Едва наступила календарная осень, как разверзлись хляби небесные и зарядили непрекращающиеся затяжные дожди. На тюремном дворе, обычно покрытом вытоптанной жухлой травой, появились огромные темные лужи. Заключенные выходили на прогулки в темно-синих плащах с капюшонами, в которых они напоминали мокрых ворон, не знающих, что им делать посреди этих огромных луж.

Ненастная погода передала свое настроение всем: и заключенным, и надзирателям, которых отличал лишь военно-зеленый цвет их плащей. Они также не знали, куда себя деть, проклинали погоду и обсуждали грядущие выборы, мечтая в своих сердцах и умах о, как минимум, капитанском звании. А ветер продолжал забавляться, гоняя по небу тучи, окрашенные в цвета свинца и олова, меняющие свои оттенки в зависимости от времени суток, посылая на землю косые потоки дождя. Казалось, что время остановилось и тюрьма замерла.

Руководство объявило плановые обыски в тюремных камерах, чему безмерно обрадовались охранники и опечалились заключенные. Дело в том, что первым не надо было мокнуть под дождем, а вторые в процессе этих обысков лишались контрабандных предметов тюремной «роскоши» – сигареты, алкоголь, наркотики и прочие запрещенные вещи. К тому же прогулки на тюремном дворе прекратились и теперь, в эти мрачные ненастные дни, жизнь кипела только в тюремной церкви. Желающих посещать служения стало так много, что образовались небывалые очереди по спискам. Из соображений безопасности в помещении не могло находиться больше сорока пяти человек, но, если помножить количество посетителей на четыре службы, получалось, что за выходные церковь посещало около двухсот «прихожан».

Ничего подобного раньше не было и многие гадали, в чем причина и не наступило ли «пробуждение»?! Впрочем, и скептиков было немало, таких, например, как капитан Дуглас, объяснявший резкий скачок посещаемости тем, что никаких других классов и групп не было и заключенные шли на служение просто от скуки.

– Вот закончатся плановые обыски, вернемся к нормальному графику, и вы увидите, что во многих «охладеет любовь к церкви». – полушутя говорил капитан. – Так ведь говорится в Библии?
– Именно так, капитан, – отвечал я, – именно так. Но цифры, как в одну, так и в другую сторону перестали меня смущать. Мы предоставляем возможность практиковать христианство, а дальше — свободное волеизъявление каждого.

Период небывалой религиозной активности действительно закончился через месяц, когда тюрьма перешла на обычный график и заработал отдел образования, а также разные группы типа анонимных алкоголиков и наркоманов.

Все это время наша «Школа лидерства» не прекращала свою работу. Мы шли семимильными шагами к окончанию очередного семестра и в октябре начали разбирать основы эпистолярного жанра на примере посланий апостола Павла. Посещать эти классы хотели многие, но были критерии, которым соответствовали далеко не все желающие.

– Сегодня мы попробуем разобраться в риторическом треугольнике: этос, пафос и логос¹, – начал я очередной урок. – А когда разберемся, приступим к Посланиям апостола Павла, и вы сами сможете написать послание своей церкви!
– Здорово, – усмехнулся Каранха, – и мы станем апостолами!
– Ну, до апостолов вам еще далеко, – парировал я, – вначале нужно выйти отсюда через соответствующие врата, а не через забор под покровом ночной темноты.
– Это нереально, – грустно протянул старожил Ричард, – отсюда никто еще не убежал за тридцать лет. Даже с Алькатраса убегали, правда, больше тех трех смельчаков никто не видел.
– Скорее всего, не доплыли, – заметил Каранха, – иначе бы их нашли.

Я попросил тюремный народ сосредоточиться на нашей теме, и мой новый клерк Джордж раздал им конспекты.

Объяснив «на пальцах» основы этоса, пафоса и логоса, я перешел к примерам, прочитав известное письмо римского воина из Александрии своей жене, где он обещает послать ей деньги, как только получит жалование и приказывает оставить новорожденного, если это мальчик, а в случае, если родится девочка, — выбросить².

Мои подопечные зашумели, возмущаясь дикими нравами древних. Буддистский клерк Ли заметил, что нравы мало изменились и США лидируют по количеству абортов, на что бывшие члены мексиканской мафии возразили, сказав, что католики против абортов, и сами они детей никогда не трогали.

– Это не наши методы, – гордо заявил Каранха, – хотя новые банды уже не брезгуют ничем. Молодежь, одним словом!
– О времена, о нравы! – с пафосом продекламировал Ричард.
– А ответного письма не существует? – робко спросил Эдвардс, который по-прежнему держался особняком и чувствовал себя уютно только на уроках по изучению греческого языка. – Послал ли он деньги, и что стало с ребенком?

