«Ибо только Я знаю намерения, какие имею о вас, – говорит Господь, – намерения во благо, а не на зло, чтобы дать вам будущность и надежду» (Иер. 29:11)
С этой девушкой я познакомился в ноябре прошлого года. Крупная миловидная американка мексиканского происхождения превосходно говорила как на английском, так и на испанском языках. Тогда ей едва исполнилось восемнадцать лет, и ее госпитализировали с неутешительным диагнозом – лейкемия – для прохождения агрессивной химиотерапии.
У нее было неожиданное для этих мест имя – Таня. Назвали ее так в честь бабушки, которая жила в Мехико. Бабушка разделяла идеи марксизма-ленинизма, но с крахом Советского Союза разочаровалась в них и вернулась в лоно католической церкви. Внучка выросла уже в католической семье и знала основы христианского вероучения. Тогда я предложил ей пригласить католического священника, но она отказалась.
Я хорошо запомнил эту девушку, так как рядом с ней на больничной кровати все время находился паренек ее возраста, ее бойфренд. Он был худощав, сутул, небольшого роста, почти на голову ниже ее. Я не запомнил его имени. Впрочем, и он был немногословен, молчал и постоянно зависал в компьютерный игре на своем ноутбуке. Эта пара выглядела бы комично, если бы не обстоятельства ее пребывания в госпитале.
Несколько раз я пытался пообщаться с девушкой, но после нашей первой встречи мне это больше не удалось, большую часть времени она спала: давала о себе знать химиотерапия.
И вот сегодня, в один из жарких августовских вечеров, я снова увидел ее на восьмом этаже госпиталя, однако узнал не сразу. Она сильно похудела. От той девушки, которую я видел в прошлом году, мало что осталось.
– Здравствуйте, не узнаете? Это я – Таня.
– Как же, как же, – поспешил я с ответом, – конечно, помню!
– Я знаю, знаю, что сильно изменилась и похудела. Болезнь прогрессирует, – сказала она и тяжело вздохнула.
Я вошел в комнату, подошел к кровати и взял ее руку в свою.
– Здравствуй, Таня, как ты тут?
– Нормально. Очередная химиотерапия. Не помогает, но доктора настаивают.
Я оглядел комнату. На столике стояла ваза с цветами. Вокруг было несколько открыток с пожеланиями выздоровления. В углу лежала большая сумка, очевидно, с вещами. На больничной кровати лежал айфон, наушники и какая-то книжка.
– Давно ты здесь?
– Уже третий день. Но я хочу домой. Нет смысла здесь находиться.
Таня говорила с трудом, делая паузы. Было видно, что она очень устала. Тут я вспомнил про ее парня.
– Как твой парень, прости, забыл его имя?
– Алекс. Мы расстались. Зачем держать? Я ведь скоро уйду, а у него вся жизнь впереди. Он хороший парень, но все же еще ребенок. Представляете, – в этот момент Таня заметно оживилась, – он тогда даже купил мне колечко и предложил выйти за него замуж. Я колебалась всего минуту и отказала. Но было приятно, не скрою.
Она замолчала и несколько минут смотрела в окно, за которым проплывали причудливые облака. На улице было жарко и душно как перед ливнем. Но дожди в августе большая редкость в этих местах. Таня перевела свой взгляд на букет цветов, взяла бумажный стакан, сделала несколько глотков, повернулась ко мне и мило улыбнулась.
– Алекс недолго переживал по этому поводу. Мы переписывались с ним еще месяц. А потом я узнала, что он уже встречается с кем-то. Впрочем, я за него искренне рада и горжусь тем, что не поддалась сиюминутной иллюзии и не согласилась на его предложение. Нет, нет, мы же не дети. К тому же это моя последняя осень…
В ее голосе не было и намека на сожаление.
– Как ты со всем этим справляешься?
– С переменным успехом, – ответила она уже серьезным тоном. – Я ведь хотела стать психологом. Успела даже пройти курс «Введение в психологию» в колледже. Все пять ступеней я уже прошла…
– Отрицание, гнев, торг, депрессия и смирение?
– Ну да, ну да…
– И какая из ступеней оказалась для тебя самой сложной?
