сама собой, украшением леса и поля без всякой предполагаемой пользы для дел плоти — нет.

На русский взгляд Ненька — этакий симулякр. Ну что такое Украина? Это же окраина чего-то. Тут окраина России, там окраина Польши, Венгрии или Румынии (читай — Германии). Где там разгуляться?

Украину-страну выдумал Ленин, начитавшись Гоголя. И язык у них какой-то искажённый, и одежда слишком простая и яркая, и вообще не такие они какие-то. Оно и понятно, что не такие: каждый, кто служил в Советской армии, знает, что мы не братья никак.

И дело не во взаимной приязни или неприязни, а в разных привычках, в культурах. В разной памяти, которая помнит разных героев и разных злодеев. И как-то исторически сложилось, что герои и злодеи наши почти строго зеркальны. Может быть потому у нас вместо пахнущей яблоками и абрикосами улыбчивой Неньки — суровая Родина-мать с замахом руки, готовой прихлопнуть всякого, в том числе и своих детей, буде что не по её.

У меня как-то давно была мечта проехать по Украине в поисках этой самой Неньки. Понятно, что вряд ли я увидел бы её на Донбассе, даже в хорошие времена. Со мной в армии служили донбасские, они слова Ненька не знали, они вообще не очень доверяли словам, дети пролетариев, руководствующиеся принципом «бей первым» и не привязанные ни к какой земле, ни к какой крови.

Бесполезно было бы искать её и в Крыму, куда с середины девяностых регулярно ездили разные агитаторы-горланы-главари из Москвы, а тов. Лужков даже пообещал сделать Севастополь Севастопольским районом города Москвы. И тогдашняя украинская власть на это даже внимания не обратила. А Москва рукоплескала своему храброму мэру. И Севастополь, кажется, тоже рукоплескал. Чему тут удивляться?

Наверное, я не нашёл бы её нигде. Она ускользала бы от меня, даже не сознательно, а сущностно: я бы просто не смог бы её узнать. Потому что Ненька — это не география и не политика, а почти мистика, то, что называют «местом силы». Но я не верю в мистику, а из-за своего происхождения и воспитания (пусть и либерального, но всё же посреди империи, а значит, в имперских системах координат, мер и весов) даже если бы и верил — не увидел бы.

У меня нет и не может быть «места силы», я сын внутренних мигрантов, приехавших в Москву, кто за лучшей долей, кто по долгу службы. Я был привязан к своему дому, но дом так и остался недостроенным, поэтому и моя привязанность не смогла реализоваться. И права мои везде, где я жил, были птичьи, потому что либо не по прописке, либо не при собственности. И что такое собственность в России? Завтра придут люди, которым нравится твой дом, но не нравишься ты, и докажут тебе, что дом принадлежит им, а ты - никому.

Моему отцу всю жизнь снилась родная деревня, которую он покинул в 14-15 лет и больше туда не возвращался. Он родом из своего детства, которое было продолжением детства его отца. Моё детство не стало их продолжением. Детства моих детей ушли ещё дальше. Связь с землёй утеряна, хоть я и купил домик с участком и изо всех сил облагораживаю их (правда без особого успеха).

Земля вокруг меня не моя. По дороге к своему клочку земли я преодолеваю многокилометровые заросли борщевика. Он растёт прямо в деревнях и вокруг них, и никто с ним не борется. Потому что каждый знает: мы здесь временно, достаточно подуть ветру — и нас не будет. Зачем тогда бороться с борщевиком?

Земля в России — враг человека, она либо сгоняет его с себя, либо принимает внутрь, но никогда не сдаётся. Вот и бродим мы, согнанные или потомки согнанных, ждём, когда ляжем. Где оно, место силы?

Я никому не завидую. Я просто констатирую факт: хорошо, когда тебе есть, что защищать и когда есть кому защитить тебя. Когда есть Ненька. Пусть как мечта, как идеал, как место из детского сна, куда можно возвращаться оттуда, где ты сейчас, а сейчас ты всегда на чужбине.

Я видел украинцев, ненавидящих Украину, и поэтому живущих в России. Они имеют право на это, я не оспариваю его. Но мне кажется, что в этой ненависти они себя чего-то лишили. Ненависть всегда лишает человека чего-то. А любовь всегда что-то даёт. Пусть даже не полномерная любовь, а только желание любви, надежда на любовь. Надежда на то, что земля, где ты родился, будет свободной и доброй к людям. У нас, кажется, и надежды нет. Иначе слово было бы.

На фото: "Аист" Юрий Журка.
Телеграм-канал Мирт - https://t.me/gazetaMirt