Все замолчали и посмотрели на Эдвардса. Действительно, он от всех отличался и речью, и поведением и, не будучи гангстером, слыл чужаком в этой тюрьме. Впрочем, я всегда удивлялся уголовному этикету американских тюрем строгого режима, где к чужому мнению относились уважительно, правда, пока оно не затрагивало личных интересов. В этом случае в ход пускались все средства.

– Не знаю, – ответил я, – но вполне возможно, что деньги отправил и у них родился сын! Пусть в этой истории будет счастливый конец.

Мы разобрали еще несколько аналогичных примеров из античности и прочитали Послание к Филимону. Время летело незаметно и урок подходил к концу. Я спросил, что они поняли сегодня и что понравилось.

– Все это очень интересно, – сказал Эдвардс, – особенно баланс между этосом, пафосом и логосом. Все три элемента важны, но, мне кажется, первые два сильнее, когда речь идет о достижении цели. Не каждый может постичь логику или причинно-следственной связи послания, а вот авторитет автора и умелое обращение к чувствам и эмоциям читателя приводят к желаемому результату.
– Очень правильное наблюдение, – похвалил я его. – Пафос очень важен, как и этос. Но есть и те, кому важны и логика, и доказательства. Желательно, чтобы все три элемента этого треугольника были на достойном уровне. Иначе это уже манипуляция.
– А если я напишу письмо моей бывшей жене, – начал Каранха, – и воззову к ее чувствам, пришлет ли она мне к Рождеству денежный перевод? Надо попробовать!
– Очень хорошая тема, – отозвался Родригес, – и очень полезная. Я переписываюсь с тремя девушками. Стало быть, при научном подходе я получу три денежных перевода!
– Вы неисправимые манипуляторы! Мало вы им голову морочили на свободе. Одного не понимаю, – я посмотрел на часы и увидел, что время вышло, – почему вам отвечают девушки, особенно незнакомые? Ведь вам же сидеть и сидеть…
– Ну, причин много, – сказал Каранха профессорским тоном, – жалость, романтика и одиночество. Как правило, это не самые привлекательные девушки, насмотревшиеся душещипательных сериалов. Еще присутствует хулиганская романтика, все-таки на «улицах» мы имели определенную власть. Конечно, в этих письмах еще можно рассказать и о Христе, так сказать с пользой для дела… но ведь действительно, овладев этим риторическим треугольником, можно манипулировать как хочешь.
– Я вам даю инструментарий, надеясь, что вы будете использовать его в благих целях…

Однако развить эту мысль мне не удалось: конвоиры уже стояли в дверях и сосредоточенно смотрели на меня, давая понять, что урок давно закончился.

В течение всей последующей недели мои клерки горячо обсуждали тему этоса, пафоса и логоса. Правда, я заметил, что они больше обсуждали именно письма девушкам и заключали пари, кто быстрее получит от них рождественские подарки.

Наконец, по велению небесной канцелярии затяжные дожди прекратились. Тогда и руководство тюрьмы обьявило о прекращении плановых обысков тюремных камер. Заключенные вздохнули с облегчением, и в тюрьме началась обычная размеренная жизнь.

Приближалось Рождество, по случаю которого намечался банкет. Дело в том, что каждая религиозная группа заключенных – протестанты, католики, мусульмане и другие – имела право устраивать два раза в год банкет, отмечая свои главные праздники.

У протестантов и католиков это были Рождество и Пасха. Торжественные служения заканчивались банкетом: гамбургеры, пицца, кока-кола и сладости. Правда, банкет оплачивался на добровольные пожертвования семей заключенных и религиозных организаций.

Проще всего было заключенным мусульманам и индейцам – у них всегда на счетах были финансы. Католики также особо не волновались по этому поводу – местные диоцезы организованно выделяли на эти мероприятия средства.

А вот протестантам, несмотря на их многочисленность, было непросто. Протестантские церкви, как правило, евангельские и независимые, неохотно выделяли пожертвования на подобные проекты. В этом случае играла роль личная инициативп и все зависело от заключенных, их семей и церквей, а также моих информационных писем различным церквам Калифорнии.

На мои четыреста писем отвечало не более дюжины церквей, в основном те, у кого в прихожанах были родственники заключенных. Тогда я предложил моим «студентам» написать письма в свои общины, даже если они в последний раз побывали там только в раннем детстве. Тем, кто вообще никогда не был в церкви, я предложил список церквей по их бывшему месту жительства.