– Знаете, для меня все были сложными, но особенно последняя. Я не хотела смиряться и упорно возвращалась на вторую. Я злилась на всё – несправедливость этой жизни, генетику, родителей, медицину и врачей, на Бога, наконец! Потом впадала в легкую депрессию и принимала реальность моего положения. И так по кругу, пока все не надоело.
– Скажи, а что тебе все же помогло одолеть эту пятую ступень – смирение?
Таня снова улыбнулась. Очевидно, ей было приятно общаться.
– Спасибо Сократу!
– Да? Это интересно. Расскажешь?
– Ну да, именно Сократу. Я рыскала по страницам интернета в поисках ответа на вопрос, как не бояться смерти. И тут мне попался на глаза отрывок из «Апологии», тот, где Сократ проводит последние часы с друзьями-философами и рассуждает о смерти и о том, что ее не надо бояться.… Знаете эту историю?
– Да, конечно. А какой именно аргумент тебе помог? Их там несколько…
– Смерть, говорил Сократ, это как сон. Ведь когда мы засыпаем – мы как бы умираем. Вот я и подумала, что каждый раз, засыпая, я могу и не проснуться. Но, засыпая, я ведь не паникую. Зачем же тогда бояться смерти, если это сон?!
Таня замолчала. Было видно, что, несмотря на ее попытки принять неизбежное, она по-прежнему переживает. Да и можно ли до конца смириться в аналогичных обстоятельствах, когда тебе только недавно исполнилось девятнадцать лет? Думаю, она еще не раз будет возвращаться на ступень гнева. Чаще всего именно так и бывает. Я посмотрел на ее столик и увидел на зеркальце молитвенные четки – розарий. Белые четки ручной работы.
– Конечно, эта аналогия имеет смысл.… Кстати, красивые четки…
– Да, это мне подарил наш архиепископ, отец Игнасио. Очень хороший человек.
– Ты ими пользуешься?
– Иногда… вечером перед сном. Я знаю молитвы, но они не помогают, как видите.
Таня вяло улыбнулась и протянула руку к четкам. Но затем отдернула ее и сказала, что еще не вечер.
– Знаешь, четки и молитвы – это все помогает. А пробовала ли ты говорить с Богом? Так, как мы сейчас с тобой общаемся?
– Пробовала, но не получается. Я была не очень религиозной в принципе. Да и сейчас иногда меня посещают сомнения.
– Сомнения – это неотъемлемая часть нашей веры. Без них и веры нет.
– Вот и меня порой мучают сомнения. Два месяца тому назад нас посетил архиепископ отец Игнасио. Он хорошо знает моих родителей. Я исповедалась, и он молился за меня. Потом мы еще долго говорили. Напоследок он сказал, что Богу все возможно. Еще он сказал, что если в Божьих планах мне исцелиться, – я буду исцелена. Если же нет таких планов – я буду в лучшем мире. Вроде все правильно, и я с ним согласна, но от этого не легче. Ведь жизнь на земле только одна, а я еще толком и не жила даже… так что пока Сократ остается в силе, и смерть – это сон!
– Помнишь, он там и о загробной жизни рассуждает. Конечно, он жил задолго до Христа и не мог знать того, что ты знаешь…
– Я думала и об этом. Если не ошибаюсь, Сократ говорил, что он мог там встретить великих людей из прошлого и ему эта идея нравилась. Я тоже не против оказаться в лучшем мире. Я, конечно, с трудом себе представляю, что делать в райских кущах, но я не против там оказаться. В конце концов, ничего такого плохого я в жизни не сделала, чтобы меня отправили в чистилище. Бог ведь справедливый судья?!
– Конечно, Бог справедливый судья. Но еще он и Отец. Помнишь, как начинается самая известная молитва?
– Отец наш небесный…
– Именно, Отец! А мы Его дети. И ты – Его дочь. И, я думаю, Он за тебя сейчас тоже переживает…
– Может быть и так… но почему тогда наши молитвы без ответа? Вот и архиепископ молился об исцелении…
– А вот этого я не знаю, к сожалению. Почему-то одни молитвы действенны, а другие – нет. Но я знаю одно: молитвы Бог слышит. Попробуй поговорить с Ним вечером перед сном.
