В последние несколько лет мысль об особой миссии русского народа в мировой истории перебралась из сочинений философов-славянофилов в эфиры федеральных телеканалов. Идея об уникальности русских, их особенной духовности и «исключительно мощном» генетическом коде становится аксиомой: журналисты, ведущие популярных ток-шоу и священнослужители озвучивают ее как некую данность. Время от времени она обнаруживает себя в высказываниях президента и других российских политиков разного уровня.

Корни этой идеи уходят в средневековые представления о России как «третьем Риме» – единственной христианской державе, которой вверена задача сохранить истинную веру до конца времен. Сформулированная вскоре после падения Константинополя, эта мысль глубоко проникла в ткань русской религиозной мифологии и в течение столетий определяла самосознание русской элиты, ее отношение к подданным и внешнюю политику. Она вдохновляла русских людей как на создание шедевров мировой культуры, так и на бесконечные имперские войны. Сегодня, при активном участии Церкви, идеология русского мессианства постепенно заполняет мировоззренческий вакуум, оставленный после того, как идея классового превосходства советского человека канула в лету.

Эта же концепция служит одной из причин сегодняшнего конфликта между патриархами Москвы и Константинополя. Как справедливо замечает Сергей Чапнин, болезненное восприятие действий патриарха Варфоломея «возможно только в том случае, если считать, что единственно возможный взгляд на Русскую Православную Церковь – это взгляд на нее как на Церковь империи». Уступка «стамбульскому» патриарху и независимость значительной по численности украинской Церкви означала бы для РПЦ поражение в ее притязаниях на первенство в православном мире, которое осознанно или неосознанно диктуется идеологией «третьего Рима» и «святой Руси».

Сегодня можно услышать мнение, что спасти от крайностей политического православия нас может только равнодушие к вере и православным догматам. Я убежден, что все как раз наоборот – именно обращение к первоисточникам христианства наилучшим образом вскрывает ошибочность этой идеологии. К тому же известно, что ни одна из других пятнадцати православных церквей не разделяет учения об особой миссии русского – или любого иного – народа. Об этом свидетельствует, например, тот факт, что ересь «этнофилетизма» неоднократно осуждалась на православных соборах, включая и Критский собор 2016 года, в котором отказались участвовать представители Москвы.

Прежде всего нужно сказать, что христианские Писания действительно говорят о создании Богом уникального народа, которому вверена важнейшая в мире миссия – предвосхищать грядущее Царство Бога в своей личной и общинной жизни. Но народом этим является не отдельно взятая нация, а вселенская Церковь – сообщество верующих во Христа, объединяющее в себе представителей всех народов и культур. Перенос этой идеи на какой-либо этнос или государство является подменой понятий и противоречит букве и духу учения Христа. История показывает, что такой перенос часто становился результатом политизации христианства и его «приватизации» национальными элитами.

Можно было бы снисходительно относиться к такой форме самолюбования, если бы не скрытые в ней опасности. Прежде всего, она подпитывает порочный по своей сути этноцентризм. Известно, что этноцентризм есть продолжение эгоцентризма, который христианство считает не только грехом, но и корнем всех прочих грехов. Нелепо думать, что индивидуальный порок, разделяемый множеством людей, становится от этого добродетелью. Хотя все мы уникальны в смысле особенных личных качеств, уверенность в собственном превосходстве над другими – это признак, мягко говоря, неадекватной самооценки. Говоря православным языком, это свидетельство «прелести», то есть самообольщения.

Как на личном, так и на коллективном уровне завышенное самомнение лишает нас способности критически оценивать свои взгляды и поступки. Возникает ложная уверенность в собственной моральной правоте, а любая критика со стороны рассматривается как враждебность, питаемая завистью или соперничеством.

Когда подобное поведение присуще одному человеку, рядом с ним сложно находиться другим людям. Когда же оно ложится в основу внешней и внутренней политики государства, то неизбежно создает взрывоопасный потенциал для конфликтов. Любому этносу порой свойственно действовать по принципу «кто не с нами, тот против нас». Но освященный религией, он принимает гораздо более радикальную форму: «Кто не с нами, тот против Бога». Такой принцип легко «освобождает от химеры совести», наделяя его приверженцев уверенностью в своем праве морально, а затем и физически уничтожать несогласных.

Не удивительно, что в своих наиболее последовательных формах русское мессианство – это идеология войны и ненависти ко всему остальному миру. Оно учит не любить и созидать, а убивать и умирать за единственную святую империю (а в реальности – за интересы и амбиции узкого круга лиц). При молчаливом попустительстве высших иерархов в обществе популяризируются псевдорелигиозные учения о том, что русские созданы для войны, о необходимости эсхатологической очистительной брани против всего «неправославного» и об уничтожении «некоторого количества внутренних врагов».

Первые плоды этой идеологии уже доступны для обозрения. Война за «Новороссию», по личному признанию начавших ее боевиков, с самого начала велась под знаменами «Святой Руси». Итогом еще далеко не оконченного конфликта стали десять тысяч жертв и сотни тысяч беженцев. Разрушен некогда процветающий регион, а его жители вынуждены влачить нищенское и бесправное существование.

С христианской точки зрения главная опасность гордыни (национальной и любой другой) в том, что она несовместима с покаянием, ведь самоправедный религиозник не испытывает в этом никакой нужды. Покаяние – это глубокая перемена во взглядах, ценностях и поведении, происходящая вследствие того, что человек видит себя в свете Божьей истины. Именно с национальным покаянием были связаны надежды множества людей в конце советской эпохи. Духовное возрождение страны виделось, прежде всего, не как возвращение церковной собственности или растущее влияние церковных иерархов на политику. Было ожидание того, что возрождающееся христианство предложит обществу нравственные ориентиры, что зло прошлого и настоящего будет названо злом с тем, чтобы избежать его повторения в будущем.

Четверть века спустя мы видим, что эти надежды не оправдались. Духовность измеряется очередями к ковчегам с мощами и готовностью «умирать за родину» на чужой территории. Военные преступления государства и репрессии против собственных граждан замалчиваются или оправдываются, объясняются необходимостью, а то и возводятся в ранг подвига. Вина за трагические страницы нашей истории перекладывается исключительно на внешних врагов и их внутренних пособников. Сказать, что все это открывает дорогу очередному витку тоталитаризма и повторению подобных преступлений – значит сказать банальность, которая, при всей своей очевидности, никого уже не ужасает.

Я подвожу итог. По моему глубокому убеждению, проповедовать идею духовного превосходства русского народа как данность – значит оказывать ему медвежью услугу, заглушая коллективную совесть и оправдывая ложь и насилие, совершаемые во имя неверно истолкованной «миссии». Такие проповедники напоминают евангельского слепого, который ведет другого слепого, пока оба не упадут в яму. В этом свете еще более насущной становится настоящая задача Церкви – провозглашать весть о Христе как возможность для каждого россиянина стать участником миссии Бога по спасению мира и нравственному преобразованию своей страны. 

"Мирт" в Телеграм - https://t.me/gazetaMirt​