– Напишите послание вашей церкви. Расскажите о себе, своих успехах, о школе лидерства, о ваших классах, и не забудьте упомянуть о рождественском банкете и ваших нуждах. Используйте в своем письме-послании риторический треугольник – этос, пафос и логос. Вы уже достаточно освоили эпистолярный жанр, чтобы написать достойное письмо. Нам нужно собрать около двух тысяч долларов, чтобы накормить на Рождество двести пятьдесят человек, около двухсот «прихожан» и гостей. Пока на нашем счету только пятьсот долларов. Но помните: писать нужно правду, только правду и ничего больше. Мне кажется, что на ваши письма церкви ответят скорее, чем на мои.

Мои студенты начали бурно обсуждать это предложение. Судя по всему, им оно понравилось. Через неделю каждый заключенный зачитывал свое послание перед классом, после чего наступало время обсуждения и конструктивной критики. Я удивлялся их сообразительности и смекалке, ведь многие из них не успели закончить даже среднюю школу. Они быстро разобрались в риторическом треугольнике и указывали на слабые места в посланиях сотоварищей.

Самым слабым моментом в их посланиях был логос. Они честно рассказывали о себе и умело обращались к своим читателям, однако, когда речь заходила о спонсорской поддержке рождественского банкета в тюрьме строгого режима, аргументов было мало.

– А может и не нужны аргументы, – разочарованно сказал Каранха, – и так понятно, что мы просим деньги на банкет³.
– Ну почему же, – ответил я, – попробуйте найти обоснование вашей просьбы. Расскажите, как вы встречали или наоборот не встречали Рождество на свободе. Расскажите, что тюремная церковь – это как бы ваша семья, и вы хотите встретить Рождество по-семейному. К тому же это будет хорошее свидетельство для других заключенных. Что-то в этом роде.
– А не будут ли эти письма манипуляцией? – смущенно спросил Эдвардс.
– Хороший вопрос, – пустился я в рассуждения. – Манипуляция – это когда вы используете обманную тактику и имеете другое намерение, нежели то, о чем вы открыто заявляете. Например, вы пишете письма сразу трем девушкам...

Я сделал паузу и искоса посмотрел на Родригеса. Класс оживился.

– И каждой говорите, что в последнее время думаете только о ней. На самом деле вы вообще не думаете об этих трех ваших «жертвах», вы просто хотите получить от них подарки. Это манипуляция. А если вы честно рассказываете о рождественском банкете и говорите о том, что протестантской общине этой тюрьмы не хватает денег для того, чтобы банкет состоялся, – это просьба, которую адресат может либо удовлетворить, либо отклонить. Христос сказал: «Просите и дано будет вам». Так что манипуляции здесь нет. По крайней мере, я так думаю.

Мои студенты дружно закивали и на следующий урок принесли исправленные послания, где предложенный мною аргумент был изложен у каждого как «под копирку».

– Никто ничего нового не придумал? – я спросил.
– А нам понравился ваш аргумент, – хором отвечали они. – Зачем изобретать велосипед заново?!
– Не ищите легкого пути в науке, молодые люди, – подытожил я нашу дискуссию.

За оставшееся время они переписали свои послания начисто, вложили их в конверты, запечатали и отправили по указанным адресам более сорока писем. За две недели до Рождества начали приходить ответы с просьбами связаться со мной, чтобы перечислить пожертвования на счет нашей тюремной церкви.

В итоге удалось собрать почти две тысячи долларов, которых хватило для того, чтобы рождественский банкет состоялся. Начались приготовления, закупки и прочая предпраздничная суета. А за несколько дней до этого события мы провели последний урок школы лидерства и закончили очередной семестр. В классе царило праздничное настроение. Я поздравил всех с окончанием классов и вручил моим заключенным студентам соответствующие сертификаты.

– Вы действительно многому научились за этот семестр, и я очень надеюсь, что будете применять знания согласно морально-этическим нормам, изложенным в Новом Завете. И еще я надеюсь на то, что где бы вы ни были, где бы ни оказались, вы будете достойными лидерами в служении. И никаких манипуляций!

Класс умолк и погрузился в раздумье. Тогда я спросил их о заключенных пари на предмет получения рождественских подарков от девушек. Я знал, что они об этом говорили, но никто не захотел прилюдно поделиться своими «успехами».