– Постараюсь, если получится. Я думаю, что понимаю, о чем вы говорите.
Нашу беседу прервала медсестра. Она проверила показания всех медицинских приборов и принесла таблетки. Таня проглотила таблетки, даже не запивая. Затем она откинулась на спинку кровати.
– Я устала… Приходите еще, пожалуйста.
***
Я посещал Таню каждый день в течение двух недель. Мы общались с ней на разные темы, вспоминая Сократа, отца Игнасио и учение католической церкви, земную жизнь Иисуса Христа. Мне показалось, что у нее стало появляться больше уверенности в принятии своей реальности. Пятая ступень, похоже, была пройдена. Впрочем, эта ступень была пройдена ровно настолько, насколько ее можно пройти в девятнадцать лет.
Буквально за день до выписки я застал ее в слезах. Было это поздно вечером. До этого у нее побывали родители и отец Игнасио. Но сейчас все ушли, и она плакала.
– Что случилось?
Она рассказала об этом посещении и об их разговоре.
– Христос страдал, умер и воскрес. Я тоже страдаю, скоро умру и… я тоже воскресну? Я поделилась с нашим епископом своими сомнениями. Я была с ним откровенна. А он сказал, что неверие – это самый страшный грех и что я «фома неверующая». Может быть, я и похожа на Фому, но ведь и он сомневался, хотя был учеником Христа.
– Сомнения – неотъемлемая часть веры. Мы уже говорили об этом. Но тебя что-то еще смущает? Не так ли?
– Не знаю, просто показалось, что отец Игнасио был раздражен. И родители расстроились. А я всего лишь поделилась своими переживаниями.
Я взял ее за руку. Она улыбнулась сквозь слезы.
– Не расстраивайся. Они тебя любят и говорят так, как верят. В этом можешь не сомневаться. Однажды Христос спросил отца больного ребенка, верит ли тот в исцеление. И тогда отец ответил: «Верую Господи, но помоги моему неверию». Может, это твой случай…
– И что делать с этим?
– То же, что и он сделал. Попроси помочь преодолеть сомнения. Бог – это Отец. Если ты искренне просишь Его о чем-то…
Таня вопросительно посмотрела на меня:
– Я просила Его об исцелении…
Что тут скажешь. Она действительно просила об исцелении, но в ее распоряжении остались считанные дни. В ее голосе не было обиды. Просто констатация факта.…
Я взял ее за руку и, посмотрев в глаза, сказал, что Бог любит ее и родители любят ее, а отец Игнасио переживает за нее. Она тяжело вздохнула и поблагодарила меня за поддержку.
– Я верю, что Бог есть. И мне очень бы хотелось избавиться от сомнений.
– Знаешь, есть такая цитата, приписываемая Мартину Лютеру Кингу: «Мы не можем запретить птицам пролетать над нашей головой, но мы не позволим им садиться нам на голову и вить на ней свои гнезда. Подобно этому мы не можем запретить дурным мыслям иногда приходить к нам в голову, но мы должны не позволять им гнездиться в нашем мозгу». Так и с сомнениями. Иногда они кружатся над нашей головой, как черные вороны. Ну и пусть себе летают. Покружив немного, они улетят прочь.
– В общем, надо гнать их прочь…
– Только так и не иначе. Бог – наш Отец. Обращайся к нему как к отцу. Тогда эти вороны будут исчезать, едва появившись на горизонте.
– Хорошо, я попробую перед сном.
***
Через день ее выписали, и мне удалось при этом присутствовать. Она была по-прежнему слаба, но сильна духом. Мы обнялись, и она пожелала мне успехов в жизни.
– Знаете, тогда после вашего ухода я помолилась своими словами и попросила Бога помочь моему неверию. А ночью я видела удивительный сон. Христос с учениками сидят у костра. Затем Фома, мне кажется, это был он, взял меня за руку и сказал всем: «Это одна из нас». Ничего подобного не видела раньше. Это ведь знак?!
– Конечно, знак, да еще какой! Думаю, что молитва твоя была услышана, если даже Фома объявил тебя ученицей Христа.