Наступило Рождество, пришло время для нашего банкета. Все четыре служения прошли в праздничной атмосфере. Гости-волонтеры проповедовали и делились с заключенными Благой вестью о рожденном Спасителе и о событиях, связанных с Его рождением. Мы пели рождественские гимны и колядки. А после каждого служения заключенные поглощали пиццу, гамбургеры и сладости, запивая все это кока-колой.

Праздник удался. Его посетило более двухсот заключенных, среди которых были друзья моих «прихожан», никогда не переступавшие порог тюремной церкви, и впоследствии некоторые из них тоже стали нашими «прихожанами».

Когда закончилось последнее служение и банкет, ко мне подошел Каранха. Он переминался с ноги на ногу, желая мне что-то сказать. Я предложил ему зайти в офис. Оглядевшись по сторонам, он прикрыл дверь и рассказал о своих письмах:

– Вы были правы, манипуляция наказуема. Я написал хорошее письмо своей жене. А потом написал не менее хорошее письмо моей бывшей… ну, в общем, бывшей любовнице, надеясь убить одним ударом двух зайцев. Не знаю, как это получилось, но их пути пересеклись, и они узнали, что я написал им обеим. В результате моя бывшая жена написала мне, что я… ну, в общем, сами понимаете. Так что никаких рождественских подарков в этом году. Надо было написать только одно письмо: или бывшей жене, или бывшей любовнице. Хотя в любом случае это была бы манипуляция, ведь мне еще сидеть и сидеть. Зачем морочить голову женщине. Больше не буду. Можно было просто рассказать о банкете, о жизни, без всяких любвеобильных посылов.
– Знаешь, у нас есть другая поговорка для такого случая: «За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь».
– Похоже, это про меня, – вздохнул Каранха и посмотрел с тоской на несколько коробок с остатками пиццы, – это про меня.

Я всегда удивлялся тому, что как бы ни были голодны заключенные, после банкетов всегда оставались остатки пиршества. Подобное можно сказать и об «обедах вскладчину» в церковных общинах или в профессиональных организациях и офисах. Все что-то приносят с собой и всегда остаются те самые «корзины с хлебом и рыбой» из Нового Завета. Наверное, в этом есть что-то особенное, граничащее с чудом, когда люди делятся друг с другом.

– Печальная история, – я улыбнулся и похлопал его по плечу, – но учитывая твое раскаяние и будучи наделенным властью, данной мне законом, позволяю тебе приватизировать эту коробку с пиццей. С Рождеством!
– Спасибо, я обязательно поделюсь со своим товарищем по камере, – сказал Каранха, складывая куски пиццы во внутренний карман своего тюремного бушлата, предварительно завернув их в салфетки, – обязательно поделюсь!

Последним уходил Родригес. Заключенные называли его Зорро, так как он был похож на Антонио Бандераса в молодости. Думаю, именно его внешность и вызывала расположение девушек, которые отвечали на его письма и присылали ему подарки.

Он учтиво поблагодарил меня:

– Я хочу сказать спасибо за наши занятия. Сегодня на служении я понял, что манипуляции в конечном итоге ни к чему хорошему не приводят. Я больше не буду морочить голову девушкам. Хоть это и выгодно, ведь я получил немало подарков, но неправильно. Правда, одна из них мне очень нравится, вот я и буду переписываться только с ней, но ничего не буду просить. Я бы очень хотел с ней встретиться на свободе.
– Все возможно верующему. А тебе долго еще сидеть?
– Дело в том, что я был осужден, когда мне едва исполнилось семнадцать лет. Я подпадаю под новый закон и в худшем случае отсижу еще десять лет. Мне тогда будет только тридцать три.
– А в лучшем случае?
– Лет пять, не больше.

Мы попрощались, и я закрыл дверь тюремной церкви на несколько дней с твердым намерением возобновить классы Школы лидерства сразу после Рождества, если даже такие профессиональные манипуляторы меняются на глазах. 

¹Этос - авторитет оратора или автора послания/письма/текста. Пафос - обращение к эмоциям и чувствам аудитории читателей. Логос - аргументация автора, использующего причинно-следственную связь, статистику и универсальные истины, не требующие доказательств (по крайней мере, для читателей данного письма/обращения).
²Возможно, речь идет об особом месте в римском городе, куда матери приносили нежеланных новорожденных. Последних, предположительно, забирали работорговцы, пополняя таким образом гаремы или корпуса наемных воинов.
³Дело в том, что, согласно правилам этой тюрьмы, заключенные не могли использовать свои личные сбережения для проведения банкета.

 Телеграм-канал газеты "Мирт" - https://t.me/gazetaMirt